Юла, Сельчук
 Сельчук Юла
| ||
| Общая информация | ||
| Родился | Анкара, Турция | |
| Гражданство | ||
| Позиция | нападающий | |
| Информация о клубе | ||
| Клуб | ||
| Карьера | ||
| Молодёжные клубы | ||
| 1976—1979 |  Шекерспор
| |
| Клубная карьера* | ||
| 1979—1986 | Фенербахче
|
160 (64) |
| 1986—1987 |  Блау-Вайсс 1890
|
11 (2) |
| 1987—1991 | Сарыеспор
|
76 (30) |
| 1991—1992 | Галатасарай
|
4 (1) |
| 1979—1992 | Итого | 240 (95) |
| Национальная сборная** | ||
| 1976—1978 | Турция (до 18)
|
13 (1) |
| 1979—1982 | Турция (до 21)
|
6 (0) |
| 1981—1988 | Турция
|
22 (4) |
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах. | ||
Сельчук Юла (тур. Selçuk Yula; 8 ноября 1959, Анкара — 6 августа 2013, Стамбул) — турецкий футболист, лучший бомбардир чемпионата Турции сезонов 1981/82 и 1982/83.
Биография
Юла начал свою карьеру в клубе из Анкары, «Шекерспор». Трансфер 19-летнего Юлы в «Фенербахче» был важной вехой в его карьере, с новым клубом он дважды становился лучшим бомбардиром лиги с 16 голами в 1982 году и с 19 голами в 1983 году, также он выиграл два чемпионских титула с «Фенербахче» и забил в общей сложности 64 гола в турецкой Суперлиге. Он также участвовал в матче против «Бордо», европейского чемпиона того времени, Юла забил гол, сделав свой вклад в победу «Фенербахче» со счётом 3:2.
В сезоне 1986/87 Юла играл за «Блау-Вайсс 1890» из немецкой Бундеслиги. Затем он вернулся в Турцию, чтобы играть за «Сарыеспор» (1987—1991), а его последним клубом стал «Галатасарай» (1991—1993). Он завершил свою профессиональную карьеру после прощального матча в составе «Фенербахче» против «Эрзурумспора» на «Шюкрю Сараджоглу».
Он сыграл 22 матча за турецкую национальную сборную, в том числе три раза как капитан команды[1].
После окончания карьеры футболиста Юла был спортивным журналистом газеты «Fotomaç», а также работал спортивным критиком и экспертом на «Фенербахче TV» и ATV, где выступал каждую неделю. Он был признан лучшим спортивным критиком года по результатам опросов болельщиков «Фенербахче» в 2005 и 2007 годах.
6 августа 2013 года Юла умер в возрасте 53 лет от сердечного приступа[2][3].
Напишите отзыв о статье "Юла, Сельчук"
Примечания
- ↑ Mamrud, Roberto [www.rsssf.com/miscellaneous/tur-recintlp.html Turkey - Record International Players]. RSSSF (October 29, 2009).
- ↑ [www.hurriyet.com.tr/spor/futbol/24466711.asp Selçuk Yula vefat etti]. Hurriyet Newspaper. Проверено 6 августа 2013.
- ↑ [skorer.milliyet.com.tr/fenerbahceli-eski-futbolcu-selcuk/-/detay/1746569/default.htm Fenerbahçeli eski futbolcu Selçuk Yula hayatını kaybetti]. Milliyet Newspaper. Проверено 6 августа 2013.
| ||||||
Отрывок, характеризующий Юла, Сельчук
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.
Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.
На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
