Южное наречие русского языка
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.
В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.
Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.
Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.
Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.
Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
(перенаправлено с «Южнорусское наречие»)
| Эта страница использует Русский лингвистический алфавит. Русский лингвистический алфавит применяется в основном для описания фонетики русского языка.
|
Ю́жное наре́чие (диале́кт) ру́сского языка́ — крупная группа говоров русского языка в пределах европейской части России, сложившаяся к XV веку. Южнорусский диалект является диалектом первичного формирования.
Содержание
Изоглоссы
Основной изоглоссой, отделяющей южнорусский диалект от среднерусского и северорусского является фрикативное произношение фонемы /г/, то есть [ɣ].
Однако часть изоглосс объединяет южнорусское наречие с частью среднерусских говоров (в основном южных), прежде всего:
- аканье;
- окончание 3 л. ед. ч. глаголов настоящего времени на мягкое -ть: ходить, но сев. ходит;
- отсутствие выпадения звука /j/ и стяжания гласных в формах глаголов: делаеть, но сев. делат.
Стоит отметить, что некоторые фонетические и грамматические явления наблюдаются одновременно и в южнорусских, и севернорусских говорах, например, произношение фонемы /в/ как губно-губное /ў/ или /w/ в южнорусских и в некоторых Вологодских говорах.
По целому ряду изоглосс южнорусское наречие совпадает с говорами белорусского языка и восточнополесским говором украинского, это прежде всего:
- фрикативный /ɣ/;
- редукция безударных гласных: аканье и яканье;
- губно-губное произношение «в» /ў/;
- протетическое /в/ или /ў/ перед начальными /о/ и /у/: южн.-рус. и бел. во́сень.
- отсутствие звука /ф/, замена его на /х/, /хв/ или /п/;
- окончание 3 л. ед. и мн. ч. глаголов настоящего времени на мягкое -ть (-ць): южн.-рус. (он) ходить, (они) ходють, бел. (ён) ходзіць, (яны) ходзяць;
- отвердение мягких конечных губных /м/, /б/, /п/, /в/;
Однако белорусский язык обладает также рядом черт, отделяющих его от южнорусского наречия. Главными такими особенностями белорусского являются отсутствие мягкого /р’/ и замена его на твёрдое /р/ (южн.-рус. курю́, но бел. куру́) , а также дзеканье и цеканье. Эти черты наблюдаются в южнорусском диалекте лишь в единичных случаях.
По ряду грамматических и фонетических признаков южнорусское наречие имеет схожие черты со слобожанским и степным диалектами украинского языка, это прежде всего отсутствие звука /ф/, протетическое /в/ или /ў/, отвердение мягких конечных губных, окончание 3 л. ед. и мн. ч. -ть у глаголов (однако, в украинском литературном языке -ть в 3 л. ед. ч. считается диалектным).
История формирования
Первые археологические памятники восточнославянских племён — вятичей, радимичей, северян, кривичей — появляются в верховьях рек Днепра, Десны, Сейма, Сожи и Оки, в VIII—IX вв. К XI—XIII вв. множество вятских и кривичских памятников обнаруживаются уже в среднем течении Оки[1]. В VIII—IX вв. вятичи, радимичи, северяне вместе с полянами вынуждены платить дань Хазарскому каганату. В 882 г. князь Олег вместе с дружиной союзных племён по пути из Новгорода в Киев завоёвывает смоленских кривичей, а в 884—885 г. — радимичей и северян. Племена вятичей в 965 г. покорены князем Святославом Игоревичем, а в 984 г. радимичи окончательно теряют свою политическую независимость. В XI—XIII территория южнорусского диалекта входила в состав Черниговского, Новгород-Северского, Смоленского, Муромо-Рязанского и Владимиро-Суздальского княжеств[2]. Во второй половине XIII века эти княжества попали под зависимость от Золотой Орды. К началу XV в. большая часть территории за исключением крайнего восточного Рязанского княжества вошла в состав Великого княжества Литовского[3]. Однако в процессе создания единого Русского государства и многочисленных русско-литовских войн XIV—XVI вв. вся южновеликорусская территория объединилась в составе одного государства, что дало возможность к развитию единого диалектного пространства.
Главные диалектные черты, характеризующие южнорусский диалект, развились преимущественно XI—XV вв.
Фрикативный /ɣ/ по предположению Аванесова развился XI—XII вв[4].
Аканье, возникшее первоначально на юго-западе в Курско-Орловской территории после падения редуцированных в XII—XIII вв., постепенно проникает сначала на запад и позже на север[5][6]. Таким образом, территория южнорусского наречия, занимавшая изначально лишь небольшую территорию, постепенно распространилась на север, в Москву, и запад, Смоленск, которые изначально входили в северную, /g/-ёкающе-окающую, группу диалектов.
Область распространения
В Российской Империи
В первоначальную территорию образования южнорусского наречия полностью входили следующие губернии Российской империи: Воронежская, Калужская, Курская, Орловская, Рязанская, Смоленская, Тамбовская, Тульская. Великорусское население этих 8 губерний по состоянию на 1897 составляло около 12 млн человек.
С колонизацией русскими в XVI—XVIII веках новых земель, южное наречие распространилось дальше на юг и восток в низовья Дона, Волги и на Северный Кавказ: губернии Ставропольскую, Саратовскую, Самарскую, Оренбургскую и другие, а также на области Войска Донского и Кубанскую. Великорусское население в новороссийских, малороссийских (украинских), западных (белорусских и литовских), привисленских губерниях также являлось преимущественно носителем южнорусского наречия и составляло около 4 млн человек, в некоторых губерниях доходив до 30 % от всего населения.
С массовым переселением крестьян на восток в XIX—XX веках южное наречие распространилось дальше на Урал, в Сибирь и Дальний Восток, образовав там свои локальные говоры, часто смешанного характера. Таким образом, носителями южнорусского наречия в 1897 году являлись до 25 млн человек, что составляло почти половину всех носителей русского языка (по дореволюционной терминологии великорусского наречия русского языка)
В современной России
Изначальная территория южнорусского наречия состоит из следующих современных областей: Белгородская, Брянская, Воронежская, Калужская, Курская, Липецкая, Орловская, юг Псковской, Рязанская, Смоленская, Тамбовская, Тульская, юг Тверской. Все они входят в состав Центрального федерального округа.
Носители говоров южного наречия образуют особую южнорусскую этнографическую группу в составе русского народа, противопоставленную севернорусской группе. На территории распространения говоров позднего формирования, в частности, в Сибири, южнорусские говоры были характерны в основном для новосёлов, в то время как старожилы являлись, как правило, носителями говоров севернорусского типа.
Классификация говоров южнорусского наречия
Говоры южнорусского наречия по ряду схожих признаков территориально объединяются в три группы, между которыми также наблюдаются переходные межзональные группы[7]:
Западная группа
- Брянская
- Псковская (юг)
- Смоленская
- Тверская (юг)
Центральная
- Белгородская
- Калужская (юг и запад)
- Курская
- Орловская
- Тульская (юг и запад)
Центральная и западная по ряду признаков имеют схожие черты.
Восточная группа
- Воронежская
- Липецкая
- Рязанская
- Калужская (север и восток)
- Тамбовская
- Тульская (север и восток)
Фонетика
В области согласных
- Наличие фрикативного /ɣ/, на месте севернорусского и литературного смычного /г/. Оппозиция по звонкости/глухости /ɣ/ — /х/[8][9].
- Отсутствие звука /ф/ в западной и центральной группе говоров. Произношение /хв/ и /х/ на месте /ф/: хвартук, хворма, конхета, кохта и т.д[10][11].
- Как следствие отсутствие оглушения /в/ в /ф/ на конце слов[12].
- Частое произношение на месте /в/ губно-губных /ў/, /w/, /ув/, или гласного /у/ в западной и центральной группе: праўда, оўса, уремя, усех, домоў, столоў, ув армию, ува сне, увашли[13].
- Эпентетические (протетическое) /в/ или /ў/ перед /о/ и /у/ (особенно ударными) в западной и центральной группе: во́кна, ву́лица, ву́тки[14].
- Отвердение мягких губных /м, б, п, в~ў/ на конце слов в западной и центральной группе: любов, голуп, сём[15].
- «Щоканье» и «соканье» — произношение на месте ч мягкого /ш’/ и на месте /ц/ — /с/ в центральной группе говоров: щай, ущениса, куриса[16][17][18].
- Произношение «щ», «сч», «ждж» как долгих мягких /ш’ш’/ и /ж’ж’/ или твёрдых /шш/ и /жж/[19][20].
- Отсутствие дзеканья и цеканья — отсутствие свистящего призвука у мягких /д'/ и /т'/[21].
В области гласных
В первом предударном слоге
- Аканье — неразличение безударных /о/ и /а/ в первом предударном слоге[22][23].
- Яканье — произношение /а/ на месте гласных /э/, /о/ и /а/ в первом предударном слоге после мягких согласных[25][26][27].
- В западной и центральной группах яканье диссимилятивное: пято́к — пита́к, сяло́ — сила́, стя́ной — стина́[28].
- В восточной — умеренное недиссимилятивное: пято́к — пити́, сяло́ — в силе́, стяна́ — стине́[25].
- Сильное яканье в псковско-тверской группе говоров: сяло́, стяна́, пятоќ, в лясу́, вясна́[25].
- Иканье — произношение /и/ на месте гласных /э/, /о/ и /а/ в первом предударном слоге после мягких согласных в части говоров: пито́к, сила́, стина́[25][27].
В заударных и втором (и далее) предударном слогах
- Иканье — в большинстве говоров произношение /и/ на месте безударных /э/, /о/ и /а/ после мягких согласных вместо принятого литературного редуцированного /ь/: вы́нис, вы́тину, по́иса, вы́види, о́зиро, за́иц, ме́сиц и т.д[29][30].
- Аканье — в части говоров произношение /а/ на месте безударных /о/, /а/ или /ы/ после твёрдых согласных вместо принятого литературного редуцированного /ъ/ или /ы/: ко́лас, хо́лад, малако́, стараны́, вы́мал, вы́бал[31][32][33].
- Ыканье — в некоторых говорах произношение /ы/ на месте безударных /о/, /а/ после твёрдых согласных: ко́лыс, хо́лыд, мылако́, стыраны́[34][31].
- Редукция /у/ — произношение /у/ как /ъ/ в псковско-смоленской и тамбовско-липецкой группах говоров: о́къни (окуни), фа́ртък (фартук)[35].
- Выпадение /ъ/ и /ь/ — выпадение /ъ/ и /ь/ в восточной группе говоров: млако́ (молоко), страны́ (стороны), гвари́ть, ку́рца, и т.д[36]. Данная черта носит разнообразный характер и сильно различается по говорам.
Морфология
Глагол
- Окончание глаголов 3 л. ед. числа -ть, отражающие древнерусское -ть, вместо севернорусского и литературного -т[37]: он несёть, она идёть.
- Окончание глаголов 3 л. мн. числа -ть, вместо севернорусского и литературного -т[38]: они несуть, они идуть, они сидять, они косять, они пишуть
- Окончание глаголов 3 л. мн. числа I спряжения -ють вместо -ят[39]: видють, просють, носють, любють, парють и др.
- Наличие форм без -ть у глаголов 3 л. ед. и мн. числа[38]: он сиди, они сидя.
- Окончание глаголов 2 л. ед. ч. -тя вместо -те[40]: вы несётя, вы любитя.
- Форма перфекта на -ши/-вши[41]: Девушка приехавши.
Местоимения
- Формы местоимений мене, тобе, собе (с разными формами редукции: мяне, табе и др., см. выше), отражающие древнерусские мене, тобѣ, собѣ.
- Форма местоимения 3 л. ед. числа муж. р. йон в западной группе.
- Местоимения ентот, ента, енто, енти (или с начальным э-) со значением ‘более далёкий‘ в восточной группе: Вон энти (те) избы. Энти (те) жыли баɣата.
- Местоимения тый, тая, тые от тот, та, то, образованные по образцу полных прилагательных, в западной группе[42].
Существительное и прилагательное
- Окончание существительных ср. р. в им. и вин. падежах -я вместо -е: поля, воскресенья.
- В восточной группе окончание существительных III склонения в дательном и предложном падежах на ударное -е: к пече́, по грязе́, в пече́, в грязе́, на лошаде́.
- Произношение окончаний род. падежа -его, -ого через фрикативное /ɣ/, а не через /в/.
- Окончание им. падежа мн. числа существительных среднего рода на -и/-ы: сёлы, о́кны, по́ли.
- В восточной группе существительные среднего рода с безударными окончаниями склоняются как существительные женского рода, то есть относятся к I склонению: из мя́сы, к мя́се, мя́су, с мя́сой[43].
Другое
- Формы наречий где, когда, тогда: иде, йде, ка(ɣ)да, тада[44][45].
- Формы предлогов и приставок ув, уво: ува сне́, ув Алёны, увашла́, увле́сть[46].
Лексика
Одной из особенностей лексики южнорусского, как и других устных диалектов, является сохранение исконных русских форм, сменившиеся в русском литературном на церковнославянские: рус. и цсл. одежда, южнорусск. одёжа и др. Ниже приведён список некоторых слов из говора д. Деулино Рязанского района Рязанской области по состоянию на 1960—1963 года. Часть слов записано опираясь на этимологическую орфографию, часть — на фонетическую, поэтому всегда стоит учитывать такие вещи как редукцию безударных гласных и ассимиляцию согласных.
- Некоторые диалектные слова говора д. Деулино Рязанского района Рязанской области
Наречия, местоимения и прочее
- атсэ́ль, аццэ́ль, аццэ́ля — отсюда
- аттэ́да, антэ́да, анту́да, анту́дава, антэ́ль, антэ́ля — оттуда
- вза́втря — завтра
- вчара́сь, чара́сь, вчара́ся — вчера
- да́ве, да́вича, да́виш — некоторое время тому назад (в пределах тех же суток)
- де, иде́ — где
- де́и-то — где-то
- доке́ль — 1. пока, 2. до каких пор, до какого места
- дю́же — очень сильно
- дю́жий — большой или слишком большой
- ентот, энтот — этот
- за́ўтря, за́ўтри, за́йтря, за́фтря — завтра
- ихий, йихий, иха — принадлежащий им, их
- каб, коб, кабы — если бы
- кады, када — когда
- кажнай, каждый — всякий
- кой, ской — 1. насколько, в какой мере 2. как? в какой мере?
- колько [колькъ, кольки, колькя], кока, скольки, скока — сколько
- куды́ — куда́
- куды́-то, куды́й-то — куда-то
- ле́жели, ле́зели, ле́зи, ле́сли, ле́си, ле́ли, е́зли, е́жели, е́ли — если
- льзя — можно
- ме́не, ме́няй — менее
- на́все — вовсе совсем
- нады́сь, нада́сь — в недавнем прошлом
- никали́ — никогда
- никуды́ — никуда
- о́нта, о́нтась, о́нтъс, ани́та, ани́тась, ани́тася, ана́та, анатась, ана́тася, ана́дась — пусть себе, пускай себе
- онтэ́льный [антэльнай] — не здешний, тамошний
- тады,́ тада́ — тогда
- тады́шний, тады́шный, тадашний — прежний
- тапе́рь, тапе́ря; типе́ря, типе́рича, типерьча — теперь
- туды́ — туда
Существительные
- адёжа — одежда
- аржаной — ржаной
- бреховня — ругань, брань
- гайду́к — о высоком рослом человеке
- гу́тар — 1. разговор, беседа, 2. говор, речь, характерная для какого-л. коллектива
- де́сьма — десна
- до́кторь [до́хтарь] — доктор
- далдо́н — 1. дятел, 2. о надоедливом человеке
- дошьшь, дажьжя — дождь, дождя
- дроче́на, дрочёна — толстый блин, чаще из пшеничной муки, смазанный сверху яйцом
- жамка — пряник
- жбан — кувшин с крышкой, а также бидон
- жерело́ [жъряло́] — 1.отверстие, 2. перен. горло
- как жерело (течь, литься и т. д.) — сильно течь литься и т. д.
- жерздь — жердь
- жиро́к, кряпи́вник — ребёнок родившийся вне брака
- ка́зка — сказка
- картошки — реже картошка картофель огородное растение
- квас — 1. квас, 2. окрошка
- кобызёк, кобысёк — о самоуверенном, дерзком человеке
- кома́рь, кума́рь — комар
- комаря́ — о множестве комаров
- копе́ц — конец, капут
- кори́ка — корица
- кряпи́ва — крапива
- ксти́ны — крестины
- кузне́ц — 1. кузнец, 2. кузнечик
- кула́га — род тюри из муки, замешанной на воде с добавлением чёрного хлеба и сахара
- куле́ш — пшённый суп с салом
- легкови́чка [лихкавичка] — легковой автомобиль
- лобуда́ — о ком-л., чем-л. плохом, недостойном внимания
- лохо́нь — тряпка, лоскут
- людва́ — народ, люд
- ля́палка — болтунья, сплетница
- мами́ка, мамо́ка — мама (детское)
- моско́вка [маско́фка] — москвичка
- мура́вь, мура́ш — муравей
- мыша́ — мышь
- мя́тки, мя́тка — кушанье из мятого варёного картофеля, заправленного молоком, маслом и т. п.
- на́волока, на́волок, на́волочка — облачность, облака
- обе́д — завтрак
- обчежи́тие — общежитие
- о́бчество, о́бщество — сельская община, мир
- обу́жа — обувь
- одева́ло — одеяло
- папи́ка, папо́ка — папа (детское)
- пода́ля, пода́ляй — подальше
- по́лдни, по́лдник — обед
- помо́га, помы́га — помочь, помощь, содействие поддержка
- салама́да, салама́та — род жидкой каши из гречневой муки заваренной кипятком
- середа́ [серяда́] — среда (день недели)
- сосно́ — сосна
- стыдь — холод, стужа
- сусе́д — сосед
- тёпе́ц — бьющая часть цепа
- хъладно́ — хо́лодно
- ча́шка — 1. чашка, 2. миска
Междометия
- вса-вса [фсафса], всо-всо [фсофсо] — отгонные слова для свиней
- дютка — подзывное слово для свиней (обычно повторяется несколько раз)
- кукри-кукри, вач-вач — подзывные слова для овец
- кыть-кыть, кытя-кытя, кат-кать — подзывные слова для овец
- прынь, прынь — подзывание для телят
Прилагательные
- во́стрый — острый
- гуторли́вый — разговорчивый, словоохотливый
- россе́йский — 1. общительный, незамкнутый, 2. смелый, 3. бесхитростный, простой
- махинный — огромный
Глаголы
- брёха́ть — 1. лаять, 2. врать, 3. ругать, бранить
- влада́ть — 1. владеть кем-л., чем-л., 2. быть в состоянии действовать органами тела
- встре́нуть, стре́нуть — встретить
- встре́нуться, стре́нуться — встретиться с кем-л., попасться кому-л. навстречу
- допомо́чь — помочь
- иди́ть — идти
- каза́ть — говорить, сообщать что-либо, выражать какое-л. мнение
- креди́тный — хозяйственный, расчётливый, бережливый, деловой
- кстить — крестить
- ксти́ться — креститься
- ла́ять — ругать, бранить кого-л.
- ла́яться [лайацца] — ругаться, браниться
- мыть — 1. мыть, 2. стирать
- ндра́виться — нравиться
- обра́зить — придать кому-л., чему-л. должный вид; вымыть, нарядить, убрать и т. д.
- обра́зиться — привести себя в порядок
- поковыря́ть — сделать двойное плетение на подошве лапте
- поку́шать — 1. поесть, 2. попробовать
- склада́ть, склать — сложить
Особенности речи в сельских районах севера Курской и юга Орловской областей
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этом разделе не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 19 января 2014 года. |
В данной таблице приведены слова, используемые старшим поколением в населённых пунктах юга Орловской области (Малоархангельский, Глазуновский, Верховянский, Колпнянский, Свердловский и другие районы) и севера Курской области (Поныровский, Золотухинский, Фатежский, Щигровский и другие районы):
Лексика районов севера Курской и юга Орловской областей
| Литературное слово | Диалект |
|---|---|
| сегодня | нынче, нонче, ноне, ныне |
| завтра | завтри, заутра |
| вчера | давче, давича, вчерась, анадысь, вчора |
| теперь | таперче, теперьче |
| пряники | жамки |
| нет (нету) | нéтути, нема |
| становится холоднее | холоднеет, холодат |
| становится прохладнее | прохладнеет |
| становится теплее | тéплеет |
| встречать | стрявать, |
| встретить | стренуть |
| в (предлог) | у, ув, уво |
| дом (частный) | хата |
| маленький сарай | курень |
| телевизор | телевизер |
| врать | брехать (второе значение: лай собак) |
| показывает | кажет |
| пока (~ до сих пор) | покамест |
| пошел (отправился) | подался |
| попробовать на вкус | покушать |
| произошедший/сделанный вчера вечером | вечорошний |
| привести в порядок | образить |
| одеяло | адеялка |
| окрошка | квас |
| миска | чашка |
| жидкое картофельное пюре на воде | разведёнка, толчёнка |
| компот | квасик, узвар |
| стопка водки | читок |
| самогон (в качестве платы) | магарыч |
| чёрствый | твёрстый |
| стирать белье | стираться, мыться |
| мыться | купаться |
| воронка (для налития жидкости) | леечка |
| завтрак (ать) | снеданье (снедать) |
| обед (ать) | обид (обидать) |
| ужин | вечера, вечерить |
| взрослая курица | курёнок |
| мелкие лесные муравьи | комари |
| крот | хорь |
| медведка (насекомое) | крёт |
| очень | дюжа, дюже |
| телега | повозка |
| свой (продукт собственного производства) | свойский |
| один живу | сам живу |
| прелые (только груши) | улежалые |
| складывать | складать |
| справляюсь (с кем-то) | уладаю |
| огород | гарóд |
| дождь | дош |
| дождя (чего?) | дóшжу, дóшжа |
| велосипед | лисапед |
| здешний | тутошний |
| что (утверждение) | што |
| что…? (конкретный вопрос) | шо…? |
| что? (вопрос (когда переспрашивают)) | кого? |
| что-то | штой-то |
| чего? | чаво? |
| куда | куды |
| куда-то | кудый-то |
| мне (кому?) | мине |
| тебе (кому?) | табе |
| себе (кому?) | сабе |
| тепло | тёпло |
| холодно | холоднó |
| недавно | анады |
| разговаривать | гутарить, балакать |
| магази́н | магáзин, ларек |
| их (чей?) | ихний |
| его (чей?) | евойный |
| её (чей?) | ейный, еёный |
| этот | энтот, ентот |
См. также
- Диалекты русского языка
- Северное наречие русского языка
- Различия речи в Москве и Санкт-Петербурге
- Среднерусские говоры
- Южнорусская этнографическая группа
Напишите отзыв о статье "Южное наречие русского языка"
Примечания
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №I.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №II.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №III.
- ↑ Иванов, 1983, с. 108.
- ↑ Иванов, 1983, с. 222.
- ↑ Трубачёв, 2005, с. 206—209.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №VI.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №44.
- ↑ Язык русской деревни, 2003, Карта №14.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №54.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №55.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №58.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №56.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №60.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №70.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №45.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №46.
- ↑ Язык русской деревни, 2003, Карта №16.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №48.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №53.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №64.
- ↑ 1 2 ДАРЯ, 1986, Карта №1.
- ↑ Язык русской деревни, 2003, Карта №12.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №2.
- ↑ 1 2 3 4 ДАРЯ, 1986, Карта №3.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №7.
- ↑ 1 2 Язык русской деревни, 2003, Карта №13.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №8.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №21.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №22.
- ↑ 1 2 ДАРЯ, 1986, Карта №17.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №18.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №20.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №16.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №19.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №9.
- ↑ Язык русской деревни, 2003, Карта №22.
- ↑ 1 2 Колесов, 1990, с. 127, 129—131.
- ↑ Язык русской деревни, 2003, Карта №23.
- ↑ Колесов, 1990, с. 128.
- ↑ Язык русской деревни, 2003, Карта №24.
- ↑ Язык русской деревни, 2003, Карта №21.
- ↑ Язык русской деревни, 2003, Карта №19.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №89.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №90.
- ↑ ДАРЯ, 1986, Карта №59.
Литература
- Аванесов Р. И. Часть первая // [danefae.org/lib/avanesov/1949/ Очерки русской диалектологии]. — М.: Учпедгиз, 1949. — 336 с.
- Бабич З. И. История Поныровского района. 2013.
- Букринская И. А., Кармакова О. Е. и др. [www.gramota.ru/book/village/ Язык русской деревни. Школьный диалектологический атлас]. — М.: БСМП «Элекс-Альфа», 2003.
- Диалектологический атлас русского языка: Центр Европейской части СССР. Вып. 1 / Под ред. Р. И. Аванесова и С. В. Бромлей. — М.: Наука, 1986. — 215 с. — 2000 экз.
- Диалектологический атлас русского языка: Центр Европейской части СССР. Вып. 2. — М., 1989.
- Захарова К. Ф., Орлова В. Г. Диалектное членение русского языка. — М.: Наука, 1970.
- Захарова К. Ф., Орлова В. Г. Диалектное членение русского языка. 2-е изд. — М.: Едиториал УРСС, 2004. — ISBN 5-354-00917-0, 978-5-354-00917-6.
- Иванов В. В. Историческая грамматика русского языка. — 2-е изд. — М.: Посвещение, 1983. — 399 с.
- Колесов В. В., Ивашко Л. А., Капорулина Л. В., Трубинский В. И., Черепанова О. А. Русская диалектология / под ред. В. В. Колесова. — М.: Высшая школа, 1990. — 207 с. — 25 000 экз. — ISBN 5-06-000785-5.
- Котков С. И. Памятники южновеликорусского наречия. Конец XVI — начало XVII в. — М.: Наука, 1990. — 232 с. — ISBN 5-02-010975-4.
- Котков С. И. Южновеликорусское наречие в семнадцатом столетии: Фонетика и морфология. — М.: Издательство Академии наук СССР, 1963. — 234 с.
- Ляпунов Б. М. [kirsoft.com.ru/freedom/KSNews_338.htm Единство русского языка в его наречиях]. — 1919.
- Русские народные говоры. Звучащая хрестоматия. Южнорусское наречие / под ред. Р. Ф. Касаткиной. — М.: Наука, 1999. — 206 с. — ISBN 5-02-011591-6.
- Русская диалектология / Под редакцией Р. И. Аванесова и В. Г. Орловой. — М.: Наука, 1964.
- Трубачёв О. Н. В поисках единства. Взгляд филолога на проблему истоков Руси. — М.: Наука, 2005. — 287 с. — ISBN 5-02-033259-3.
Словари
- [newstar.rinet.ru/~minlos/RussianDialects/ Большой толковый словарь донского казачества. Около 18 000 слов и устойчивых словосочетаний] / Ростовский гос. ун-т, Ф-т филологии и журналистики. — М.: Астрель, 2003. — 608 с.
- [danefae.org/djvu/deulino/ Словарь современного русского народного говора (д. Деулино Рязанского района Рязанской области)] / Под ред. И. А. Оссовецкого. — М.: Наука, 1969. — 612 с.
Ссылки
- [nffedorov.ru/dialect/index.html Южнорусское наречие. Образцы речи всех основных южнорусских диалектных групп (подготовлено Отделом фонетики Института русского языка РАН при участии СБХИ)]. Портал Музея-библиотеки Н. Ф. Федорова. (Проверено 15 мая 2015)
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Южное наречие русского языка
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.
В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.
Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.
Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.
Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.
Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
