Шеринский, Юзеф
| Ю́зеф А́нджей Шери́нский | |
| Józef Andrzej Szeryński | |
 Юзеф Шеринский принимает доклад своего заместителя Якуба Лейкина, май 1941 года. | |
| Имя при рождении: |
Szynkman |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Ю́зеф А́нджей Шери́нский, пол. Józef Andrzej Szeryński, урожд. Ше́нкман или Ши́нкман, пол. Szenkman или Szynkman (1892 — 23 января или 24 января 1943, Варшава) — полковник польской полиции.
Биография
По происхождению еврей. Выкрест. Сменив свою фамилию на польскую, сделал карьеру при режиме Ю. Пилсудского. В годы Второй мировой войны работал в транспортном бюро Варшавского гетто, в декабре 1940 года председатель юденрата Адам Черняков назначил его руководителем службы порядка Варшавского гетто. Получил печальную известность из-за своего жестокого и агрессивного характера. Активно содействовал нацистам в организации депортации евреев в концлагеря, в выдаче гестапо деятелей еврейского подполья.
1 мая 1942 года арестован за присвоение вещей депортированных евреев (новым начальником стал его бывший заместитель Якуб Лейкин), однако уже в июле того же года освобождён, вновь служил в «еврейской полиции». Еврейская боевая организация приговорила его к смерти, и 21 сентября 1942 года его тяжело ранил 2 выстрелами из пистолета Израэль Канал.
Покончил жизнь самоубийством, приняв цианистый калий после акции депортации основной части евреев гетто в концлагеря в январе 1943 года (среди «переселённых» было и большое количество его подчинённых из «еврейской полиции»).
Напишите отзыв о статье "Шеринский, Юзеф"
Ссылки
- [warszawa.getto.pl/index.php?mod=osoby Ludzie warszawskiego getta] (польск.)
- [www.hicon.pl/~pothkan/archontologia/miasta/Warszawa_Getto.html Getto żydowskie w Warszawie] (польск.)
Отрывок, характеризующий Шеринский, Юзеф
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».
Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
