Южно-Сахалинская область

Южно-Сахалинская область

Страна	СССР
Статус	область
Входила в	Хабаровский край
Административный центр	Южно-Сахалинск (Тоёхара)
Дата образования	1946—1947
Официальный язык	русский
Население (начало 1940-х)	около 450 тыс. чел.
Национальный состав	русские, японцы
Площадь	51,7 тыс. км²

Южно-Сахалинская область — административно-территориальная единица РСФСР, существовавшая с 2 февраля 1946 по 2 января 1947 года.

История

Южно-Сахалинская область была организована на территории южной части острова Сахалин и Курильских островах, присоединённых СССР по результатам Советско-японской войны. Центром области стал город Тоёхара (с 4 июля 1946 года — Южно-Сахалинск).

В области отсутствовали местные Советы и их исполкомы. Руководство области осуществлялось Гражданским управлением, которым руководил заместитель командующего Дальневосточного военного округа. Издавались газеты «Красное знамя» (на русском языке) и «Новая жизнь» (на японском).

Просуществовав менее года, Южно-Сахалинская область Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 января 1947 г. была объединена с экономически слабой Сахалинской областью Хабаровского края (центр — город Александровск-Сахалинский). При этом центром объединённой Сахалинской области, вышедшей из состава Хабаровского края, стал первоначально Александровск-Сахалинский. 18 апреля 1947 года Указом Президиума Верховного Совета СССР центр области был перенесён в Южно-Сахалинск.

В административном отношении область с 5 июня 1946 года делилась на районы: Анивский, Долинский, Корсаковский, Курильский, Лесогорский, Макаровский, Невельский, Поронайский, Северо-Курильский, Томаринский, Углегорский, Холмский, Южно-Курильский и Южно-Сахалинский.

Ссылки

• Указ Президиума ВС СССР от 02.02.1946 «О национализации земли, банков, промышленных и коммунальных предприятий, железнодорожного и водного транспорта и средств связи южной части острова Сахалин и Курильских островов»
• Указ Президиума ВС СССР от 02.02.1946 «Об образовании Южно-Сахалинской области в составе Хабаровского края РСФСР»
• Указ Президиума Верховного Совета СССР от 2 января 1947 года «О ликвидации Южно-Сахалинской области и включении её территории в состав Сахалинской области»

Отрывок, характеризующий Южно-Сахалинская область

Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]