Адамовский, Джозеф

Джозеф Адамовский англ. Joseph Adamowski
портрет кисти Аделаиды Коул Чейз
Основная информация
Имя при рождении	Юзеф Адамовский польск. Józef Adamowski
Дата рождения	4 июля 1862(1862-07-04)
Место рождения	Варшава, Российская империя
Дата смерти	8 мая 1930(1930-05-08) (67 лет)
Место смерти	Кембридж, США
Страна	Российская империя Российская империя, США США
Профессии	виолончелист, педагог
Инструменты	виолончель
Коллективы	Бостонский симфонический оркестр

Джозеф Адамовский (англ. Joseph Adamowski, первоначально Юзеф Адамовский, польск. Józef Adamowski; 4 июля 1862 года, Варшава — 8 мая 1930 года, Кембридж (Массачусетс)) — американский виолончелист польского происхождения.

В 1873—1877 гг. учился в Варшавском институте музыки, затем совершенствовал своё мастерство в Московской консерватории у Вильгельма Фитценхагена, занимался также композицией под руководством П. И. Чайковского. В 1883—1889 гг. преподавал в России и Германии, вёл концертную деятельность в Варшаве, затем эмигрировал в США, последовав примеру брата, скрипача Тимотеуша Адамовского. Также обосновавшись в Бостоне, играл в Бостонском симфоническом оркестре. В 1890 г. присоединился к брату в составе струнного квартета Адамовских, завоевавшего определённую известность; ансамблю, в частности, посвятил свой пятый струнный квартет Джордж Уайтфилд Чедуик. В 1896 г. женился на пианистке Антонине Шумовской, в том же году сформировалось семейное фортепианное трио Адамовских, выступавшее до 1914 г. В дальнейшем возглавлял отделение виолончели в Консерватории Новой Англии. Редактировал издание фортепианного трио Op. 99 Франца Шуберта для издательства Ширмера.

Дети Адамовского — хоккеист Тадеуш Адамовский и общественный деятель Хеленка Панталеони. Его правнучка — американская актриса Теа Леони.

Отрывок, характеризующий Адамовский, Джозеф

– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.