Симомура, Юкио

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Юкио Симомура»)
Перейти к: навигация, поиск
Юкио Симомура
Общая информация
Родился
Гражданство Япония
Позиция Вратарь
Информация о клубе
Клуб
Карьера
Клубная карьера*
1952-1961 Тоё Индастрис
Национальная сборная**
1955 Япония 1 (0)

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Юкио Симомура (яп. 下村 幸男 Симомура Юкио, 25 января 1932 года, Хиросима) — японский футболист.





Карьера

Клубная

На протяжении своей футбольной карьеры выступал за клуб «Тоё Индастрис».

В сборной

В 1955 году сыграл за национальную сборную Японии 1 матч. Также участвовал в Олимпийских играх 1956 года.

Личная жизнь

6 августа 1945 года пережил атомную бомбардировку Хиросимы.

Статистика за сборную

Сборная Японии
Год Матчи Голы
1955 1 0
Итого 1 0

Напишите отзыв о статье "Симомура, Юкио"

Ссылки

  • [www.national-football-teams.com/player/50116.html Статистика на сайте National Football Teams(англ.)
  • [www.japannationalfootballteam.com/en/players/shimomura_yukio.html Japan National Football Team Database] (англ.)


Отрывок, характеризующий Симомура, Юкио

– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.