Южноамериканская дредноутная гонка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Южноамериканская дредноутная гонка — гонка вооружений между Аргентиной, Бразилией и Чили, начавшаяся в 1907 году. Поводом к обострению военно-морского соперничества стал заказ Бразилией в Великобритании трёх дредноутов, которые на тот момент представляли собой новейший класс крупных надводных кораблей и обладали наибольшей огневой мощью. Аргентино-чилийская гонка вооружений (1887—1902 годы), совпавшая с падением бразильской монархии и общей нестабильностью в стране, поставила бразильский флот в положение, в котором он уступал соперникам и качественно, и по тоннажу. В 1904 году бразильские политики впервые поставили вопрос об усилении национального флота, преследуя общую цель вывести Бразилию в число мировых держав. В конце 1905 года были заказаны три броненосца, однако заказ был отменён в 1906 году, вскоре после того, как Великобритания построила ставший революционным «Дредноут». Вместо броненосцев на английских стапелях были заложены корпуса двух бразильских дредноутов типа «Минас Жерайс» с расчётом на постройку в будущем ещё одного.

Аргентина и Чили досрочно прекратили действие соглашения об ограничении морских вооружений, заключённого в 1902 году, и заказали по два корабля собственных типов: тип «Ривадавия» для Аргентины строили в США, чилийский тип «Альмиранте Латорре» (англ.) — в Британии. Тем временем строительство третьего бразильского дредноута — «Рио-де-Жанейро» — было отменено в пользу ещё более мощного корабля. Проект последнего несколько раз пересматривался в ходе постройки, но уже после окончательного утверждения проекта в бразильском правительстве поняли, что новый корабль будет уступать появившимся к тому времени супердредноутам. Недостроенный «Рио-де-Жанейро» был выставлен на торги и вскоре продан Османской империи. Вместо него планировали построить на верфи Армстронга супердредноут «Риачуэло», однако начавшаяся вскоре Первая мировая война помешала осуществить этот план: британские судостроители прекратили работы по иностранным заказам, сосредоточив усилия на нуждах Королевского флота. Оба чилийских дредноута были выкуплены Великобританией и вошли в состав её военного флота. Два аргентинских корабля, строившиеся в нейтральных Соединённых Штатах, были переданы заказчику в 1915 году.

Первая мировая война положила конец южноамериканской дредноутной гонке. Многочисленные послевоенные планы модернизации флотов трёх стран порой предполагали покупку дредноутов, однако ни один из таких планов не был осуществлён. Единственным исключением стала покупка Чили одного из тех двух линкоров, которые строились до войны в Великобритании по чилийскому заказу, а во время войны служили в британском Королевском флоте. Таким образом, «Альмиранте Латорре» стал единственным дредноутом, пополнившим флоты южноамериканских стран после Первой мировой войны.





Историческая справка

Аргентино-чилийский территориальный спор

Начиная с 40-х годов XIX века аргентино-чилийские отношения омрачались спором из-за Патагонии — обширной территории, расположенной на южной оконечности материка. В 1872 и 1878 годах обстановка несколько раз накалялась после того, как чилийские власти задерживали суда, имевшие аргентинскую лицензию на право действовать в водах Патагонии. В ответ Аргентина захватила в 1877 году американское судно, имевшее чилийскую лицензию. В ноябре 1878 года этот случай чуть было не привёл к войне, когда Аргентина ввела на Рио-Санта-Крус эскадру военных кораблей. Чилийцы ответили тем же, однако войны удалось избежать благодаря спешно подписанному межправительственному соглашению. Несколько следующих лет оба государства были заняты другими проблемами: Аргентина завоёвывала пустыню, а Чили воевало с Перу и Боливией за месторождения селитры. Тем не менее, к началу 1890-х Аргентина и Чили снова оказались втянуты в гонку морских вооружений[1][2].

Обе страны разместили заказы на британских верфях. В 1887 году чилийское правительство выделило 3 129 500 фунтов для флота, ядро которого в то время состояло из устаревших казематных броненосцев «Альмиранте Кохрейн» и «Бланко Энкалада», построенных в 1870-е годы. Чилийцы намеревались построить броненосец «Капитан Прат», два бронепалубных крейсера и две миноноски; кили всех кораблей заложили в 1890 году. Аргентина незамедлительно ответила на чилийский вызов, заказав постройку броненосцев «Индепенденсия» и «Либертад». Гонка не ослабевала в течение всего десятилетия — ей не помешала даже разорительная гражданская война в Чили (англ.). С 1890 по 1895 год обе соперницы продолжили заказывать новые крейсера. В 1895 году Аргентина подстегнула гонку, купив в Италии броненосный крейсер «Гарибальди». Чили ответило заказом броненосного крейсера «О’Хиггинс» и шести миноносок; Аргентина заказала в Италии ещё один крейсер, а позднее — ещё два[3].

В 1899 году страны успешно разрешили пограничный спор о Пуна-де-Атакама и временно умерили военно-морское соперничество, однако уже в 1901 году продолжили наращивать силы. Аргентина заказала в Италии два броненосных крейсера типа «Ривадавия», в ответ Чили заказала в Великобритании два броненосца типа «Конститусьон». В мае 1901 года аргентинцы подписали с итальянской фирмой «Ансальдо» договор о намерении приобрести два броненосца. Сложившаяся ситуация вызвала обеспокоенность британского правительства, так как назревавшая война угрожала обширным коммерческим интересам Британии в регионе[прим. 1]. Вскоре британские представители начали переговоры с обеими сторонами конфликта. 28 мая 1902 года были подписаны Майские пакты, предусматривавшие ограничение гонки морских вооружений: обе страны обязывались не заказывать в течение пяти лет новые корабли, не уведомив об этом другую страну за восемь месяцев. Королевский флот Великобритании приобрёл два чилийских броненосца, а японский флот — два аргентинских броненосных крейсера; строительство аргентинских броненосцев было отменено. Аргентинские броненосные крейсера «Гарибальди» и «Пуэйрредон», а также чилийский броненосец «Капитан Прат» были демилитаризованы: с кораблей сняли артиллерию[4][5][прим. 2].

Упадок и возрождение бразильского флота

Революция 1889 года, свергнувшая императора Педру II, и восстание флота в 1893—1894 годах привели к упадку военно-морских сил Бразилии[6][7][8][9]. В то же время флоты Аргентины и Чили, ограниченные заключёнными соглашениями, по-прежнему значительно превосходили бразильский флот как качественно, так и количественно, несмотря на то, что население Бразилии было в три раза больше населения Аргентины и почти в пять раз — Чили[8][10][прим. 3]. Бразильский флот был укомплектован людьми лишь на 45 % от штата, принятого в 1896 году, а самыми современными его бронированными кораблями были два небольших корабля береговой обороны, построенные в 1898 году[11][12][10].

Растущий спрос на кофе и каучуковая лихорадка начала 1900-х способствовали хорошему пополнению бразильского бюджета[10]. Одновременно с этим часть богатых бразильцев пожелала добиться для страны мирового статуса могущественной державы. Подобное положение было бы немыслимо без наличия у страны сильного флота[13][14]. В конце 1904 года Национальный конгресс Бразилии принял большую программу закупки кораблей, однако прошло ещё два года прежде, чем хотя бы один из них был заложен[14][10][9].

Политики разделились на две фракции[14]: сторонники одной желали построить небольшой флот из крупных кораблей (их поддерживала британская фирма Armstrong Whitworth)[15], сторонники другой — большой флот из небольших кораблей[14]. Поначалу вторая фракция доминировала. 30 декабря 1905 года был принят закон № 1452, согласно которому на строительство кораблей выделялись 4 214 550 фунтов, из которых 1 685 820 — в 1906 году. Последовал заказ трёх небольших броненосцев, трёх броненосных крейсеров, шести эсминцев, двенадцати миноносцев, трёх подводных лодок и двух речных мониторов[16][14][17][18]. Несмотря на отмену постройки броненосных крейсеров в целях экономии, 23 июля 1906 года морской министр заказал фирме Armstrong Whitworth постройку трёх броненосцев[19][20].

Британский посол в Бразилии был против увеличения флота даже при условии постройки его в Британии, поскольку считал, что это весьма расточительное дело приведёт к обострению ситуации в регионе и ухудшит аргентино-бразильские отношения. Американский посол также был обеспокоен ситуацией и направил в Государственный департамент США каблограмму, в которой предупредил о возможной дестабилизации обстановки и начале полномасштабной гонки морских вооружений. Президент США Теодор Рузвельт попытался дипломатическими средствами принудить Бразилию к отмене планов по увеличению флота, однако потерпел неудачу. Влиятельный барон Рио-Бланко отметил, что принятие предложений американцев было бы равносильно признанию Бразилии столь же слабой, как и Куба, новейшая конституция которой допускала вмешательство Соединённых Штатов[21]. Новый президент Бразилии, Афонсу Пена, поддержал планы по увеличению флота и заявил об этом в послании Национальному конгрессу в ноябре 1906 года. По его мнению, новые корабли должны были восполнить недавние потери флота, равно как и заменить устаревшие[22][21][23].

Начало гонки: Бразилия закладывает дредноуты

10 февраля 1906 года на британской королевской верфи в Портсмуте спустили на воду «Дредноут». Этот мощный корабль, построенный в рекордный срок, одним своим появлением сделал все броненосцы мира устаревшими. Бразильцы, узнав о «Дредноуте», отменили заказ на постройку броненосцев, которые к тому времени уже были заложены, и пересмотрели план строительства. Согласно новому плану бразильский флот должны были пополнить три дредноута (строительство третьего корабля должно было начаться после спуска первого), три крейсера-скаута (позднее заказ сократили до двух — тип «Байя»), пятнадцать эскадренных миноносцев (сократили до десяти — тип «Пара»), три подводных лодки (тип F 1) и две плавбазы подводных лодок (построена только одна — «Сеара»)[24][25]. Обновлённый план получил широкую поддержку в прессе и политических кругах; Сенат принял его почти единогласно. Морское министерство, которое в то время возглавлял сторонник больших кораблей Александрино Фариу де Аленсар, отнеслось к изменениям столь же благосклонно[24][26]. Кроме того, стоимость новой морской программы не выходила за рамки утверждённого бюджета, поскольку увеличение тоннажа компенсировалось отказом от постройки броненосных крейсеров и уменьшением количества эсминцев[22]. Заложенные ранее броненосцы начали разбирать на стапеле 7 января 1907 года, а проект трёх дредноутов был утверждён 20 февраля[27]. Уже в марте газеты сообщили о заказе кораблей[28][29][30], однако на деле заказ на три дредноута и два крейсера был размещён в августе 1907 года[31][32]. Оплата строительства проводилась через банковский дом Ротшильдов, ради собственных коммерческих интересов выступавший активным лоббистом постройки дредноутов[33].

Заказ Бразилией кораблей, о которых современники говорили как о «самых мощных в мире», совпал с аналогичными заказами, сделанными другими государствами[34]. Бразилия стала третьей страной, заложившей дредноуты. Первой была Великобритания, построившая «Дредноут» и заложившая корабли типа «Беллерофон», второй — США, строившие дредноуты типа «Саут Кэролайна». Для Бразилии это означало, что она опередила такие морские державы, как Франция, Германская империя, Российская империя и Япония[35][36][12]. Дредноуты быстро обрели престижный статус — заказ и постройка таких кораблей повышали международный престиж государства[37][38][39].

Газеты и журналы всего мира писали о том, что Бразилия, не игравшая ранее заметной геополитической роли, — всего лишь посредник, который продаст построенные корабли другому государству[40]. Многие американские, английские и немецкие публикации утверждали, что корабли будут выкуплены Великобританией, Японией, Германской империей или США[41].

По другую сторону океана Великобритания и Германская империя уже были вовлечены в полномасштабную гонку военно-морских вооружений. Члены британской Палаты общин были обеспокоены тем, кому достанутся бразильские дредноуты, хотя Адмиралтейство уверяло, что не верит в продажу кораблей. В середине июля и сентябре 1908 года Палата общин рассматривала возможность выкупить корабли и ввести их в состав Королевского флота, тем самым воспрепятствовав их возможной продаже третьей стране, что могло бы нарушить план по поддержанию «двухдержавного стандарта». Палату общин не успокоили заявления Бразилии, дважды — в марте и конце июля — категорически отрицавшей будущую продажу кораблей[42]. В марте 1909 года первый лорд Адмиралтейства Джон МакКенна заявил, что Германия увеличила свою морскую программу и к 1911 году построит тринадцать дредноутов — на четыре больше запланированных ранее. Это заявление вызвало в прессе и парламенте призыв строить ещё больше дредноутов. Вопрос о покупке бразильских кораблей вновь встал на повестку дня, однако МакКенна официально заявил, что Адмиралтейство не планирует покупать их[43]. Кроме того, Первый лорд отметил, что продажа дредноутов третьей стране не будет иметь особого значения, так как «имеющееся у нас в 1909—1910 годах превосходство в силах столь велико, что не вызывает опасений у членов Комитета Адмиралтейства»[44]. МакКенна также отметил, что по некоторым характеристикам бразильские корабли уступают «Дредноуту»: в частности, это относится к толщине брони и защищённости машинной установки[33].

Ответные действия

Аргентина

Бразильская морская программа встревожила правительства Аргентины и Чили: обе страны досрочно вышли из соглашения 1902 года[45][8]. В ноябре 1906 года аргентинский министр иностранных дел Мануэль Аугусто Монтес де Ока заявил, что любой из новых бразильских кораблей способен потопить весь аргентинский или чилийский флот[46]. Столичная газета La Prensa повторила это заявление. Несмотря на кажущееся преувеличение, это заявление — сделанное, впрочем, ещё до отмены заказа броненосцев в пользу дредноутов — было отчасти правдой: по крайней мере в 1910 году бразильские дредноуты были сильнее любого корабля в мире, не говоря уже о тех, что служили во флотах Аргентины и Чили[47][48]. Сменивший де Оку на посту министра Эстанислао Себальос также был обеспокоен ростом могущества бразильского флота. В июне 1908 года министр представил Конгрессу Аргентины план, согласно которому Бразилии предлагалось передать один из недостроенных дредноутов Аргентине. Это позволило бы уравнять силы флотов обеих стран. В случае отказа Аргентина должна была вручить ультиматум: невыполнение требования в течение восьми дней приведёт к началу вторжения аргентинской армии в Рио-де-Жанейро. К несчастью для Себальоса, его план просочился в прессу и вызвал скандал, приведший к отставке министра[49].

Аргентинское правительство также было обеспокоено судьбой внешней торговли: блокада бразильскими кораблями устья Ла-Платы нанесла бы значительный ущерб экономике страны[50].

И Аргентина, и Чили испытывали трудности с финансированием постройки дредноутов. Несмотря на то, что правившая в Аргентине Национальная автономистская партия поддерживала покупку линкоров, правительство поначалу столкнулось со стойким неприятием обществом столь значительных расходов[21]. Развернувшаяся в прессе кампания в поддержку дредноутов и вновь обострившиеся территориальные споры в конечном итоге убедили общество в необходимости иметь собственные дредноуты[21][51]. Президент Аргентины Хосе Фигейроа Алькорта попытался смягчить обстановку, направив заявление в адрес Бразилии, в котором предостерегал её от развязывания гонки морских вооружений, неминуемой в случае сохранения существовавшего курса бразильской политики. Бразильское правительство в ответном послании заявило, что корабли строятся взамен устаревших, и несколько раз подчеркнуло, что они не предназначены для агрессии против Аргентины[52][53]. В августе проект закона, позволявшего флоту купить три дредноута, прошёл рассмотрение Палатой депутатов Аргентины и был принят семьюдесятью двумя голосами против тринадцати[54]. В ноябре закон был рассмотрен и отклонён Сенатом, поскольку в то время была предпринята последняя попытка купить у Бразилии один из строящихся линкоров[55]. Бразильское правительство ответило отказом, после чего закон был вновь передан в Сенат и принят 17 декабря 1908 года сорока девятью голосами против тринадцати. Социалисты проголосовали против закона, поскольку считали, что столь значительные суммы следовало бы потратить на увеличение народонаселения и другие насущные нужды государства[56].

Аргентина направила в Европу военно-морскую делегацию, которой было поручено провести переговоры с производителями вооружений[21]. На участие в объявленном конкурсе согласились пятнадцать компаний из США, Великобритании, Германии, Италии и Франции. Аргентинская делегация дважды отвергала предложенные проекты, всякий раз отбирая лучшие идеи для новой версии требований[57]. Причиной отмены первых проектов стала закладка в Великобритании первого «супердредноута» — «Орион»[58]. Такое ведение конкурса разозлило судостроителей, поскольку участие в нём требовало немалых затрат времени и денег, кроме того, они считали, что действия аргентинцев способствуют нарушению коммерческой тайны[57][59].

Американская компания Fore River Shipyard, предложившая наименьшую цену, получила контракт на постройку. Американцы, имевшие доступ к дешёвому металлу, назначили столь низкую цену, что дали повод для обвинений в демпинге[60][61]. Сделанный аргентинцами выбор ещё больше разозлил европейских судостроителей, ранее не считавших американцев серьёзными соперниками. Для смягчения ситуации Аргентина разместила в Великобритании, Франции и Германии заказы на постройку двенадцати эсминцев.

Аргентинский контракт предусматривал постройку ещё одного дредноута в случае, если бразильцы осуществят первоначальный план и построят свой третий линкор. Влиятельные газеты La Prensa и La Argentina начали шумную кампанию в поддержку постройки третьего корабля, последняя даже начала сбор денег по подписке[62]. 31 декабря 1910 года правительство Аргентины высказалось против строительства третьего корабля[63], так как на должность президента Аргентины был избран Роке Саэнс Пенья, известный страстным желанием покончить с гонкой вооружений[64]. Кроме того, постройку третьего бразильского дредноута уже отменяли несколько раз[65].

Чили

В то время как Аргентину беспокоило усиление Бразилии, Чили желало ответить на усиление флота Перу, недавно заказавшего крейсера типа «Альмиранте Грау»[66]. Чилийское правительство поначалу было вынуждено отложить осуществление морской программы. Виной тому были экономическая депрессия, вызванная разрушительным землетрясением в Вальпараисо в 1906 году, и падение цен на селитру в 1907 году. Тем не менее, экономических проблем оказалось недостаточно для отказа от дредноутной гонки с традиционным противником — Аргентиной[67]. Деньги на морскую программу были собраны в 1910 году[68]. Чилийцы получили несколько предложений от судостроительных фирм, однако повсеместно бытовало мнение, что контракт достанется британцам. Так, военно-морской атташе Британии в Чили сообщал, что лишь революция не позволит Великобритании заполучить этот контракт. Чилийский флот имел тесные связи с британским ещё с 1830-х годов, когда чилийские офицеры начали служить на британских кораблях, желая получить хорошую выучку. В 1911 году Чили запросило Великобританию о присылке военно-морской миссии, что ещё больше укрепило связи между двумя странами[69]. Тем не менее, США и Германия попытались переломить ситуацию в свою пользу, направив корабли с дружественными визитами в чилийские порты, но успеха не достигли. 25 июля 1911 года контракт получила британская фирма Armstrong Whitworth[70].

Прочие южноамериканские государства

Прочие государства региона оказались не в состоянии вступить в гонку вооружений. Так, четвёртый по размеру флот Перу был ослаблен Второй тихоокеанской войной (1879—1883) и с тех пор пребывал в упадке. Единственными новыми кораблями, пополнившими ВМС Перу, были крейсера-скауты «Альмиранте Грау» и «Коронель Болоньези», вступившие в строй в 1906 и 1907 годах соответственно. Во Франции были заказаны две подводные лодки и эсминец. Перуанский флот не имел опыта эксплуатации современных кораблей, не говоря уже об дредноутах, и потому был далёк от участия в гонке вооружений. Перу решило купить у Франции устаревший крейсер «Дюпюи-де-Лом» и даже заплатило несколько взносов за него, однако через некоторое время прекратило платежи вовсе. Остальные страны не обладали современными крупными надводными кораблями, хотя и закупили в то же время несколько небольших. Так, ВМС Уругвая приобрели в 1910 году канонерскую лодку водоизмещением 1400 тонн, а ВМС Венесуэлы приобрели у США в 1912 году бывший испанский бронепалубный крейсер «Марискаль Сукре». ВМС Эквадора пополнили флот чилийским миноносцем в дополнение к уже имевшимся авизо (оба по 800 тонн), двум небольшим пароходам и небольшому кораблю береговой охраны[71][72][73][74].

Строительство и испытания южноамериканских дредноутов

Бразильский «Минас Жерайс», головной корабль типа, заложили на верфи Армстронга 17 апреля 1907 года. Тринадцать дней спустя на верфи Виккерса был заложен однотипный «Сан-Паулу». Спуск корпуса «Минас Жерайс» на воду задержался на четыре недели — до 10 сентября 1908 года — из-за забастовки на верфи. «Сан-Паулу» спустили 19 апреля 1909 года[75]. Оба корабля при большом стечении народа прошли церемонию крещения; ритуал провела жена бразильского посла в Великобритании[76]. По завершении достройки и всех испытаний корабли передали Бразилии: «Минас Жерайс» — 5 января 1910 года[77], «Сан-Паулу» — в июле[78].

Аргентинский дредноут «Ривадавия» строила верфь Fore River в Массачусетсе, а субконтракт на постройку «Морено» получила фирма New York Shipbuilding Corporation из Нью-Джерси[57]. Почти весь стальной прокат поставила фирма Bethlehem Steel из Пенсильвании[79]. «Ривадавию» заложили 25 мая 1910 года — спустя ровно сто лет со дня формирования первого аргентинского правительства, Первой хунты — и спустили 26 августа 1911 года[80]. «Морено» был заложен 10 июля 1910 года и спущен на воду 23 сентября 1911 года[81]. Строительство обоих кораблей заняло больше времени, чем обычно, а испытания также несколько раз затягивались после повреждения одной из паровых турбин «Ривадавии» и поломки турбины «Морено»[82]. Официально постройка кораблей была закончена в декабре 1914 года и феврале 1915 года соответственно[83]. Плавание «Морено» в Аргентину не обошлось без происшествий: дредноут дважды садился на мель и потопил баржу[84].

Чилийский «Альмиранте Латорре» спустили на воду 27 ноября 1913 года[85][86]. После начала мировой войны в августе 1914 года работы на линкоре остановились. 9 сентября корабль был выкуплен Великобританией согласно рекомендации Кабинета министров Великобритании, сделанной четырьмя днями ранее[87]. Благодаря нейтрально-дружелюбному статусу Чили, а также нужде британской военной промышленности в чилийской селитре[88], корабль не был взят силой как два других дредноута, строившихся для Османской империи, — «Решадие» и «Султан Осман I» (экс-«Рио-де-Жанейро»). Бывший чилийский дредноут — на тот момент крупнейший корабль, построенный на верфи Армстронга, — завершили постройкой 30 сентября 1915 года, а 15 октября включили в состав Королевского флота, где он и служил всю войну[89]. Работа над вторым дредноутом — «Альмиранте Кохрейн» — была остановлена с началом войны. 28 февраля 1918 года Британия выкупила недостроенный корпус, желая завершить корабль как авианосец, поскольку на тот момент это был единственный имевшийся корпус, который можно было использовать для этой цели без значительных переделок. Низкий приоритет строительства и трения с рабочими привели к тому, что авианосец был достроен только в 1924 году, после чего вошёл в состав британского флота как HMS Eagle[90].

Третий этап гонки: ещё один бразильский дредноут

После спуска на воду первого дредноута («Минас Жерайс») бразильское правительство начало широкую кампанию по отказу от строительства третьего корабля. На то были как политические причины — отношения с Аргентиной потеплели — так и экономические. После долгих переговоров с компанией Armstrong, желавшей сохранить заказ на третий корабль, правительство Бразилии смягчило позицию, поскольку низкая ставка по долгосрочным ценным бумагам позволяла собрать нужную сумму. В марте 1910 года «Рио-де-Жанейро» был заложен в первый раз[91].

В мае того же года бразильцы попросили верфь остановить постройку корабля и разработать несколько вариантов нового проекта, который должен был содержать передовые решения, появившиеся в новейших супердредноутах. В то время представителем Армстронга в Бразилии был Юстас Теннисон д’Эйнкуорт — будущий главный строитель Королевского флота Великобритании. Энциклопедия «Британника» за 1911 год описывала этот проект так: наибольшая длина корабля составляет 655 футов (200 метров), водоизмещение — 33 000 тонн, главный калибр — двенадцать 14-дюймовых орудий, стоимость — 3 000 000 фунтов стерлингов. В последующие месяцы по просьбе бразильцев было внесено множество изменений, что задержало подписание контракта до 10 октября 1910 года. Закладку киля также пришлось перенести из-за забастовки рабочих. В то же самое время морским министром Бразилии вместо де Аленкара был назначен Маркес Леано — важное изменение, поскольку по условиям контракта проект должен быть одобрен морским министром. И снова флот разделился на два лагеря: сторонники нового министра ратовали за 12-дюймовые орудия главного калибра, а сторонники ушедшего министра и глава бразильской миссии в Британии де Басселлар желали вооружить корабль как можно более мощной артиллерией. Так, проект де Басселлара предполагал восемь 16-дюймовых орудий, шесть 9,4-дюймовых и четырнадцать 6-дюймовых[92].

Д’Эйнкуорт, вернувшийся в Англию в октябре сразу после подписания контракта, в марте 1911 года вновь прибыл в Бразилию для демонстрации новых вариантов проекта. Армстронг предполагал, что верх возьмёт вторая партия, и потому снабдил д’Эйнкуорта всем необходимым для работы над вариантом де Басселлара. В середине марта источник в правительстве Бразилии сообщил д’Эйнкуорту, что недавно избранный президент Фонсека поручил морскому министру отказаться от проекта с 14-дюймовыми орудиями в пользу корабля меньших размеров[93]. Решение президента основывалось не только на мнении морского министра, но также на необходимости учитывать несколько важных проблем, вставших перед ним в то время. Важнейшей из них были последствия недавнего мятежа на флоте, охватившего новые линкоры. Кроме того, большие расходы на постройку корабля усугублялись ухудшением экономики на фоне роста государственного долга и дефицита бюджета. К 1913 году внешний и внутренний долги должны были составить, соответственно, 500 и 335 миллионов долларов[94][95].

Ввиду сложившейся политической ситуации д’Эйнкуорт, вероятно, отказался от представления проектов с 16-дюймовыми орудиями. На заседаниях с морским министром обсуждался проект линкора с десятью 12-дюймовыми орудиями, размещёнными вдоль диаметральной плоскости, однако был отклонён в пользу проекта с не менее чем четырнадцатью 12-дюймовыми орудиями. Исследователь Дэйвид Топлисс полагает, что такой выбор диктовался политическими соображениями: морской министр не мог одобрить постройку корабля, казавшегося слабее «Минас-Жерайса». А раз нельзя было поставить орудия большего калибра, то оставалось лишь увеличить количество 12-дюймовых[96].

После череды изменений и согласований стороны подписали 3 июня 1911 года контракт на постройку дредноута с четырнадцатью 12-дюймовыми орудиями. Контрактная стоимость корабля составила 2 675 000 фунтов. 14 сентября киль «Рио-де-Жанейро» заложили в четвёртый раз. Вскоре бразильское правительство вновь пересмотрело ранее принятое решение[97]. В середине 1912 года на стапелях мировых держав уже строились супердредноуты с 14-дюймовой артиллерией, и новый бразильский линкор уступал им[98]. Ситуацию вокруг третьего дредноута усугублял экономический спад в Европе, вызванный Второй балканской войной: Бразилия уже не могла рассчитывать на европейские займы. Экспорт кофе и каучука также упал, в последнем случае Бразилия потеряла монопольное положение из-за сильной конкуренции со стороны английских каучуковых плантаций на Дальнем Востоке. Цена на кофе упала на 20 %, понизив экспорт на 12,5 % в период между 1912 и 1913 годами, в эти же годы экспорт каучука снизился на 25 и 36,6 % соответственно[99].

Армстронг рассматривал проект по замене 12-дюймовых орудий на семь 15-дюймовых, однако бразильское правительство к тому времени, видимо, уже решило продать корабль. В сложившейся перед Первой мировой войной напряжённой обстановке интерес к покупке кораблей проявили Россия, Италия, Греция и Османская империя. Русские вскоре отказались от этой идеи. Италия была близка к покупке, однако в торги вмешалась Франция, желавшая оказать Греции помощь в покупке корабля и тем самым не допустить его появления во флоте Италии — своего главного противника на Средиземном море. Греки согласились выплатить требуемую сумму плюс сверх неё ещё 50 000 фунтов, однако в то время, пока они собирали деньги для первого взноса, Османская империя получила контракт, заняв деньги у парижского банкира Перера, неподконтрольного правительству Франции[100][прим. 4]. Бразилия приняла турецкое предложение, и 29 сентября 1913 года корабль был продан «как есть» за 1 200 000 фунтов[101]. Согласно контракту, достройка корабля была оценена в 2 340 000 фунтов[102]. Турки переименовали корабль в «Султан Осман I». В начале Первой мировой войны Великобритания реквизировала корабль и ввела его в состав Королевского флота как HMS Agincourt[103].

В октябре 1912 года правительство Аргентины одобрило постройку третьего корабля в случае, если бразильцы достроят «Рио-де-Жанейро». Тем не менее, третий аргентинский линкор так никогда и не был построен и не получил имени[104].

Конец гонки

«Восстание плетей»

В конце ноября 1910 года в Рио-де-Жанейро вспыхнуло крупное восстание, позднее прозванное «Восстанием плетей» (порт. Revolta da Chibata). Корни восстания крылись в расовом составе бразильского флота: большинство матросов и унтер-офицеров были неграми или мулатами, в то время как офицеры были преимущественно белыми[105]. Барон Рио-Бланко заметил, что «пополняя морскую пехоту и флот, мы принимаем на борт отбросы наших городов, негодных люмпенов, не имеющих никакой подготовки. Бывшие рабы или их сыновья — вот из кого набраны наши команды, большинство этих людей негры или темнокожие мулаты»[106][107]. Принудительный набор и широкое применение порки при малейшей провинности создавали напряжённость между нижними чинами и офицерами. Матросы «Минас Жерайса» планировали выступить в 1910 году. Вожаком восстания был избран опытный матрос Жуан Кандиду Фелизберту. Срок начала восстания несколько раз переносился из-за разногласий среди заговорщиков. Так, на сходке 13 ноября часть заговорщиков настаивала на выступлении в день инаугурации нового президента (15 ноября), однако один из лидеров восстания Франсиску Диас Мартинс убедил собравшихся в том, что в этом случае восстание будет выглядеть угрозой всей политической системе. Повод к немедленному восстанию появился 21 ноября 1910 года, после того как чернокожий матрос Марселину Родригес Менезис получил за неповиновение жесточайшее наказание в 250 плетей[108][109]. Очевидец Жозе Карлус ди Карвалью, бывший капитан флота, заметил, что спина матроса была похожа на рассечённую кефаль, готовую к посолке[110].

Около десяти часов вечера 22 ноября восстал «Минас Жерайс». Вскоре восстали «Сан-Паулу», новейший крейсер «Байя» и двадцатиоднолетний корабль береговой обороны «Диодору». Восставшие корабли представляли собой наиболее современные и мощные единицы флота. Три из них вошли в его состав чуть более месяца назад. Восстала примерно половина моряков, находившихся в Рио-де-Жанейро (2379), в то время как оставшиеся 2630 не восстали, однако их лояльность вызывала у офицеров опасения. Фелизберту с товарищами выступали за прекращение «рабства на флоте», и в особенности — против порки, запрещённой во флотах западных держав. Офицеры и президент были против амнистии восставших и строили планы атаки кораблей, однако за амнистию выступили многие законодатели. В течение трёх дней обе палаты Национального Конгресса, ведомые влиятельным политиком Руем Барбозой, приняли амнистию всем участникам восстания и запретили порку на флоте[111][112].

После завершения восстания власти обезоружили корабли, сняв с орудий затворы. Восстание и вызванная им слабость флота, неспособного действовать из опасения новых беспорядков, побудили многих влиятельных бразильцев, среди которых были президент, известные политики вроде Барбозы и барона де Рио-Бранко и редакторы газет, поднять вопрос о полезности новых кораблей и целесообразности их продажи другому государству[113]. Британский посол Хаггард был весьма удивлён столь решительному изменению взглядов барона Рио-Бланко: «Какое чудесное превращение в человеке, добивавшемся покупки и считавшем её вершиной своей политики»[114].

Президент и кабинет решили, что продажа построенных кораблей негативно скажется на внутренней политике государства, хотя, как все признавали, желательно заменить дорогие крупные корабли на множество небольших, способных действовать на многочисленных бразильских реках[114]. Корабли остались в составе бразильского флота, однако восстание выявило его истинную боеготовность. Так, агент Армстронга сообщал, что корабли находятся в плохом состоянии, ржавчина покрыла башни и паровые котлы. Ремонт, по его подсчётам, обошёлся бы казне в 700 000 фунтов[114]. Британский посол сообщал, что «эти корабли абсолютно бесполезны для Бразилии»[115][прим. 5]. Несмотря на отказ правительства продать корабли типа «Минас Жерайс», эта цепь событий, а также смерть барона Рио-Бланко в 1912 году стали одними из главных факторов продажи «Рио-де-Жанейро». Решение было принято, вероятно, в январе или не позднее сентября 1913 года[115][116].

«Риачуэло»

После продажи «Рио-де-Жанейро» туркам бразильское правительство запросило фирмы «Армстронг» и «Виккерс» подготовить проекты нового корабля. На рассмотрение были представлены 14 проектов: шесть фирмы «Виккерс» (декабрь 1913 года — март 1914) и восемь фирмы «Армстронг» (февраль 1914 года). Проекты «Виккерса» предусматривали от восьми до десяти 15-дюймовых орудий, скорость хода в 20—22 узла, водоизмещение от 26 500 тонн до 30 000 тонн. Менее дорогие варианты предусматривали смешанное питание котлов, более дорогие — полностью нефтяное. Фирма «Армстронг» взяла два базовых проекта — с восемью или десятью 15-дюймовыми орудиями — и на их основе предложила несколько вариантов, различавшихся скоростью и вооружением[117]. Бразильское правительство выбрало первый из вариантов «Армстронга» с восемью орудиями, обозначенный Design 781, по характеристикам подобный строившимся Великобританией линейным кораблям типов «Куин Элизабет» и «Ривендж»[117][118].

12 мая 1914 года с фирмой «Армстронг» был подписан контракт на постройку линкора на верфи в Эльсвике[117]. Корабль получил имя «Риачуэло» (порт. Riachuelo). Верфь успела выполнить часть подготовительных работ, однако начавшаяся вскоре мировая война помешала закладке киля, и корабль так никогда и не был построен[117].

Попытки продать линкоры

Известие о продаже бразильского линкора побудило правительство Аргентины прислушаться к общественному мнению, желавшему продать аргентинские корабли, и начать искать покупателя. Деньги, вырученные от продажи, должны были быть направлены на внутренние нужды страны. В середине 1914 года в Аргентинский национальный конгресс были направлены три варианта закона о продаже кораблей, однако все они были отклонены. Великобритания и Германия были обеспокоены возможностью усиления флотов своих противников, поскольку интерес к покупке кораблей проявили Россия, Австро-Венгрия, Османская империя и Греция; последняя желала купить линкоры в противовес «Рио-де-Жанейро», купленному турками[119]. В конце апреля 1913 года американская New York Tribune сообщила, что Аргентина отклонила предложение о продаже «Морено» за 17,5 миллионов долларов, даже несмотря на то, что эта сделка сулила аргентинцам прибыль, превышавшую расходы на постройку корабля (12 миллионов)[120]. Соединённые Штаты были обеспокоены несоблюдением их нейтралитета и возможностью утечки технологий в другие страны и потому начали оказывать на правительство Аргентины дипломатическое давление, желая помешать продаже кораблей[121]. В начале ноября 1913 года New-York Tribune сообщила своим читателям о том, что Греция смогла договорится с Чили о покупке одного из линкоров в противовес турецкому «Султану Осману I»[122], в мае и июне эту информацию подтвердил ежемесячный военно-морской журнал Proceedings; однако, несмотря на достигнутые соглашения, сделка между Чили и Грецией не состоялась[63].

Во всех южноамериканских странах, вовлечённых в дредноутную гонку, росли настроения продать дорогие корабли, а вырученные деньги направить на внутренние нужды[63]. Стоимость кораблей справедливо оценивалась как чрезвычайно большая. Так, вскоре после заказа на корабли типа «Минас Жерайс» одна из бразильских газет подсчитала, что на запрошенные строителями деньги можно было построить 3125 миль железных дорог или 30 300 крестьянских усадеб. Историк флота Роберт Шейна подсчитал, что линкоры обошлись Бразилии в 6 110 000 фунтов, не считая 605 520 фунтов на боеприпасы и ещё 832 000, вложенных в модернизацию доков. В первые шесть лет службы на обслуживание кораблей была потрачена сумма, равная 60 % от первоначальной стоимости их постройки[123]. Два аргентинских линкора обошлись стране в 20 % её годового бюджета, не считая затрат на обслуживание[124]. Историк Роберт Масси округлил траты каждой из стран до четверти годового дохода[125].

Националистические настроения, подстегнувшие гонку вооружений, в условиях ухудшающейся экономики сменились неприятием обществами трёх стран столь больших трат. Люди полагали, что деньги следует тратить на более важные дела[63]. Посол США в Чили Генри Флетчер так прокомментировал ситуацию: «С начала гонки вооружений в 1910 году финансовые условия, и тогда не блистательные, стали ещё хуже; когда же пришло время платить, жителям трёх стран стало ясно, что деньги им нужнее линкоров»[63].

Морские программы южноамериканских стран после Первой мировой войны

«Минас Жерайс» в 1910 году
«Минас Жерайс» после первой модернизации. Палуба и башни укрыты навесами от солнца.
«Минас Жерайс» в 1942 году. В ходе второй модернизации 18 угольных котлов заменили на 6 новых нефтяных, что позволило убрать вторую дымовую трубу

Прерванная Первой мировой войной южноамериканская гонка морских вооружений более не возобновлялась, однако после окончания войны правительства Аргентины, Бразилии и Чили планировали увеличение и модернизацию своих флотов.

Бразилия

Бразилия в период с 1918 по 1925 год модернизировала «Минас Жерайс» и «Сан-Паулу», а также два крейсера, построенные по программе 1904 года, — «Байю» и «Рио-гранде ду Сул»[126]. Модернизация была необходима, поскольку состояние кораблей было неудовлетворительным. Техническое состояние дредноутов более-менее соответствовало требованиям, однако артиллерии кораблей требовалась современная система управления огнём. Состояние крейсеров оценивалось флотом как «плохое»: они с трудом развивали 18 узлов (33 км/ч)[127]. В 20-е и 30-е годы существовали и другие планы по увеличению бразильского флота, однако все они были урезаны. В 1924 году возник весьма умеренный план постройки нескольких современных кораблей (тяжёлый крейсер и пять подводных лодок). В том же году американская военно-морская миссия, присланная в Бразилию по просьбе правительства, предложила план по увеличению флота на 151 000 тонн. Из них 70 000 тонн приходились на линкоры, 60 000 — на крейсера, 15 000 — на эсминцы. Государственный департамент США, возглавляемый в то время Чарльзом Эвансом Хьюзом, выступил против этого плана, поскольку являлся одним из инициаторов Вашингтонского морского соглашения и не желал возобновления гонки вооружений. По новому плану бразильцы построили в Италии подводную лодку «Умаита» (порт. Humaytá)[126][128][129].

В 1931—1938 годах «Минас Жерайс» прошёл вторую модернизацию на военно-морской верфи в Рио-де-Жанейро[130][131]. Состояние «Сан-Паулу» было настолько плачевным, что его модернизацию сочли экономически неэффективной[132][133]. В эти же годы правительство Бразилии рассматривало возможность купить у ВМС США несколько крейсеров, однако сделке помешали ограничения Вашингтонского и Лондонского договоров, запрещавших продажу построенных кораблей другим странам. Помимо крейсеров бразильцы хотели закупить в США несколько эсминцев, однако в итоге заказ на постройку шести кораблей был размещён в Великобритании. В период между двумя мировыми войнами появился план арендовать в США шесть эсминцев, однако он был отклонён из-за сильного противодействия американских и международных организаций[134]. Бразилия заложила на своих верфях три эсминца типа «Марсилио Диас», созданные по образцу американского типа «Мэхэн», и шесть минных заградителей. Все корабли были спущены на воду в 1939—1941 годах, однако их постройка требовала иностранной технической помощи, которая была прервана Второй мировой войной. Все девять кораблей были достроены в 1944 году[135].

Аргентина

Аргентина, нацелившаяся на возвращение военно-морского превосходства в регионе, направила «Ривадавию» и «Морено» на модернизацию в США в 1924 и 1926 годах соответственно. Кроме того, была принята и реализована большая морская программа. Были построены[136]:

Чили

В 1919 году правительство Чили начало подыскивать корабли для усиления национального флота, и Великобритания охотно предложила корабли, ставшие ненужными после окончания Первой мировой войны. Соседи чилийцев были встревожены: попытка Чили создать сильнейший в регионе флот могла дестабилизировать обстановку и привести к новой гонке вооружений[129]. Чили запросило «Канаду» и авианосец «Игл», строившиеся перед войной по чилийскому заказу, однако стоимость переделки «Игла» обратно в линкор оказалась чрезмерной[90][137]. В качестве замены рассматривались два уцелевших линейных крейсера типа «Инвинсибл», однако утечка секретной информации о возможной их покупке вызвала в Чили скандал, поднявший вопрос о сомнительной ценности этих кораблей[138]. В итоге в апреле 1920 года были куплены линкор «Канада» и четыре эсминца. Все пять были заказаны Чили в Великобритании ещё до 1914 года и с началом войны были выкуплены Великобританией для своего флота[129]. Корабли обошлись чилийцам сравнительно дёшево: так, за «Канаду» был заплачен миллион фунтов стерлингов, что составило менее половины тех денег, которые в своё время были запрошены за постройку линкора[139]. В течение следующих семи лет Чили продолжило закупать корабли в Великобритании. В их числе были шесть эсминцев типа «Серрано» и три подводные лодки типа «О’Брайен»[140]. В 1929—1931 годах «Альмиранте Латорре» прошёл модернизацию на британской королевской верфи в Девонпорте[141]. В 1930-х годах линкор фактически стоял на приколе, виной чему были экономическая депрессия и крупный мятеж чилийского флота[142][143]. В конце 1930-х годов правительство Чили вынашивало план постройки крейсера водоизмещением 8700 тонн на английской, итальянской, немецкой или шведской верфи, однако до заказа дело не дошло. Ещё одному плану, предполагавшему покупку двух небольших крейсеров, помешала Вторая мировая война[144]. Вскоре после атаки Пёрл-Харбора США предложили Чили купить «Альмиранте Латорре», два эсминца и базу подводных лодок, однако предложение было отклонено[144][145].

Вторая мировая война и послевоенные годы

С началом Второй мировой войны три ведущих государства Южной Америки лишились возможности покупать корабли в Европе и США, поскольку основные морские державы были втянуты в войну, но после её завершения многие американские и британские корабли оказались ненужными. Прошедшая война стала закатом эпохи линкоров, и южноамериканские государства проявили интерес к покупке крейсеров, эсминцев и подводных лодок, однако по политическим причинам не смогли приобрести ничего крупнее корветов типа «Флауэр» и фрегатов типа «Ривер». Более крупные корабли начали поступать после того, как мир погрузился в атмосферу «красной угрозы». Так, в январе 1951 года в рамках «Договора о взаимном обеспечении безопасности» Аргентине, Бразилии и Чили были проданы шесть американских лёгких крейсеров.

Пополнение флотов относительно современными кораблями привело к тому, что все южноамериканские дредноуты вскоре были отправлены на слом. Первыми были списаны бразильские корабли. «Сан-Паулу» был продан на слом в 1951 году, однако затонул в шторм севернее Азорских островов при буксировке к месту утилизации[146]. «Минас Жерайс» продали на слом два года спустя, и в 1954 году он был разобран в Генуе[147]. Аргентинского «Ривадавию» разобрали в Италии в 1959 году, а «Морено» — в Японии в 1957 году[148]. Чилийский «Альмиранте Латорре», стоявший на приколе с 1951 года, в 1959 году также был разобран в Японии[141].

Историография

Историография, посвящённая южноамериканской дредноутной гонке, относительно мала как по количеству книг, так и по раскрытию темы. Всё вышесказанное справедливо и для англоязычной, и для русскоязычной историографии. Исторические труды, посвящённые Латинской Америке, редко затрагивают эту тему, в то время как авторы книг по военно-морской истории начала XX века часто вовсе не упоминают вопрос, предпочитая писать об индустриально развитых странах, особенно — об англо-германском морском соперничестве. В тех немногих англоязычных и русскоязычных работах, которые затрагивают вопрос, авторы чаще делают акцент на самих кораблях, нежели на более узких темах: влиянии дредноутов на обстановку в регионе и событиях Восстания плетей. Те немногие авторы, кто рассматривал вопрос глубоко, полагают, что гонка не оказала сколь-нибудь значительного влияния на обстановку в мире ввиду большого числа построенных другими странами дредноутов, вместо этого южноамериканские корабли дестабилизировали ситуацию в собственном регионе.

Сьюард Ливермор из Брауновского университета писал о гонке спустя 30 лет после её завершения, рассматривая с американской точки зрения аргентинский заказ, роль правительства США в его получении, попытки получить чилийский заказ. Ливермор относился к гонке слегка критически из-за оказанного ею дестабилизирующего влияния на регион:

Международные оружейные компании внесли весьма сомнительный вклад в дело налаживания более тесного сотрудничества и взаимопонимания между полушариями. Продажа военных материалов небольшим, но гордым народам была чревата слишком многими неприятными и непредсказуемыми последствиями. «Дипломатия броненосцев» была новинкой американской государственной политики, однако, несмотря на некоторые успехи, в конечном итоге оказалась большим разочарованием.

Британский историк Ричард Хау (англ. Richard Hough) в опубликованной в 1966 году книге отмечал высокую стоимость дредноутов и недоумевал, как южноамериканским политикам пришло в голову купить эти корабли, не говоря уже о том, чтобы содержать их потом долгие годы. Хау задавался вопросом об истинных целях покупки бразильских кораблей, поскольку считал, что в то время отношения Бразилии с Аргентиной и Чили были достаточно хорошими. По мнению историка, единственными победителями в гонке стали оружейные компании, участвовавшие в постройке кораблей[149].

Латиноамериканский историк Роберт Шейна (англ. Robert Scheina) посвятил дредноутной гонке главу в своей книге Latin America: A Naval History, 1810—1987, опубликованной в 1987 году. Эта работа стала одной из первых попыток всестороннего рассмотрения латиноамериканской военно-морской истории, однако в то же время подверглась критике за попытку объять слишком многое. Описание дредноутной гонки соседствовало с обширным изложением не столь давних событий, заняв лишь семь страниц против пятидесяти пяти[150]. Шейна завершил главу небольшим заключением, в котором упомянул «уроки», полученные тремя странами. Подобно Хау, Шейна отметил непомерно высокую стоимость кораблей. Кроме того, Шейна отмечал, что боевая ценность южноамериканских дредноутов падала по мере того, как морские державы вводили в строй новые и более совершенные корабли. Наконец, историк упомянул о положительном международном эффекте, вылившемся в форму военных союзов, однако этот эффект также уменьшался по мере ввода в строй более современных линейных кораблей[151].

Джонатан Грант (англ. Jonathan A. Grant) изучил обстоятельства многих оружейных сделок, заключённых в XIX и начале XX века. Половина главы его книги посвящена южноамериканской дредноутной гонке, другая половина — греко-оттоманской. По мнению автора, обе дредноутные гонки показали, что демократизация общества не обязательно ведёт к мирному сосуществованию: южноамериканская гонка была развязана с подачи выборных органов власти. Последнее обстоятельство показало, что единоличные лидеры государств — не единственные, кто печётся о региональном доминировании. Грант считал южноамериканскую гонку одним из следствий националистических и имперский амбиций, заставлявших государства добиваться престижа, равно как и следствием агрессивной торговой политики оружейных компаний[152].

Бразильский историк Жоан Роберто Мартинс Фильо (порт. João Roberto Martins Filho) использовал британские и бразильские архивы в работе над книгой A marinha brasileira na era dos encouraçados, 1895—1910 («Бразильский флот в эпоху дредноутов»). Автор показал, что бразильский флот не был готов к использованию современных кораблей. Бразильцы приложили немалые усилия для покупки кораблей, однако не позаботились о должной подготовке экипажей (треть всех моряков флота) и качественном обслуживании техники, результатом чего стала невозможность полноценного использования дредноутов вскоре после ввода их в строй[153]. Кроме того, условия службы на новых кораблях не сочетались с широко распространёнными в то время на флоте телесными наказаниями, что привело к Восстанию плетей[154].

Южноамериканские дредноуты

Дредноут Страна Водоизмещение Главный калибр Верфь Заложен Спущен Достроен Судьба
«Минас Жерайс» 19 281 т 12 × 12-дм/45 Armstrong Whitworth 17 апреля 1907 года 10 сентября 1908 года январь 1910 года Пущен на слом в 1954 году
«Сан-Паулу» 19 105 т Vickers 30 апреля 1907 года 19 апреля 1909 года июль 1910 года Затонул в ноябре 1951 года при буксировке к месту утилизации
«Рио-де-Жанейро» 27 850 т 14 × 12-дм/45 Armstrong 14 сентября 1911 года 22 января 1913 года август 1914 года Куплен Османской империей в 1913 году; реквизирован Великобританией в 1914 году; пущен на слом в 1924 году
«Риачуэло» 30 500 т 8 × 15-дм/45 Заказ отменён после начала Первой мировой войны
«Ривадавия» 27 900 т 12 × 12-дм/50 Fore River 25 мая 1910 года 26 августа 1911 года декабрь 1914 года Пущен на слом в 1959 году
«Морено» 9 июля 1910 года 23 сентября 1911 года февраль 1915 года Пущен на слом в 1957 году
«Альмиранте Латорре» 28 600 т 10 × 14-дм/45 Armstrong 27 ноября 1911 года 27 ноября 1913 года октябрь 1915 года Куплен Великобританией в 1914 году; куплен Чили в 1920 году; пущен на слом в 1959 году
«Альмиранте Кохрейн» 20 февраля 1913 года 8 июня 1918 года февраль 1924 года Куплен Великобританией в 1914 году; достроен как авианосец; потоплен 11 августа 1942 года
Сравнительные тактико-технические характеристики
«Минас Жерайс»[155] «Ривадавия»[156] «Рио-де-Жанейро»[157] «Альмиранте Латорре»[158]
Полное водоизмещение, т 21 200 30 600 27 500 32 120
Артиллерия главного калибра 12 × 305-мм/45 12 × 305-мм/50 14 × 305-мм/45 10 × 356-мм/45
Противоминный калибр 22 × 120-мм/50 12 × 152-мм/50
16 × 102-мм/50
20 × 152-мм/50 16 × 152-мм/50
Бортовое бронирование, главный пояс мм 229 254—305 100—250 100—230
Бронирование палуб, мм 25—65 51 40—75 25—100
Бронирование башен ГК, мм 229—305 305 до 250 до 250
Энергетическая установка паромашинная,
23 500 л. с.
паротурбинная,
40 000 л. с.
паротурбинная,
45 000 л. с.
паротурбинная,
37 000 л. с.
Максимальная скорость, узлов 21 22,5 22 22,75


Бразильские дредноуты типа «Минас Жерайс»  
Аргентинские дредноуты типа «Ривадавия»  
Чилийский дредноут «Альмиранте Латорре»  

Напишите отзыв о статье "Южноамериканская дредноутная гонка"

Примечания

  1. Scheina, 1987, pp. 45—46.
  2. Garrett, 1985, pp. 85—87.
  3. Scheina, 1987, pp. 45—49, 297—298, 347.
  4. Scheina, 1987, pp. 49—52.
  5. Grant, 2007, p. 146.
  6. Grant, 2007, p. 148.
  7. Martins, 2010, pp. 56, 67.
  8. 1 2 3 Livermore, 1944, p. 32.
  9. 1 2 Topliss, 1988, p. 240.
  10. 1 2 3 4 Scheina, Brazil, 1984, p. 403.
  11. Love, 2012, p. 16.
  12. 1 2 Sondhaus, 2001, p. 216.
  13. Love, 2012, p. 14.
  14. 1 2 3 4 5 Scheina, 1987, p. 80.
  15. Martins, 2010, pp. 80, 128.
  16. English, 1984, p. 108.
  17. Grant, 2007, p. 147.
  18. Martins, 2010, pp. 75, 78.
  19. Martins, 2010, p. 80.
  20. Topliss, 1988, pp. 240–246.
  21. 1 2 3 4 5 Livermore, 1944, p. 33.
  22. 1 2 Grant, 2007, p. 152.
  23. [news.google.com/newspapers?nid=2249&dat=19061117&id=FnY-AAAAIBAJ&sjid=mFkMAAAAIBAJ&pg=2388,2700141 New Era in the Americas] (англ.), Boston Evening Transcript (17 November 1906). Проверено 18 ноября 2012.
  24. 1 2 Scheina, 1987, p. 81.
  25. Journal of the ASNE, 1909, p. 883.
  26. Love, 2012, pp. 16–17.
  27. Topliss, 1988, p. 246.
  28. [query.nytimes.com/gst/abstract.html?res=9906E1DE1E30E233A25756C0A9659C946697D6CF A Dreadnought For Brazil] (англ.), The New York Times (1907-03-5). Проверено 18 ноября 2012.
  29. [paperspast.natlib.govt.nz/cgi-bin/paperspast?a=d&d=PBH19070306.2.23 British & Foreign] (англ.), Poverty Bay Herald (1907-03-6). Проверено 18 ноября 2012.
  30. [trove.nla.gov.au/ndp/del/article/10620654 Brazilian Navy] (англ.), Argus (7 March 1907). Проверено 18 ноября 2012.
  31. "The Large Order for Foreign Battleships, " Times (London), 28 August 1907, 8f;
  32. [trove.nla.gov.au/ndp/del/article/14905579 Brazil Arming] (англ.), The Sydney Morning Herald (29 August 1907). Проверено 18 ноября 2012.
  33. 1 2 Трубицын, 1998, с. 6.
  34. "The Mystery of the Great Brazilian Dreadnoughts, " World’s Work, 10867.
  35. Breyer, 1973, p. 320.
  36. Scheina, Brazil, 1984, p. 404.
  37. Love, 2012, p. 15.
  38. Sondhaus, 2001, pp. 227—28.
  39. Haag, 1984, p. 404.
  40. Martins, A marinha brasileira, 144-50; Martins, «Colossos do mares», 77; Mead, "Reaction, " 238; "The Mystery of the Great Brazilian Dreadnoughts, " World’s Work, 10867; "British-Brazilian Warships, " Navy, 11; "The Warships for Brazil, " Times (London), 14 July 1908, 8c; "[books.google.com/books?id=kBFDAQAAIAAJ&pg=PA288 The Brazilian Battleships], " Japan Weekly Mail, 5 September 1908, 288.
  41. Scheina, Brazil, 2009, p. 89.
  42. Topliss, "Brazilian Dreadnoughts, " 246; "Naval and Military Intelligence, " Times (London), 22 March 1908, 9e; "Naval Policy, " Times (London), 24 March 1908, 6e; "Battleships for Brazil, " Times (London), 12 May 1908, 4d; "The Warships for Brazil, " Times (London), 14 July 1908, 8c; "Naval and Military Intelligence, " Times (London), 18 July 1908, 12c; "[paperspast.natlib.govt.nz/cgi-bin/paperspast?a=d&d=EP19080912.2.100 British and Foreign News], « Evening Post (Wellington), 12 September 1908, 13.
  43. »[news.google.com/newspapers?nid=1915&dat=19090319&id=r_ogAAAAIBAJ&sjid=cHUFAAAAIBAJ&pg=5736,1907003 May Take Brazil’s Ships], Day (New London), 19 March 1909, 7; "The Brazilian Battleships, " Times (London), 23 March 1909, 6d; "House of Commons, " Times (London), 23 March 1909, 12a; "The Brazilian Battleships, " Times (London), 25 March 1909, 7b; "[news.google.com/newspapers?id=fjlVAAAAIBAJ&sjid=cJUDAAAAIBAJ&pg=7318,4022938 The Naval Scare], " Sydney Mail, 24 March 1909, 24; "[www.fultonhistory.com/Newspaper%2014/New%20York%20NY%20Herald/New%20York%20NY%20Herald%201909/New%20York%20NY%20Herald%201909%20-%202776.pdf England’s Power on the Sea Safe], " New York Herald, 25 March 1909, 9.
  44. "The Brazilian Battleships, « Times (London), 25 March 1909, 7b.
  45. Трубицын, 1998, с. 3.
  46. Martins, 2010, p. 76.
  47. Hough, Dreadnought, 1975, p. 72.
  48. Scheina, Argentina, 1984, p. 400.
  49. Heinsfeld, pp. 3–4.
  50. »[news.google.com/newspapers?nid=2249&dat=19100604&id=upU-AAAAIBAJ&sjid=kVkMAAAAIBAJ&pg=805,4380508 A Message From Garcia], « Boston Evening Transcript, 4 June 1910, 3.
  51. Heinsfeld, p. 1.
  52. Topliss, 1988, p. 247.
  53. »[www.fultonhistory.com/Newspaper%2014/New%20York%20NY%20Herald/New%20York%20NY%20Herald%201908/New%20York%20NY%20Herald%201908%20-%207847.pdf Brazil’s Armament, No Menace, but Expresses Sovereignty], " New York Herald, 10 September 1908, 9.
  54. Grant, Rulers, Guns, and Money, 156; Livermore, "Battleship Diplomacy, " 33; "[trove.nla.gov.au/ndp/del/article/10184453 Argentina’s Defense], " Argus, 29 August 1908, 20; "[news.google.com/newspapers?nid=1144&dat=19080830&id=SgsbAAAAIBAJ&sjid=zUgEAAAAIBAJ&pg=4472,5421015 Brazil and Argentina May Fight], " Pittsburg Press
  55. Livermore, "Battleship Diplomacy, " 33; "[trove.nla.gov.au/ndp/del/article/14999642 Argentina and Brazil], " Sydney Morning Herald, 1 October 1908, 7; "[trove.nla.gov.au/ndp/del/article/15007447 Battleships for Argentina], " Sydney Morning Herald, 20 November 1908, 7.
  56. Hough, Big Battleship, 19; Livermore, "Battleship Diplomacy, " 33; Di Biassi, «Ley de Armamento Naval Nº 6283»; "[trove.nla.gov.au/ndp/del/article/15005042 Dreadnoughts for Argentina], « Sydney Morning Herald, 21 December 1908, 7.
  57. 1 2 3 Scheina, 1987, p. 83.
  58. »[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F30B1FF63A5A15738DDDAC0894DA415B898CF1D3 Argentina’s Plans Changed], " New York Times, 5 December 1909, C2.
  59. Hough, The Big Battleship, 1966, p. 21.
  60. Hough, The Big Battleship, 1966, p. 22.
  61. Livermore, 1944, p. 39.
  62. Livermore, 1944, p. 44.
  63. 1 2 3 4 5 Livermore, 1944, p. 45.
  64. Livermore, 1944, pp. 44—45.
  65. Topliss, 1988, pp. 249, 254.
  66. Grant, 2007, pp. 146—147.
  67. Livermore, 1944, pp. 40—41.
  68. "Acorazado Almirante Latorre, " Unidades Navales.
  69. Scheina, 1987, p. 138.
  70. Livermore, 1944, pp. 41—42.
  71. Scheina, Peru, 1984, pp. 409—410.
  72. Scheina, Ecuador, 1984, p. 414.
  73. Scheina, Uruguay, 1984, pp. 424—25.
  74. Scheina, Venezuela, 1984, p. 425.
  75. Scheina, Naval History, 321; Scheina, "Brazil, " 404; Topliss, "Brazilian Dreadnoughts, « 249; „Minas Geraes I,“ Serviço de Documentação da Marinha — Histórico de Navios; „São Paulo I,“ Serviço de Documentação da Marinha — Histórico de Navios.
  76. »[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F20C17FA385A17738DDDA80994D1405B888CF1D3 Launch Greatest Warships], " New York Times, 11 September 1908, 5; "[select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F00A16FB3E5D12738DDDA90A94DC405B898CF1D3 Launch Brazil’s Battleship], " New York Times, 20 April 1909, 5.
  77. "The Brazilian Battleship, " United States Artillery, 185-88; "The Brazilian Battleship, " Scientific American, 240-41; "The Minas Geraes, " Times (London), 6 January 1910, 4d.
  78. "Trials of the Sao Paulo, " Times (London), 3 June 1910, 7c; "Gun Trials of the Sao Paulo, « Times (London), 4 June 1910, 9b.
  79. »[paperspast.natlib.govt.nz/cgi-bin/paperspast?a=d&d=EP19100323.2.42 Argentine Navy; Dreadnought Orders], " Evening Post (Wellington), 23 March 1910, 4.
  80. Scheina, "Argentina, " 401; "[query.nytimes.com/gst/abstract.html?res=9D04E5DE163CE633A25754C2A96E9C946096D6CF Launch Rivadavia, Biggest Battleship], " New York Times, 27 August 1911, 7.
  81. Scheina, "Argentina, " 401; "[query.nytimes.com/gst/abstract.html?res=9402E4DB163CE633A25757C2A96F9C946096D6CF Moreno Launched For Argentine Navy], « New York Times, 24 September 1911, 12.
  82. »[chroniclingamerica.loc.gov/lccn/sn83030214/1913-08-08/ed-1/seq-4/ Rivadavia Towed Here], " New-York Tribune, 8 August 1913, 4; "[query.nytimes.com/gst/abstract.html?res=9506E2D9143EE033A25754C2A96E9C946596D6CF The Rivadavia Delayed], " New York Times, 24 August 1914, 7; "[query.nytimes.com/gst/abstract.html?res=9B05E4DF1738E633A25750C0A9679D946596D6CF New Battleship Disabled], " New York Times, 3 November 1914, 18.
  83. Scheina, "Argentina, " 401; "[query.nytimes.com/gst/abstract.html?res=9903E5DE123FE233A25752C2A9649C946496D6CF Dreadnought Row Ended], « New York Times, 21 February 1915, 1.
  84. »[query.nytimes.com/gst/abstract.html?res=9E0DE1DE153BE233A2575BC2A9659C946496D6CF Battleship Sinks Barge], " New York Times, 28 March 1915, 5; "[query.nytimes.com/gst/abstract.html?res=9E07E4DF1338E633A25755C1A9629C946496D6CF The Moreno Again Ashore], " New York Times, 16 April 1915, 8; "[query.nytimes.com/gst/abstract.html?res=9E05E5D91E3EE033A25754C1A9629C946496D6CF Argentine Ship Afloat], " New York Times, 17 April 1915, 6.
  85. Burt, 1986, p. 240.
  86. Gill, Professional Notes, 1, 1914, p. 193.
  87. Scheina, Naval History, 321; Parkes, British Battleships, 605; Burt, British Battleships, 231, 240; Preston, "Great Britain, " 37; "[query.nytimes.com/gst/abstract.html?res=9B00EFDC1238EE32A25754C0A9649D946996D6CF British Navy Gains], " New York Times, 7 December 1918, 14.
  88. Preston, Great Britain, 1984, p. 37.
  89. Scheina, Naval History, 321; Burt, British Battleships, 240; "The Chilean Dreadnought Almirante Latorre, " Journal of the American Society of Naval Engineers, 317.
  90. 1 2 Preston, Great Britain, 1984, p. 70.
  91. Topliss, 1988, pp. 247—249.
  92. Topliss, 1988, pp. 254—257, 260, 263—264, 268.
  93. Topliss, 1988, p. 269.
  94. Sheina, 1987, pp. 81—82.
  95. Martin, 1967, p. 37.
  96. Topliss, 1988, p. 280.
  97. Topliss, 1988, p. 284.
  98. Vanterpool, 1969, p. 140.
  99. Martin, 1967, pp. 36—37.
  100. Козлов, 2008, p. 284.
  101. Topliss, 1988, с. 7.
  102. [trove.nla.gov.au/ndp/del/article/15488993 Turkish Navy] (англ.), Sydney Morning Herald (31 December 1913). Проверено 20 ноября 2012.
  103. Topliss, 1988, pp. 284, 286.
  104. Sheina, 1987, p. 321.
  105. Morgan, 2003, pp. 36—37.
  106. José Paranhos, Baron of Rio Branco, in Edmar Morel, A Revolta da Chibata 4th ed. (Rio de Janeiro: Edições Graal, 1986), 13
  107. Morgan, 2003, p. 37.
  108. Love, 2012, pp. 66—72.
  109. Morgan, 2003, pp. 33, 36—37.
  110. Morgan, 2003, p. 41.
  111. Love, 2012, pp. 29—47.
  112. Morgan, 2003, pp. 40—46.
  113. Grant, 2007, pp. 158—159.
  114. 1 2 3 Grant, 2007, p. 159.
  115. 1 2 Grant, 2007, p. 160.
  116. Topliss, 1988, p. 283.
  117. 1 2 3 4 Topliss, 1988, pp. 285—286.
  118. Sturton, 1970, p. 205.
  119. Livermore, "Battleship Diplomacy, " 46-47; Hislam, "Century of Dreadnoughts, " 146; "[paperspast.natlib.govt.nz/cgi-bin/paperspast?a=d&d=PBH19140103.2.48 Turkey and Greece; Purpose of Dreadnoughts], " Poverty Bay Herald, 2 January 1914, 3; "[chroniclingamerica.loc.gov/lccn/sn83030214/1915-04-27/ed-1/seq-3/ Argentine Pride Outweighs $6,000,000 Profit Greece Offers for Moreno], " New-York Tribune, 27 April 1913, 3.
  120. [chroniclingamerica.loc.gov/lccn/sn83030214/1915-04-27/ed-1/seq-3/ Argentine Pride Outweighs $6,000,000 Profit Greece Offers for Moreno] (англ.), New-York Tribune (27 April 1913). Проверено 20 ноября 2012.
  121. Livermore, 1944, p. 47.
  122. Gill, "Professional Notes, " 934; "[chroniclingamerica.loc.gov/lccn/sn83030214/1913-11-02/ed-1/seq-12/ Turkey Threatened with Another War], " New-York Tribune, 2 November 1913, 12.
  123. Scheina, 1987, p. 86.
  124. Hough, The Big Battleship, 1966, p. 19.
  125. Massie, 2003, p. 22.
  126. 1 2 English, 1984, p. 110.
  127. Robinson, 1936, p. 1717.
  128. Sheina, 1987, pp. 135—136.
  129. 1 2 3 Livermore, 1944, p. 48.
  130. Whitley, 1998, p. 27.
  131. Topliss, 1988, p. 289.
  132. Whitley, 1998, p. 29.
  133. Breyer, 1973, p. 321.
  134. Sheina, 1987, pp. 136—137.
  135. Sheina, 1987, p. 327.
  136. English, 1984, pp. 38—39.
  137. Brown, 1973, p. 251.
  138. Somervell, 1984, pp. 393—394.
  139. Sheina, 1987, p. 139.
  140. English, 1984, p. 148.
  141. 1 2 Whitley, 1998, p. 33.
  142. Sheina, 1987, pp. 112—114.
  143. Sater, The Abortive Kronstadt, 1980, pp. 240—253.
  144. 1 2 English, 1984, p. 149.
  145. Sheina, 1987, p. 164.
  146. «São Paulo I,» Serviço de Documentação da Marinha — Histórico de Navios; "E São Paulo, " Navios De Guerra Brasileiros.
  147. "E Minas Geraes, " Navios De Guerra Brasileiros.
  148. Whitley, 1998, pp. 21—22.
  149. Hough, The Big Battleship, 1966, pp. 16—17.
  150. Scheina, 1987, pp. 80—87, 234—289.
  151. Scheina, 1987, pp. 86—879.
  152. Grant, 2007, pp. 187—188; 237—242.
  153. Martins, 2010, p. 201.
  154. Haag, 1984, p. 85.
  155. Conways, 1984, p. 404.
  156. Conways, 1984, p. 401.
  157. Conways, 1984, p. 405.
  158. Conways, 1984, p. 408.

Комментарии

  1. В частности, Британия импортировала аргентинское зерно и чилийскую селитру.
  2. В Аргентине не нашлось кранов, способных поднять башни с артиллерией главного калибра, вследствие чего он был оставлен на крейсерах, а все остальные орудия — сняты.
  3. Чилийский военный тоннаж составлял 37 488 тонн, аргентинский — 34 977 тонн, бразильский — 28 105 тонн (Livermore, Battleship Diplomacy, p. 32).
  4. Существуют другие версии появления этих денег у Турции. Согласно Трубицыну, Турция заняла деньги в Германии. Согласно Оскару Парксу, «деньги были собраны по подписке восторженным турецким обществом».
  5. Плачевное состояние бразильских линкоров дало о себе знать в 1917 году. Бразилия, выступившая на стороне Антанты, предлагала Великобритании включить оба дредноута в состав Гранд-Флита, однако британцы отказались ввиду того, что корабли находятся в плохом техническом состоянии, а приборы управления огнём безнадежно устарели. В июне 1918 года «Сан-Паулу» направился на ремонт в США, однако в пути у него сломались 14 из 18 котлов

Литература

Книги

На русском языке

  • Козлов Б.В. Линейные корабли «Эджинкорт», «Канада» и «Эрин». 1910-1922 гг. — СПб.: Р. Р Муниров, 2008. — 80 с. — ISBN 978-5-98830-030-4.
  • Трубицын, С. Б. Линкоры второстепенных морских держав. — СПб., 1998. — 64 с. — ISBN 5-00-001688-2.

Иностранные

  • Breyer, S. Battleships and Battle Cruisers, 1905—1970. — Garden City, NY: Doubleday, 1973.
  • Brown, D. HMS Eagle // Profile Warship / Antony Preston. — Windsor, UK: Profile Publishing, 1973. — P. 249—272. — ISBN 1754-4459.
  • Budzbon, P. Russia // Conway's All the World's Fighting Ships: 1906–1921 / Gardiner, Robert and Randal Gray, eds. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1984. — P. 291—325. — ISBN 0-87021-907-3.
  • Burt, R. A. British Battleships of World War One. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1986. — ISBN 0-87021-863-8.
  • Campbell, N. J. M. Germany // Conway's All the World's Fighting Ships: 1906–1921 / Gardiner, Robert and Randal Gray, eds. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1984. — P. 134—189. — ISBN 0-87021-907-3.
  • Encyclopædia Britannica. — 11. — Cambridge: Cambridge University Press, 1910–1911.
  • English, A. J. Armed Forces of Latin America. — London: Jane's Publishing Inc., 1984. — ISBN 0-7106-0321-5.
  • Gardiner, R. and Randal G., eds. Conway's All the World's Fighting Ships: 1906–1921. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1984. — ISBN 0-87021-907-3.
  • Grant, J. A. Rulers, Guns, and Money: The Global Arms Trade in the Age of Imperialism. — Cambridge, MA: Harvard University Press, 2007. — ISBN 0-674-02442-7.
  • Hough, R. Dreadnought: A History of the Modern Battleship = First published in 1964 by Michael Joseph and Macmillan Publishing. — New York: Macmillan Publishing, 1975.
  • Hough, R. The Big Battleship. — London: Michael Joseph, 1966.
  • Love, J. L. The Revolt of the Whip. — Stanford, CA: Stanford University Press, 2012. — ISBN 0-8047-8109-5.
  • Mach, A. V. Greece // Conway's All the World's Fighting Ships: 1906–1921 / Gardiner, Robert and Randal Gray, eds. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1984. — P. 382—387. — ISBN 0-87021-907-3.
  • Martin, P. A. Latin America and the War. — Gloucester, MA: Peter Smith, 1967.
  • Martins Filho, J. R. A marinha brasileira na era dos encouraçados, 1895–1910. — Rio de Janeiro: Fundãçao Getúlio Vargas, 2010. — ISBN 8-5225-0803-8.
  • Massie, R. K. Castles of Steel: Britain, Germany, and the Winning of the Great War at Sea. — New York: Random House, 2003. — ISBN 0-679-45671-6.
  • Morgan, Z. R. The Revolt of the Lash, 1910 // In Naval Mutinies of the Twentieth Century: An International Perspective / Christopher M. Bell and Bruce A. Elleman. — Portland, Oregon: Frank Cass Publishers, 2003. — P. 32—53. — ISBN 0-7146-8468-6.
  • Parkes, O. British Battleships. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1990. — ISBN 1-55750-075-4.
  • Preston, A. Great Britain // Conway's All the World's Fighting Ships: 1906–1921 / Gardiner, Robert and Randal Gray, eds. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1984. — P. 1—104. — ISBN 0-87021-907-3.
  • Scheina, R. L. Argentina // Conway's All the World's Fighting Ships: 1906–1921 / Gardiner, Robert and Randal Gray, eds. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1984. — P. 400—403. — ISBN 0-87021-907-3.
  • Scheina, R. L. Brazil // Conway's All the World's Fighting Ships: 1906–1921 / Gardiner, Robert and Randal Gray, eds. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1984. — P. 403—407. — ISBN 0-87021-907-3.
  • Scheina, R. L. Ecuador // Conway's All the World's Fighting Ships: 1906–1921 / Gardiner, Robert and Randal Gray, eds. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1984. — P. 409—410. — ISBN 0-87021-907-3.
  • Scheina, R. L. Latin America: A Naval History, 1810–1987. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1987. — ISBN 0-87021-295-8.
  • Scheina, R. L. Peru // Conway's All the World's Fighting Ships: 1906–1921 / Gardiner, Robert and Randal Gray, eds. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1984. — P. 414. — ISBN 0-87021-907-3.
  • Scheina, R. L. Uruguay // Conway's All the World's Fighting Ships: 1906–1921 / Gardiner, Robert and Randal Gray, eds. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1984. — P. 424—425. — ISBN 0-87021-907-3.
  • Scheina, R. L. Venezuela // Conway's All the World's Fighting Ships: 1906–1921 / Gardiner, Robert and Randal Gray, eds. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1984. — P. 425. — ISBN 0-87021-907-3.
  • Sondhaus, L. Naval Warfare, 1815–1914. — London: Routledge, 2001. — ISBN 0-415-21477-7.
  • Whitley, M. J. Battleships of World War Two: An International Encyclopedia. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1998. — ISBN 1-55750-184-X.

Статьи

  • [books.google.ru/books?id=PUVLAAAAMAAJ&pg=PA833&redir_esc=y Brazil] // Journal of the American Society of Naval Engineers. — 1909. — № 3. — С. 833—836. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0099-7056&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0099-7056].
  • [books.google.ru/books?id=CHgDAAAAYAAJ&pg=PA11&redir_esc=y British-Brazilian Warships] // Navy (Washington). — 1908. — № 1. — С. 11—12.
  • de Almeida, F. E. A. Resenha: A marinha brasileira na era dos encouraçados, 1895-1910 // Revista da Escola de Guerra Naval. — 2010. — № 15. — С. 163—164. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1809-3191&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1809-3191].
  • Garrett, J. L. The Beagle Channel Dispute: Confrontation and Negotiation in the Southern Cone // Journal of Interamerican Studies and World Affairs 27. — 1985. — № 3. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0022-1937&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0022-1937].
  • Gill, C. C. Professional Notes // Proceedings. — 1914. — № 1. — С. 186—272. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0041-798X&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0041-798X].
  • Gill, C. C. Professional Notes // Proceedings. — 1914. — № 3. — С. 835—947. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0041-798X&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0041-798X].
  • Haag, C. O Almirante Negro e seu Encouraçado Prateado // Pesquisa FAPESP. — 2009. — № 12. — С. 84—89.
  • Heinsfeld, A. [www.eeh2008.anpuh-rs.org.br/resources/content/anais/1211228384_ARQUIVO_FalsificandoTelegramas.pdf Falsificando telegramas: Estanislau Severo Zeballos e as relações Brasil-Argentina no início século XX] // Vestígios do passado: a história e suas fontes.
  • Hislam, P. A. A Century of Dreadnoughts // Scientific American. — № 9. — С. 146—147. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0036-8733&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0036-8733].
  • Kaldis, W. P. Background for Conflict: Greece, Turkey, and the Aegean Islands, 1912–1914 // Journal of Modern History. — 1979. — № 2. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0022-2801&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0022-2801].
  • Lambuth, D. The Naval Comedy and Peace Policies in Brazil // Independent. — 1910.
  • Livermore, S. W. Battleship Diplomacy in South America: 1905–1925 // Journal of Modern History 16. — 1944. — № 1. — С. 31—48. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0022-2801&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0022-2801].
  • Livermore, S. W. The American Navy as a Factor in World Politics, 1903–1913 // American Historical Review. — 1958. — № 4. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1937-5239&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1937-5239].
  • Martins Filho, J. R. [web.archive.org/web/20101102034637/www.revistadehistoria.com.br/v2/home/?go=detalhe&id=1307 Colossos do mares] // Revista de História da Biblioteca Nacional. — 2007. — № 27. — С. 74—77. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1808-4001&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1808-4001].
  • Mead, E. D. Reaction in South America // Advocate of Peace. — 1908. — № 10. — С. 238—241.
  • Montenegro, Guillermo J. [www.ucema.edu.ar/conferencias/download/naval_buildup.pdf An Argentinian Naval Buildup in the Disarmament Era: The Naval Procurement Act of 1926] // Universidad del Centro de Estudios Macroeconómicos de Argentina.
  • Mystery of the Brazilian 'Dreadnoughts // Literary Digest. — 1908. — № 4. — С. 102—103.
  • Robinson, W. L. [www.usni.org/magazines/proceedings/1936-12/brazilian-navy-world-war The Brazilian Navy in the World War] // Proceedings. — 1936. — № 12. — С. 1712—1720. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0041-798X&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0041-798X].
  • Sater, W. F. Review of Latin America: A Naval History, 1810–1987 // Hispanic American Historical Review. — 1988. — № 3. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0018-2168&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0018-2168].
  • Sater, W. F. The Abortive Kronstadt: The Chilean Naval Mutiny of 1931 // Hispanic American Historical Review. — 1980. — № 2. — С. 239—268.
  • Somervell, P. Naval Affairs in Chilean Politics, 1910–1932 // Journal of Latin American Studies. — 1984. — № 2. — С. 381—402. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1469-767X&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1469-767X].
  • Sturton, I. Re: The Riachuelo // Warship International. — 1970. — № 3. — С. 205. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0043-0374&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0043-0374].
  • [books.google.com/books?id=-mwmAQAAIAAJ&pg=PA179 The Brazilian Battleship Minas Geraes] // Journal of the United States Artillery. — 1910. — № 2. — С. 179—188. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0097-3785&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0097-3785].
  • The Brazilian Battleship Minas Geraes // Scientific American. — 1910. — № 12. — С. 240—241. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0036-8733&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0036-8733].
  • [books.google.com/books?id=OG7mAAAAMAAJ&pg=PA362 The Brazilian Dreadnoughts] // International Marine Engineering. — 1908. — № 8. — С. 362—363. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0272-2879&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0272-2879].
  • [books.google.com/books?id=CHgDAAAAYAAJ&pg=RA5-PA13 The Brazilian 'Dreadnoughts] // Navy (Washington). — 1908. — № 6. — С. 13—14.
  • [books.google.com/books?id=QYBNAAAAYAAJ&pg=PA317 The Chilean Dreadnought Almirate Latorre] // Journal of the American Society of Naval Engineers. — 1914. — № 1. — С. 317—318. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0099-7056&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0099-7056].
  • [books.google.com/books?id=RExYAAAAYAAJ&pg=PA10867 The Mystery of the Great Brazilian Dreadnoughts] // World's Work. — 1909. — № 1.
  • Topliss, D. The Brazilian Dreadnoughts, 1904–1914 // Warship International 25. — 1988. — № 3. — С. 240—289. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0043-0374&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0043-0374].
  • [books.google.com/books?id=CHgDAAAAYAAJ&pg=RA6-PA37 The Reported Purchase of Battleships] // Navy (Washington). — 1908. — № 8.
  • Vanterpool, A. The Riachuelo // Warship International. — 1969. — № 2. — С. 140—141. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0043-0374&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0043-0374].
  • Waddell, D. A. G. Review of Latin America: A Naval History, 1810–1987 // Journal of Latin American Studies. — 1988. — № 2. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0022-216X&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0022-216X].

Ссылки

  • [www.naviosbrasileiros.com.br/ngb/M/M064/M064.htm E Minas Geraes] (порт.). Navios De Guerra Brasileiros. Проверено 20 ноября 2012. [www.webcitation.org/6DZikHn9Z Архивировано из первоисточника 10 января 2013].
  • [www.naviosbrasileiros.com.br/ngb/R/R029/R029.htm E Rio de Janeiro] (порт.). Navios De Guerra Brasileiros. Проверено 20 ноября 2012. [www.webcitation.org/6DZim79wv Архивировано из первоисточника 10 января 2013].
  • [www.naviosbrasileiros.com.br/ngb/S/S031/S031.htm E São Paulo] (порт.). Navios De Guerra Brasileiros. Проверено 20 ноября 2012. [www.webcitation.org/6DZin1Nri Архивировано из первоисточника 10 января 2013].


Отрывок, характеризующий Южноамериканская дредноутная гонка

Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.


Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.