Война за независимость Намибии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Война за независимость Намибии
Основной конфликт: Холодная война

Районы боевых действий в ходе Пограничной войны
Дата

19691989

Место

Намибия, Ангола, Замбия

Итог

Победа СВАПО

Изменения

Намибия становится независимым государством

Противники
ЮАР
УНИТА
при поддержке:
США США
КНР КНР
Заир Заир
СВАПО
СВАНУ
Куба
МПЛА
Умконто ве сизве
при поддержке:
СССР СССР
Ангола Ангола

Замбия Замбия

Командующие
Констанд Фильюн (1975-1976), Янни Гельденхюйс (1976-1981), Георг Людвиг Мейринг; Дирк Мадж Сэм Нуйома
Жонас Савимби
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
1 791 убитыми 11 335 убитыми
Южноафриканская пограничная война

Война за независимость Намибии, она же Южноафриканская пограничная война — вооружённый конфликт, продолжавшийся с 1966 по 1989 год на территории современной Намибии и Анголы. Начался как борьба Организации народов Юго-Западной Африки (СВАПО) за независимость Намибии, в дальнейшем оказался тесно связан с гражданской войной в Анголе. Боевые действия велись между ЮАР и организацией УНИТА с одной стороны, и партизанами СВАПО, ангольской и кубинской армиями с другой.





Предпосылки

В 1915 году, во время Первой мировой войны, войска Южно-Африканского Союза (ЮАС, с 1961 года — ЮАР) оккупировали немецкую колонию Юго-Западная Африка. После завершения войны Лига Наций предоставила ЮАС мандат на управление этой территорией. После Второй мировой войны только что созданная Организация Объединённых Наций отклонила просьбу ЮАС о включении Юго-Западной Африки в её состав[1]. В ответ на это ЮАС отказался от предложения ООН заменить мандат распущенной Лиги Наций новым, предусматривавшим международное наблюдение за управлением территории.

В 1960 году лидеры намибийских племён создали политическую организацию СВАПО, задекларировавшую своей целью добиться независимости страны. В 1962 году было создано военное крыло организации — Народной-освободительная армия Намибии (People’s Liberation Army of Namibia, PLAN; в советских источниках использовалась аббревиатура ПЛАН[2]). Когда стало очевиднымК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5405 дней], что ЮАР не собирается предоставлять Намибии независимость, руководство СВАПО приняло решение о начале вооружённой борьбы.

Начало войны

Решение о начале вооруженной борьбы СВАПО приняла ещё в 1965 году, однако первое столкновение произошло 26 августа 1966 года между партизанами и силами южноафриканской полиции[3]. В том же году ООН аннулировала мандат на управление Намибией. В 1967 году был создан Совет ООН по Намибии, а сама Намибия признана территорией, оккупированной ЮАР[4]. В 1967 году СВАПО открыла фронт в области Каприви[5].

Первые несколько лет борьбу с повстанцами вела в основном южноафриканская полиция. Именно в это время было сформировано получившее впоследствии мрачную славуК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5405 дней] специальное противоповстанческое подразделение Koevoet. Однако по мере усиления СВАПО в начале 1970-х годов для борьбы с намибийскими партизанами впервые была применена регулярная армия ЮАР — Силы обороны Южной Африки. Сильный удар по ПЛАН нанесло изменение внешнеполитической обстановки - в марте 1976 года на базе в Замбии около границы с Намибией вспыхнул мятеж: рядовые бойцы требовали от руководства дать им оружие и направить на фронт[6]. В ответ власти Замбии арестовали лидеров мятежа и в 1978 году передали их Танзании[6].


В 1971 - 1972 годах в Намибии прошла всеобщая забастовка рабочих овамбо, в которой участвовали более 30 тыс. человек по всей стране[7]. Начались переговоры, итогом которых стало упразднение агентства по найму СВАНЛА, рабочие теперь смогли выбирать себе рабочее место, получили право (как и хозяева) на разрыв трудового контракта в любое время, работодателей обязали оказывать рабочим медицинскую помощь[8]. Часть бастующих отказалась прекратить борьбу - были направлены вооруженные силы, которые убили 10 человек, а в Овамболенде ввели чрезвычайное положение[9].

Бои в Анголе

В 1975 году граничащая с Намибией на севере Ангола получила независимость от Португалии. Фактически ещё до формального провозглашения независимости в Анголе разгорелась гражданская война между несколькими военно-политическими организациями. Одной из них была МПЛА, придерживавшаяся социалистической ориентации. Ей противостояли группировки УНИТА и ФНЛА. Ситуация в Анголе вызвала крайнюю озабоченность руководства ЮАР, поскольку было очевидноК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5405 дней], что в случае прихода к власти МПЛА Ангола начнёт оказывать помощь партизанам СВАПО, ведущим борьбу за независимость своей страны. В связи с этим ЮАР начала оказывать военную помощь УНИТА, а в октябре 1975 года ввела в Анголу свою регулярную армию (операция «Savannah»). Южноафриканской армии не удалось достичь столицы страны Луанды: в последний момент на помощь МПЛА пришли срочно переброшенные в Анголу кубинские войска, сумевшие остановить продвижение южноафриканцев на подступах к Луанде.

С этого момента войны в Анголе и Намибии были тесно взаимосвязаны друг с другом. МПЛА, ставшая правящей партией в Анголе, пользовалась поддержкой кубинского военного контингента и получала значительную военную и экономическую помощь из СССР. В Анголе находились и военные советники из СССР и стран Восточной Европы. ЮАР вывела свои войска из Анголы в феврале 1976 года, однако продолжала поддерживать УНИТА, развернувшую партизанскую войну против правительства МПЛА. В свою очередь, Ангола предоставила свою территорию для лагерей беженцев из Намибии. Намибийские партизаны пересекали границу и вели боевые действия против войск ЮАР в Намибии. Например, в 1976 году около сотни намибийских бойцов из Замбии через Танзанию и Мозамбик вместе с контингентом, обученным китайцами, прибыли в Луанду, а к концу 1977 года временная штаб-квартира СВАПО была переведена из Лусаки в столицу Анголы [6].

Ход боевых действий

Развитие политических событий вокруг Намибии носило для ЮАР крайне неблагоприятный характер. В связи с оккупацией соседней территории, равно как и проводимой политикой апартеида, страна регулярно подвергалась критике со стороны международных организацией и политических деятелей разных стран. В 1976 году ООН признала СВАПО единственным законным представителем намибийского народа, в 1977 году было введено международное эмбарго на поставку в ЮАР оружия, в 1978 году принята резолюция ООН 435, утвердившая план по предоставлению независимости Намибии[4]. Военные действия развивались более благоприятно. Вооружённые силы ЮАР, несмотря на достаточно небольшую численность и ограниченные технические ресурсы (особенно после введения эмбарго), являлись наиболее боеспособной армией юга Африки. В ходе войны был получен огромный опыт ведения боевых действий в пустыне. Боевые действия проводились малыми силами с обеих сторон. Партизаны совершали небольшие акции (нападения на патрули, миномётные обстрелы баз и т. д.) и стремились быстро отступить на территорию Анголы. В свою очередь, южноафриканские войска широко применяли специальные подразделения для своевременного обнаружения и ликвидации партизанских отрядов. В ходе противопартизанских операций войсками ЮАР впервые в мировой практике были использованы автомобили MRAP.

Однако если найти и уничтожить противника было вполне выполнимой задачей, то прекратить пополнение рядов ПЛАН за счёт постоянного притока беженцев было невозможно. Чтобы нанести противнику максимальный урон, южноафриканская армия начала проводить рейды против базовых лагерей ПЛАН на юге Анголы. Первый такой рейд (и один из наиболее резонансных) был осуществлён 4 мая 1978 года (операция «Reindeer»). Зачастую южноафриканским подразделениям во время этих рейдов приходилось вступать в бой с регулярной ангольской армией.

Самыми известными операциями ЮАР на территории Анголы были «Protea» (1981) и «Askari» (1983); кроме них, был проведён ряд более мелких операций. Вооружённые силы ЮАР активно сотрудничалиК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5405 дней] с армией Родезии, которая вела свою войну против местных партизанских движений (до 1979). Таким образом, с учётом гражданской войны в Мозамбике, в 1970—1980-е годы почти весь юг Африки был охвачен военными действиями. С этим связано возникновение понятия «прифронтовые государства», относившегося ко всем государствам, граничившим с Намибией, ЮАР и Родезией.

Кульминацией «пограничной войны» стала битва при Куито-Куанавале, проходившая с осени 1987 по весну 1988 года. Эта битва не была напрямую связана с войной в НамибииК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5405 дней]; вооружённые силы ЮАР вторглись в Анголу для помощи УНИТА в отражении крупного анголо-кубинского наступлению в юго-восточных районах страныК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5405 дней]. По итогам этого сражения, самого крупного за всю войну, и ЮАР, и Куба объявили о своей победе.

Завершение войны

Общее изменение международной обстановки и демонстрация Кубой при Куито-Куанавале своей решимости защищать Анголу сделали реальными возможность мирных переговоров о дальнейшей судьбе Намибии и о прекращении боевых действий на юге Африки в целом. В мае 1988 года в Лондоне при посредничестве США и в присутствии советских наблюдателей начались переговоры между представителями ЮАР, Анголы и Кубы. В августе южноафриканские войска покинули Анголу. 22 декабря 1988 года в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке было подписано соглашение о передаче Намибии под контроль Организации Объединённых Наций.

Выполнение резолюции ООН 435 началось 1 апреля 1989 года. На этот день было намечено начало репатриации намибийских беженцев из Анголы, однако по неизвестным причинам границу пересекли не беженцы, а вооружённые отряды ПЛАН. Получив разрешение представителя ООН, Силы обороны Южной Африки развернули операцию против партизан. Несмотря на это происшествие, дальнейшие события полностью соответствовали переходному плану ООН. В стране были проведены всеобщие выборы, победу на которых одержала СВАПО. Её лидер Сэм Нуйома стал первым президентом страны. 21 марта 1990 года Намибия получила независимость.

См. также

Напишите отзыв о статье "Война за независимость Намибии"

Примечания

  1. [www.pstr.ru/info/228.html Намибия: Подробная информация о стране]
  2. [old.russ.ru/ist_sovr/express/1982_18-pr.html www.russ.ru 1982 — восемнадцатая неделя]
  3. www.inafran.ru/sites/default/files/news_file/kamati.pdf С. 37
  4. 1 2 www.namibiaweb.ru/about/history.htm
  5. www.inafran.ru/sites/default/files/news_file/kamati.pdf С. 39
  6. 1 2 3 www.inafran.ru/sites/default/files/news_file/kamati.pdf С. 45
  7. www.inafran.ru/sites/default/files/news_file/kamati.pdf С. 40
  8. www.inafran.ru/sites/default/files/news_file/kamati.pdf С. 40 - 41
  9. www.inafran.ru/sites/default/files/news_file/kamati.pdf С. 41

Ссылки

  • [law.edu.ru/magazine/article.asp?magID=5&magNum=6&magYear=1984&articleID=186321 Любомудрова В. В. Грубое нарушение норм международного права Южно-Африканской Республикой в Намибии (Правоведение. — 1984. — № 6)] — советская точка зрения на конфликт в Намибии. Использует большое число русско- и англоязычных источников.

Отрывок, характеризующий Война за независимость Намибии

Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.