Доманевский, Юзеф
| Юзеф Доманевский | |
| Josef Domaniewski | |
| Дата рождения: |
Конец XVI века |
|---|---|
| Дата смерти: |
Первая половина XVII века |
| Научная сфера: | |
Ю́зеф Домане́вский (Домановский; польск. Josef Domaniewski; конец XVI ― первая половина XVII века) ― польский поэт и философ, сторонник Реформации в Великом княжестве Литовском.
Религиозная деятельность
Юзеф Доманевский являлся одним из наиболее активных социниан в Великом княжестве Литовском. В конце 1590-х годов стал во главе нонадорантизма. Его соратники (Симон Будный, Д. Белинский) считали Христа человеком, критиковали Библию, не признавали бессмертия души.
В январе 1594 года с Яном Лицинием Намысловским участвовал как социнианин в диспуте с профессором Виленской иезуитской академии Мартином Смиглецким о вечности Христа, склоняясь в этом вопросе к номинализму[1].
Общественные взгляды
Юзеф Доманевский обозначал место человека его сословной принадлежностью. Он считал, что человек должен проявлять себя в тех обстоятельствах, в которых он оказался волею судьбы. Труд ― есть моральная обязанность человека, залог его счастливой жизни. Отдавал предпочтение морально-этическим проблемам.
Склонялся к атеизму, за что в 1600 году был исключён из социнианской общины. Отойдя от общественной деятельности, занялся поэзией[2].
Творчество
В 1620—1623 годах в любченской типографии вышли на латинском и польском языках стихотворные произведения «Афоризмы Соломона в поэтическом изложении» (1623) «Жизнь сельская и городская», «Предостережение тем, кто много говорит и ничего не делает», «Некоторые эмблемы».
С позиций гуманистической этики осуждал пороки общества, воспевал трудолюбие, честность, стремление к знаниям. В поэме «Жизнь сельская и городская» он говорит о преимуществе жизни в деревне ― жизни «настуральной»[3].
Напишите отзыв о статье "Доманевский, Юзеф"
Примечания
Литература
- Левицкий О. Социнианство в Польше и Юго-Западной Руси в XVI и XVII вв. // Киевская старина, 1882, № 4, с. 25-57; № 5, с. 401—432.
- Идеи гуманизма и философской мысли Белоруссии. ― Мн., 1977.
- Падокшын С. А. Філасофская думка эпохі Адраджэння ў Беларусі: Ад Францыска Скарыны да Сімяона Полацкага. Мн., 1990. С. 144—148.
- Chemperek D. Inspiracje neostoickie polskich arian. «Emblemata niektóre» Józefa Domaniewskiego i poezja Olbrychta Karmanowskiego, w: Wątki neostoickie w literaturze polskiego renesansu i baroku. Materiały z sesji «Neostoicyzm w literaturze i kulturze staropolskie» Szczecin, 20-22 października 1997 roku, red. P. Urbański, Wydawnictwo Naukowe Uniwersytetu Szczecińskiego, Szczecin, 1999, Materiały. Konferencje nr 40, s. 161—172.
- Staropolska poezja ziemianska. Wydawnictwo P.I.W., 1988.
- Ze staropolskich parafraz biblijnych. Przypowieści Salomonowe Józefa Domaniewskiego // Por.: Dramat i teatr religijny w Polsce, red. Irena Sławińska, Wojciech Kaczmarek, Lublin 1991.
Отрывок, характеризующий Доманевский, Юзеф
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
