Бачевский, Юзеф

Юзеф Адам Бачевский
Józef Adam Baczewski
Род деятельности:	химик, предприниматель
Дата рождения:	1829(1829)
Подданство:
Дата смерти:	1911(1911)
Место смерти:	Львов
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Юзеф Адам Бачевский (польск. Józef Adam Baczewski; 1829 — 1911, Львов) — польский предприниматель, химик, владелец известной ликероводочной фирмы, общественный деятель, филантроп. Участник январского восстания 1863 года. Один из основателей польской национальная школы ферментации и дистилляции.

Биография

Окончил Львовскую политехнику (ныне Национальный университет «Львовская политехника») и Венский университет. Преподавал химию в сельскохозяйственной академии в Дублянах близ Львова.

С 1856 — владелец семейного ликероводочного бизнеса, основанного в 1782 году.

Был одним из первых предпринимателей Центральной Европы, который проводил масштабную маркетинговую политику. Чтобы его водки и ликёры отличались от других марок, доступных европейцам, распорядился весь экспортный алкоголь продавать вместо бутылок в хрустальных графинах. Со временем все бутылки фирмы Бачевского были заменены на графины. Маркетинговая стратегия Ю. А. Бачевского также использовала рекламу в прессе, а также в виде листовок и афиш. Большое внимание Адам Бачевський предоставлял европейским выставкам, с которых регулярно привозил награды. В конце концов, к концу XIX века название «Бачевские» в Галичине стала синонимом водки.

В 1894 году на Галицкой краевой выставке во Львове построил павильон компании J. A. Baczewski в виде графина, представленный интересной экспозицией и посещаемый чаще других.

Экспортировал продукции во многие страны Европы (в том числе, Германию, Францию, Великобританию), а также на другие континенты (Северная Америка, Южная Америка, Австралия) под торговой маркой J.A. Baczewski. Во время существования Польской Республики (1918—1939) алкогольная продукция J.A. Baczewski, благодаря широкому использованию рекламы, собственной лавке на площади Рынок в центре Львова и договоренностям с владельцами дорогих ресторанов водка Бачевских приобрела популярность у богачей и аристократов.

Львовская фирма Бачевского прекратила своё существование в 1939 года, когда главный корпус фабрики был уничтожен во время бомбардировки города немецкой авиацией, позже оборудование и товарные запасы были разграблены занявшими Львов советскими частями.

Был императорским коммерческим советником, поставщиком императорской семьи Австро-Венгрии. Создал фонд своего имени для одарённых студентов.

Соорудил одну из крупнейших гробниц на Лычаковском кладбище во Львове, по проекту архитектора Яном Шульцем (1883) и предназначенного для последнего пристанища семьи Бачевских. В Польше фабрику считают старейшей ликероводочной фабрикой.

Был кавалером орденов Железной Короны и Императорского австрийского ордена Франца Иосифа.

Сыновья Ю. Бачевского Адам м Стефан погибли в Катыни. После окончания Второй мировой войны потомки Ю. Бачевского восстановили производство в Вене под той же маркой J.A. Baczewski.

Литература

• Stanisław Nicieja, «Cmentarz Łyczakowski», Wyd. Ossolineum 1989. (польск.)
• Салтан А.Н. История олигархов. Алкогольный бизнес династии Бачевских. – Режим доступа к статье: oligarh.org.ua/node/524 . - Заглавие с экрана. – 17.03.16.

Ссылки

• [www.touristinfo.lviv.ua/uk/lviv/famous-people/baczewski-jozaf/ Бачевський Юзеф]  (укр.)
• [www.agjab.com/]

Отрывок, характеризующий Бачевский, Юзеф

Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.