Чарторыйский, Юзеф Клеменс
Юзеф Клеменс Чарторыйский польск. Józef Klemens Czartoryski<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Юзеф Клеменс Чарторыйский</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб Погоня</td></tr> | |||
| |||
---|---|---|---|
1764 — 1795 | |||
Предшественник: | Станислав Понятовский | ||
Рождение: | 1740 | ||
Смерть: | 17 марта 1810 Варшава | ||
Род: | Чарторыйские | ||
Отец: | Станислав Костка Чарторыйский | ||
Мать: | Анна Рыбинская | ||
Супруга: | Доротея Барбара Яблоновская | ||
Дети: | Мария Антонина, Клементина Мария Тереза, Тереза, Жозефина Мария Целестина | ||
Награды: |
|
Биография
Представитель магнатского рода Чарторыйских герба «Погоня». Старший сын ловчего великого коронного и старосты луцкого князя Станислава Кости Чарторыйского (ум. 1766) и Анны Рыбинской (ум. 1778). Последний мужской представитель корецкой линии Чарторыйских.
В 1764 году князь Юзеф Клеменс Чарторыйский подписал элекцию Станислава Августа Понятовского. В том же 1764 году стал ключником и стольником литовским. В 1765 году стал кавалером Ордена Святого Станислава, а в 1767 году получил орден Белого Орла.
В 1772 году Юзеф Клеменс Чарторыйский стал ключником волынским, а также войтом и старостой луцким и радошицким.
В 1789—1790 годах — польский посол в Берлине, выступал за заключение союза между Речью Посполитой и Пруссией.
Заново построил Корецкий замок, который стал его постоянной резиденцией. При этом своём имении наладил изготовление керамики и фарфора.
В 1788 году князь Юзеф Клеменс Чарторыйский был избран послом от Волынского воеводства на Четырёхлетний сейм (1788—1792). В 1792 году князь был включен российским послом Яковом Сиверсом в список польских послов и сенаторов, выступавших против новой конституции Речи Посполитой. В том же 1792 году присоединился к Тарговицкой конфедерации в Польше.
Семья
5 ноября 1778 года женился на Доротее Барбаре Яблоновской (1760—1844), дочери воеводы познанского и каштеляна краковского Антония Барнабы Яблоновского (1732—1799) и Анны Сангушко-Ковельской (1739—1766). Дети:
- Мария Антонина Чарторыйская (род. 1777), жена с 1796 года графа Яна Алоиза Потоцкого (1776—1855)
- Клементина Мария Тереза Чарторыйская (1780—1852), жена с 1798 года князя Евстахия Сангушко (1768—1844)
- Тереза Чарторыйская (1785—1868), жена с 1807 года князя Генриха Любомирского (1777—1850)
- Жозефина Мария Чарторыйская (1787—1862), жена с 1814 года графа Альфреда Потоцкого (1785—1862)
- Целестина Чарторыйская (1790—1850), жена с 1812 года Станислава Ржишевского (1780—1857)
Напишите отзыв о статье "Чарторыйский, Юзеф Клеменс"
Литература
- Historia Dyplomacji Polskiej, tom II 1572—1795 pod red. Zbigniewa Wójcika, PWN Warszawa 1982, s. 653—659.
Отрывок, характеризующий Чарторыйский, Юзеф Клеменс
В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее: