Юлдашев, Акрам
| Акрам Юлдашев | |
| узб. Akrom Yoʻldoshev, Акром Йўлдошев | |
 Акрам Юлдашев на допросе | |
| Религия: | |
|---|---|
| Новое религиозное движение: | |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Страна: | |
| Труды: |
«Путь к вере» |
Акра́м Юлда́шев (узб. Akrom Yoʻldoshev, Акром Йўлдошев; 1963, Андижан — 2011(?)) — организатор и главный идеолог движения акрамитов, которое стало известным после восстания в узбекистанском городе Андижане в мае 2005 года. С 1999 года находился под стражей по обвинению в экстремизме, создании подпольной религиозной организации, а также в попытке свержения власти. Долгое время о нём не было никаких вестей, по некоторым данным скончался в тюрьме от туберкулёза.
Биография
Акрам Юлдашев родился в 1963 году в Андижане. После армии работал на текстильном комбинате, стал кандидатом в члены компартии СССР. В 1985—1990 годах обучался в институте хлопководства в Андижане, где интересовался обществоведением, историей и литературой. После института преподавал в школе физику и математику, давал уроки по обществоведению[1].
В 1992 году Акрам Юлдашев, бывший членом подпольной организации «Хизб ут-Тахрир» вышел из этой организации и написал трактат философского характера «Путь к вере» (узб. Imonga yoʻl). В своем произведении он в основном рассуждал о нравственном совершенствовании мусульманина. Круг единомышленников, сформировавшийся вокруг Акрама Юлдашева, впоследствии стали называть акрамитами[2].
В своих проповедях Юлдашев попытался доказать, что ислам может гарантировать достойные условия жизни для всех мусульман. Предприниматели, ставшие последователями Акрама Юлдашева стали создавать на своих предприятиях широкую сеть социальных гарантий для рабочих — оплачивать лечение в случае заболевания работника, установили зарплату не ниже прожиточного минимума и т. п. Популярность у населения идей акрамитов вызвали у властей беспокойство[2].
Акрам Юлдашев был первоначально арестован в 1998 году, но 6 января 1999 года он был амнистирован и освобождён. После событий 16 февраля 1999 года в Ташкенте, 17 февраля 1999 года Акрам Юлдашев был снова задержан и лишен свободы сроком на 17 лет по обвинению в участии в терактах[3].
Первоначально сторонники арестованных акрамитов организовывали мирные демонстрации, с требованием отпустить задержанных, но впоследствии, поняв бесперспективность таких действий, стали готовить вооруженное выступление. Первоначальные мирные митинги быстро переросли в организованные вооруженные выступления. Восставшие разгромили воинскую часть, захватив там оружие, а потом взяли штурмом городскую тюрьму Андижана, убив охранников, и освободили своих сторонников. Центральные власти Узбекистана восстание жестоко подавили[2].
В 2006 году стало известно о якобы написанном Юлдашевым письме, в котором он призвал своих последователей, которые бежали в соседние страны, вернуться в Узбекистан[4]. Долгое время ничего не было известно ни о месте заключения Акрама Юлдашева, ни о состоянии его здоровья. 12 января 2016 года узбекская служба радио «Свобода», ссылаясь на неназванного узбекского чиновника и источник в правоохранительных органах Узбекистана, сообщила о том, что Акрам Юлдашев скончался в тюрьме за пять лет до этого в возрасте 47 лет от туберкулёза[5].
Библиография
- [www.portal-credo.ru/site/index.php?act=news&type=archive&day=16&month=5&year=2005&id=33436 Путь к вере] (узб. Imonga yoʻl, Имонга йўл) — основной трактат Акрама Юлдашева, который, по мнению экспертов, очень напоминает существовавший в СССР школьный курс по «Обществоведению» в который вкраплены немногочисленные цитаты из Корана.
- Комментарий к суре «ас-Сафф» — написан Юлдашевым в узбекистанской тюрьме в марте 2005 года, незадолго до андижанских событий. Содержит «неприкрытые призывы к джихаду»[1].
Напишите отзыв о статье "Юлдашев, Акрам"
Примечания
- ↑ 1 2 А. Игнатенко [www.portal-credo.ru/site/?act=lib&id=2263 Ислам в XXI веке: главные направления исследований]. — Портал Credo.ru.
- ↑ 1 2 3 Игорь Ротарь [www.fergananews.com/articles/4940 Возможен ли реванш исламистов или Радикальные исламские организации в Центральной Азии растут, как грибы]. — Фергана-Ньюс, 26.02.2007.
- ↑ [ru.hrsu.org/archives/1846 Выступление Бахтиера Мухтарова]. — Общество прав человека Узбекистана.
- ↑ [www.fergananews.com/articles/4508 Лидер «акромистов» А.Юлдашев из тюрьмы призывает андижанских беженцев вернуться в Узбекистан]. — Фергана-ньюс, 19.07.2006.
- ↑ [www.ozodlik.org/content/article/27482413.html Узбекские чиновники сообщили о смерти лидера восстания в Андижане].
Отрывок, характеризующий Юлдашев, Акрам
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.
