Юкикадзэ (1940)
Юкикадзэ (яп. 雪風 Юкикадзэ, Вьюга/Метель/Буран) — японский эсминец типа «Кагэро». Один из самых прославленных эсминцев японского флота и единственный эсминец этого типа, переживший войну. Ему принадлежит рекорд среди эсминцев японского флота по пройденному расстоянию — более 100 000 миль, к тому же «Юкикадзе» почти всю войну оставался неповрежденным. В военно-исторической литературе распространено название Юкикадзе.
Строительство
Заложен 2 августа 1938 года на Верфи Sasebo KK. Спущен 24 марта 1939 года, вошёл в строй 20 января 1940 года.
Служба
Участвовал во вторжении на Филиппины, в захвате островов Целебес, Амбон и Тимор. Сражался в Яванском море, участвовал в потоплении голландских крейсеров «Java» и «De Ruyter».
3 марта 1942 года потопил американскую подводную лодку «Perch». Участвовал в операциях у Новой Гвинеи, против острова Мидуэй и боях за Гуадалканал. Добил поврежденный линейный крейсер «Хиэй». Участвовал в эвакуации Гуадалканала и в сражениях у Соломоновых о-вов.
12 июля 1943 года участвовал в сражении в заливе Кула. Сопровождал конвои в Сингапур.
Участвовал в боях за Трук, Гуам, Сайпан, в сражении у острова Самар.
Эскортировал авианосец «Синано» в его единственном походе.
Участвовал в последнем походе линкора «Ямато».
30 июля 1945 года поврежден на минах в районе Miyatsu, ремонтировался в Майдзуру.
После войны использовался в службе репатриации. 6 июля 1947 года передан Китаю под названием «Tan Yang». Прослужил до 1956 года. В мае 1970 года повреждён тайфуном и пошёл на слом. В 1971 году китайцы передали Морскому музею в Этадзиме винт и руль с эсминца.
Напишите отзыв о статье "Юкикадзэ (1940)"
Примечания
Ссылки (на английском языке)
- [www.combinedfleet.com/yukika_t.htm Боевой путь эсминца Yukikaze]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Юкикадзэ (1940)
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.
Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
