Такаи, Юити

Юити Такаи
高井 有一
Дата рождения:	27 апреля 1932(1932-04-27)
Место рождения:	Токио, Япония
Дата смерти:	26 октября 2016(2016-10-26) (84 года)
Род деятельности:	прозаик
Годы творчества:	с 1964
Направление:	поколение интровертов
Дебют:	«Летняя тень» (夏の日の影, 1964)
Премии:	Премия Номы </br>Премия Акутагавы </br>Премия Танидзаки</br>Премия Ёмиури</br>Премия Осараги

Юити Такаи (яп. 高井 有一 Такаи Ю:ити, ; 27 апреля 1932 - 26 октября 2016) — японский писатель, представитель литературного поколения интровертов. Настоящее имя — Тэцуо Тагути (田口 哲郎).

Биография

Родился в творческой семье: отец был писателем, мать — художником. Окончил филологический факультет Университета Васэда (отделение английской литературы). Начал писать, работая сотрудником отдела культуры информационного агентства «Кёдо». В 1964 году в додзинси «Носорог» (犀), где сблизился с писателями Масааки Татихара, Отохико Кага и Мэйсэй Гото, дебютировал с рассказом «Летняя тень» (夏の日の影). Быстро обрёл известность: в 1965 году был удостоен премии Акутагавы за рассказ «Северная река» (北の河). С 1975 года занимается только литературным трудом. В 1977 году вместе с другими видными писателями «поколения интровертов» вошёл в редакционный совет журнала «Литературный стиль» (文体). Член Японской академии искусств (с 1996). В период с 2000 по 2002 год исполнял обязанности главы Японского союза писателей, сменив на этот посту ушедшего из жизни Дзюна Это. С 2008 года является генеральным секретарём «Музея современной японской литературы». Основные сочинения: написанный по мотивам жизни своего деда «Надгробный камень во сне» (夢の碑, 1976, премия Правительственного агентства по культуре), «Японское небо» (この国の空, 1983, премия Танидзаки), «Ночной муравей» (夜の蟻, 1989, премия Ёмиури), посвящённый памяти своего друга, писателя и поэта «Масааки Татихара» (立原正秋, 1992, премия Майнити), «Громкий плач по умершему» (高らかな挽歌, 1999, премия Осараги), «Волна времени» (時の潮, 2002, премия Номы). На русский язык не переводился.

Ссылки

• [homepage3.nifty.com/fujino/koyu/takaiyuiti1.html Серия очерков о жизни и творчестве писателя] (яп.)

Отрывок, характеризующий Такаи, Юити

Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.