Южнобережный диалект крымско-татарского языка

Южнобережный диалект крымскотатарского языка
Самоназвание:	yalı boyu şivesi, ялы бою шивеси
Страны:	Россия/Украина, Узбекистан, Турция, Румыния, Болгария
Регионы:	Крым
Официальный статус:	Крым
Классификация
Категория:	Языки Евразии
Алтайские языки (спорно) Тюркская ветвь Огузская группа Турецкая подгруппа
Письменность:	латиница, кириллица, до 1920-х арабское письмо
См. также: Проект:Лингвистика

Южнобере́жный (ю́жный) диале́кт (крымско-тат. yalı boyu şivesi, ялы бою шивеси) — диалект крымскотатарского языка, распространённый среди крымских татар, проживавших до депортации 1944 года на южном берегу Крыма. Принадлежит к огузской группе тюркских языков, очень близок к турецкому.

Диалект южнобережных крымцев очень близок к турецкому языку. Выделяется значительным количеством греческих и некоторым количеством итальянских заимствований. Литературная норма крымскотатарского языка, созданная во второй половине XIX века просветителем Исмаилом Гаспринским, опиралась на южнобережный диалект. Современный литературный язык крымских татар развивается на основе среднего диалекта, однако отдельные особенности южнобережного в нём также присутствуют.

Специфические фонетические черты, отличающие южнобережный диалект как от турецкого языка, так и от двух других крымско-татарских диалектов:

• переход твёрдого, заднеязычного глубокого (корнеязычного) q (в кириллической графике — къ и в традиционной арабской — ق) в x;
• сильная палатализация (смягчение) согласных в «мягких» слогах.

Отличия южнобережного диалекта не являются следствием его развития под влиянием турецкого, как прежде считалось. В реальности он представляет собой ответвление огузских ka-языков (к которым также относятся литературный турецкий, балканские диалекты турецкого и гагаузский), попавшее под влияние говоров Центрального Крыма.

Говоры

• Западный (ялтинский) говор был распространён от Фороса на западе до Никиты на востоке. Характерные черты: кыпчакские начальные k- и t- вместо огузских g- и d- в большинстве слов, аффикс настоящего времени -yır, -yir (соответствует турецкому -yor).
• Средний (алуштинский) говор был распространён от Гурзуфа на западе до Тувака на востоке. Характерные черты: огузское начальное g-, кыпчакское начальное t- вместо огузского d- в большинстве слов, аффикс настоящего времени -y -ıy, -iy, -uy, -üy, аффикс 1 лица множ. числа -ıq, -ik, -uq, -ük.
• Восточный (судакский) говор был распространён от Ускюта на западе до Коктебеля на востоке. Характерные черты: огузские начальные g- и d-, аффикс настоящего времени -y -ıy, -iy, -uy, -üy, аффикс 1 лица множ. числа -ıq, -ik, -uq, -ük. В говорах некоторых сёл мягкому k соответствует специфический звук, близкий к ч.

В целом, южнобережный диалект весьма неоднороден и язык выходцев практически из каждого села или группы расположенных рядом сёл имеет свои, уникальные особенности, в особенности в области лексики. Так, например, говор уроженцев села Ускют насчитывает десятки слов, не встречающихся более ни в каких других крымских говорах и диалектах.

См. также

• Крымскотатарский язык
• Средний диалект крымскотатарского языка
• Степной диалект крымскотатарского языка

Ссылки

• [www.qypchaq.unesco.kz/Turkic_Languages_Rus.htm Кыпчакские языки на сайте А. Н. Гаркавца]

Отрывок, характеризующий Южнобережный диалект крымско-татарского языка

Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.