Юй Южэнь

Юй Южэнь (кит. трад. 于右任, пиньинь: Yú Yòurèn, 11 апреля 1879 — 10 ноября 1964) — китайский политик, писатель, журналист, каллиграф.

Биография

Родился 11 апреля 1879 года Гедаоган уезда Саньюань (провинция Шэньси). Происходил из крестьянской семьи. В 1880 году он потерял мать, которую ему заменила сестра отца. Семья некоторое время жила в сельской местности. Здесь молодой Юй получил начальное образование. Видя способности мальчика, родственники в 11 лет отдали его в частную школу. В 24 года он получил начальную степень цзюйжэнь.

Попав в 1900 году в Шанхай, Юй Южэнь приобщился к революционному движению. Он работал журналистом в революционных изданиях, но, опасаясь преследований властей, в 1906 году эмигрировал в Японию.

Во время Синьхайской революции вернулся в Китай. В 1912 году вступил в правительство Сунь Ятсена в качестве министра транспорта и коммуникаций, но после захвата власти Юань Шикаем снова был вынужден скрываться. Однако уже в 1918 году он возглавил в провинции Шэньси революционные войска. После их роспуска в 1922 году вернулся в Шанхай, где вместе с Е Чуцином основал университет. С 1925 года занимал ведущие должности в партии Гоминьдан. С 1927 году он также занимал правительственные должности Китайской республики.

В дальнейшем Юй Южэнь отвечал в правительстве Чан Кайши за развитие культуры и искусства. Однако эта работа осложнилась вследствие начала войны с Японией, а впоследствии гражданской войны с Коммунистической партией Китая. После поражения Гоминьдана Юй Южень эмигрировал на Тайвань. Здесь он умер 10 ноября 1964 года от пневмонии.

Поэзия

Большинство его стихов было посвящено описанию современных ему событий, в частности, политическим действиям. Так, в 1903 году он издал сборник своих стихов «Поэтические зарисовки из Залы Слёз и Издевательств», направленных против императрицы Цыси.

Каллиграфия

Юй Южэнь считается одним из лучших мастеров каллиграфии начала ХХ века. Залогом успехов в скорописи была основательная подготовка в статуте, в котором мастер тренировался на протяжении всей жизни. Изучение каллиграфии Юй Южэнь начал с образцов Чжао Мэнфу. Юй Южэнь коллекционировал отпечатки с «канонов в камне» (Шицзин) конца династии Хань и надписи из мемориальных стел династий Северная Вэй и Тан. Влияние этих памятников отчётливо прослеживается в его статуте, но есть и важное отличие. Юй Южэнь усиливал динамические свойства рисок, производя небольшие наклоны. В образцах его версии почерка бэйшу скорость ведения кисти приближается к цаошу, а динамика рисок из потенциального состояния переводится в актуальное, за счёт чего создается своеобразный эффект «бега на месте». При этом целостность произведения сохраняется как некое равновесие динамики и статики.

Скорописный стиль Юй Южэня, с одной стороны, восходит к Хуай-су, а с другой — основан на технике работы кисти и композиционных принципах северновэйских стел. Подобное сочетание и было ключом к его индивидуальному стилю письма. В скорописи Юй Южэнь добивался максимального упрощения рисок. Вместе с тем он наполнял их энергией и тонкой ритмичным обработкой.

В течение последних 20 лет своей жизни Юй Южэнь активно пропагандировал цаошу, желая, чтобы как можно большее число китайцев овладело этим почерком. С этой целью он с 1932 года издавал ежемесячник «цаошу юэ кань». В 1936 году он опубликовал свой норматив скорописной версии «Прописи тысячи иероглифов» (Цянь Цзы вень), который под названием Бяочжунь цаошу («Нормативы скорописи») до 1960-х годов выдержал 17 переизданий. В предисловии каллиграф назвал четыре преимущества предлагаемой им версии скорописных знаков: во-первых, иероглифы легко запоминаются, во-вторых, легко пишутся, в-третьих, точно ориентируются, в-четвёртых, красиво выглядят.

Юй Южэнь пытался вернуть самый элитарный вид почерка к его историческим корням — графике рядовых служащих периода династии Хань, в среде которых скоропись и возникла для ведения деловых записей. Тем самым он обозначил новые горизонты развития для скорописи и поднял интерес к ней начинающих каллиграфов.

Юй Южэнь инициировал создание Ассоциации скорописи (Цаошуше). Им было организовано большое количество выставок по всему Дальневосточному региону. В Японии вклад Юй Южэня в развитие цаошу был оценён: ему присвоили почетный титул «чудотворец скорописи» (цаошен).

Библиография

• Chang Joseph, Lawton Thomas, Allee Stephen B. Brushing the Past: Late Chinese Calligraphy from the Gift of Robert Hatfield Ellsworth. Washington, DC, 2000.

Отрывок, характеризующий Юй Южэнь

– Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой, – говорила Элен. – И как вам не совестно зарыть такие перлы в деревне!
Графиня Безухая, по справедливости, имела репутацию обворожительной женщины. Она могла говорить то, чего не думала, и в особенности льстить, совершенно просто и натурально.
– Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго. И вы тоже. Я постараюсь повеселить ваших. Я еще в Петербурге много слышала о вас, и хотела вас узнать, – сказала она Наташе с своей однообразно красивой улыбкой. – Я слышала о вас и от моего пажа – Друбецкого. Вы слышали, он женится? И от друга моего мужа – Болконского, князя Андрея Болконского, – сказала она с особенным ударением, намекая этим на то, что она знала отношения его к Наташе. – Она попросила, чтобы лучше познакомиться, позволить одной из барышень посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла к ней.
В третьем акте был на сцене представлен дворец, в котором горело много свечей и повешены были картины, изображавшие рыцарей с бородками. В середине стояли, вероятно, царь и царица. Царь замахал правою рукою, и, видимо робея, дурно пропел что то, и сел на малиновый трон. Девица, бывшая сначала в белом, потом в голубом, теперь была одета в одной рубашке с распущенными волосами и стояла около трона. Она о чем то горестно пела, обращаясь к царице; но царь строго махнул рукой, и с боков вышли мужчины с голыми ногами и женщины с голыми ногами, и стали танцовать все вместе. Потом скрипки заиграли очень тонко и весело, одна из девиц с голыми толстыми ногами и худыми руками, отделившись от других, отошла за кулисы, поправила корсаж, вышла на середину и стала прыгать и скоро бить одной ногой о другую. Все в партере захлопали руками и закричали браво. Потом один мужчина стал в угол. В оркестре заиграли громче в цимбалы и трубы, и один этот мужчина с голыми ногами стал прыгать очень высоко и семенить ногами. (Мужчина этот был Duport, получавший 60 тысяч в год за это искусство.) Все в партере, в ложах и райке стали хлопать и кричать изо всех сил, и мужчина остановился и стал улыбаться и кланяться на все стороны. Потом танцовали еще другие, с голыми ногами, мужчины и женщины, потом опять один из царей закричал что то под музыку, и все стали петь. Но вдруг сделалась буря, в оркестре послышались хроматические гаммы и аккорды уменьшенной септимы, и все побежали и потащили опять одного из присутствующих за кулисы, и занавесь опустилась. Опять между зрителями поднялся страшный шум и треск, и все с восторженными лицами стали кричать: Дюпора! Дюпора! Дюпора! Наташа уже не находила этого странным. Она с удовольствием, радостно улыбаясь, смотрела вокруг себя.
– N'est ce pas qu'il est admirable – Duport? [Неправда ли, Дюпор восхитителен?] – сказала Элен, обращаясь к ней.
– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.


В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».