Южный морской лев

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

</td>

   </tr>
Южный морской лев
Научная классификация
Царство: Животные
Тип: Хордовые
Класс: Млекопитающие
Отряд: Хищные
Семейство: Ушастые тюлени
Подсемейство: Морские львы
Род: Южные морские львы
Otaria Péron, 1816
Вид: Южный морской лев
Латинское название
Otaria flavescens Shaw, 1800
Ареал
Охранный статус

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Вызывающие наименьшие опасения
IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/41665 41665]

Южный морской лев[1] (лат. Otaria flavescens) — южноамериканский вид ушастых тюленей (Otariidae).





Внешний вид

Самцы могут достигать величины до 2,5 м и весить до 300 кг. На верхней стороне тела они тёмно-коричневые, на нижней окрашены в желтовато-коричневый цвет. Грива несколько светлее шкуры. Самки достигают лишь 2 м и весят до 140 кг. Их окраска светло-коричневая и на шкуре часто встречаются крупные пятна неправильной формы, разбросанные по всему телу.

Распространение

Ареал южных морских львов простирается вдоль тихоокеанского побережья Южной Америки от Перу до Огненной Земли, а также вдоль атлантического побережья до юга Бразилии. Колонии южных морских львов существуют также на Фолклендских островах. Отдельные странствующие особи иногда встречаются и вдали от основных колоний, к примеру на Галапагосских островах или на более северных участках бразильского побережья. Однако как правило, южные морские львы предпочитают находиться вблизи их колоний.

Размножение

Воспроизводственное поведение напоминает других ушастых тюленей. Зрелые самцы встречают самок на побережье и борются между собой за участки берега. В этих поединках соперники пытаются укусить друг друга, нередко дело доходит до крови и глубоких ран. Более слабые самцы в ходе боёв вытесняются на край колонии, в то время как наиболее сильные добывают право на самые престижные места в центре лежбища. При выходе на берег самки входят в гарем того самца, которому принадлежит соответствующий участок. Гарем может состоять из 18 самок, но чем ближе участок самца к краю колонии, тем меньше его гарем. В среднем у каждого самца при спаривании имеется по три самки. Самцы постоянно заняты тем, чтобы воспрепятствовать покиданию самками своего участка. При этом они нередко проникают на соседние участки и вступают в конфликт с их хозяевами. Молодые самцы иногда сбиваются в холостяцкие группы численностью до десяти животных, регулярно пытаясь проникнуть в колонию, похитить самку и с ней спариться. Находясь на суше от двух до трёх месяцев, самец почти не ест и не спит.

После беременности, срок которой составляет около 350 дней, самка рождает на свет по одному детёнышу. Роды происходят сразу после выхода на берег и накануне нового спаривания.

Систематика

У южного морского льва в настоящее время существуют два научных названия — Otaria byronia (Blainville, 1820) и Otaria flavescens (Shaw, 1800). По правилам Международного кодекса зоологической номенклатуры (МКЗН) действительным является более старое имя, flavescens. Однако Джордж Шоу описал в 1800 году детёныша, названного им Phoca flavescens, описание которого не очень подходит к южным морским львам. Поэтому некоторые зоологи отвергают его и считают Otaria byronia первым правильным описанием вида и действительным названием. У обоих названий есть свои сторонники, называющие другое название «устаревшим». Решение МКЗН, способное разрешить спор, пока отсутствует.

См. также

Напишите отзыв о статье "Южный морской лев"

Примечания

  1. Соколов В. Е. Пятиязычный словарь названий животных. Млекопитающие. Латинский, русский, английский, немецкий, французский. / под общей редакцией акад. В. Е. Соколова. — М.: Рус. яз., 1984. — С. 110. — 10 000 экз.

Литература

  • Ronald M. Nowak: Walker's Mammals of the World. Johns Hopkins University Press, 1999 ISBN 0-8018-5789-9

Отрывок, характеризующий Южный морской лев

Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»