Потоцкий, Юзеф Альфред

Юзеф Альфред Генрик Потоцкий
Герб рода Потоцких
Род деятельности:	польский дипломат
Дата рождения:	8 апреля 1895(1895-04-08)
Место рождения:	Шепетовка, Волынская губерния, Российская империя
Дата смерти:	12 сентября 1968(1968-09-12) (73 года)
Место смерти:	Лозанна, Швейцария
Отец:	Юзеф Николай Ксаверий Потоцкий
Мать:	Елена Августа Радзивилл
Супруга:	Кристина Мария Радзивилл
Дети:	Анна, Дорота, Изабелла, Пётр Станислав Юзеф
Награды и премии:

Граф Юзеф Альфред Генрик Потоцкий (8 апреля 1895, Шепетовка — 12 сентября 1968, Лозанна) — польский аристократ и дипломат.

Биография

Представитель польского дворянского рода Потоцких герба «Пилява». Второй (младший) сын графа Юзефа Николая Ксаверия Потоцкого (1862—1922) и княжны Елены Августы Радзивилл (1874—1958).

В 1913 году его отец Юзеф Николай Ксаверий Потоцкий получил от царского двора разрешение на основание двух ординаций для своих сыновей: Антонинской (ок. 25 000 га) для старшего сына Романа и Корецкой (ок. 24 000 га) для младшего сына Юзефа. Таким образом, после смерти своего отца Юзеф Потоцкий должен был унаследовать Корецкую ординацию. Согласно условиям Рижского мира, братья Потоцкие не получили обещанных им ординаций.

В 1919-1922 годах Юзеф Антоний Потоцкий был секретарем польского посольства в Лондоне, В 1929-1932 годах — советник посольства в Лондоне. В феврале 1934 года он стал заместителем директора политического департамента и начальником западного отдела. Был также послом Польши в Испании.

Был награждён Орденом Возрождения Польши, Командорским крестом французским орденом Почётного Легиона, португальским орденом Христа, бразильским орденом Южного Креста 3 класса (1934).

Посмертно, «за заслуги в многолетней дипломатической службе» в 1998 году был дважды награждён Командорским Крестом Ордена Заслуг перед Республикой Польша (20 апреля) и Большим Крестом Ордена Возрождения Польши (17 сентября).

Семья и дети

8 октября 1930 года в Варшаве женился на княжне Кристине Марии Пелагее Радзивилл (15 ноября 1908 — 13 августа 2003), дочери князя Януша Франтишека Ксаверия Юзефа Лабре Бронислава Марии Радзивилла (1880—1967), 13-го ордината Олыцкого, и княжны Анна Ядвиги Марии Любомирской (1882—1947). В браке родились четверо детей:

• Графиня Анна (19 августа 1931, Варшава — 25 октября 2000, Париж)
• Графиня Дорота (род. 13 апреля 1935, Варшава), 1-й муж с 1965 года Дон Луис Ариас Каррлон (1930—1970), 2-й муж с 1987 года Карлос Маззучелли Лопес де Кебаллос (род. 1930)
• Графиня Изабелла (род. 6 августа 1937, Варшава), муж с 1963 года граф Юбер д'Орнано (род. 1926)
• Граф Пётр Станислав Юзеф (род. 13 октября 1940, Лиссабон), женат с 1969 года на Марии Терезе Росе де Тогорес (род. 1946), дочери князя де Бежара.

Источники

• Alina Szklarska-Lohmanowa: Potocki Józef Alfred, w: Polski Słownik Biograficzny, t. 28(1984), s. 81-82

Ссылки

• [genealogia.grocholski.pl/ Genealogia polskich rodzin arystokratycznych]
• [mariusz.eu.pn/genealogia/rody/potoccy04.html POTOCCY]

Отрывок, характеризующий Потоцкий, Юзеф Альфред

В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.