Люблинский, Юлиан Казимирович
| Юлиан Казимирович Люблинский | |
| Юлиан Казимирович Мотошнович | |
 | |
| Род деятельности: |
декабрист |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: |
26 августа 1873 (74 года) |
| Место смерти: | |
| Супруга: |
Агафья Дмитриевна Тюменцева |
| Дети: |
5 |
Юлиа́н Казими́рович Любли́нский (Мотошно́вич) (6 ноября 1798 года, Новоград-Волынский Волынской губернии — 26 августа 1873 года, Санкт-Петербург) — дворянин Волынской губернии, декабрист.
Содержание
Семья
Отец — обедневший шляхтич Казимеж Мотошнович (умер в 1803 году).
Мать — Констанция NN.
Имел брата и двух сестёр.
Фамилию Люблинский принял от родового имения Люблинец.
Образование
С 1803 по 1811 год воспитывался в межиречском училище ксендзов-пиаристов, затем обучался дома. В 1817 году избран асессором нижнего суда. Один год учился в Кременецком лицее. Служил в канцелярии Виленского университета. С 1819 по 1821 год был вольнослушателем на отделении администрации и права Варшавского университета.
В тайных организациях
Поддерживал контакты с польскими тайными организациями — Союзом молодых поляков и Панта койна (Союзом друзей). В 1821 году по подозрению в участии в революционном кружке находился под следствием в Варшавском арсенале. Был выслан под надзор полиции по месту жительства матери в город Новоград-Волынский. Здесь в 1823 году Люблинский и братья А. И. и П. И. Борисовы основали Общество соединённых славян.
Арест и каторга
Арестован в Житомире по приказу от 15 февраля 1826 года. 26 февраля доставлен в Санкт-Петербург и помещён в Петропавловскую крепость.
10 июля 1826 года осужден по VI разряду. Приговорён к каторжным работам на 5 лет. 22 августа 1826 года срок каторги сокращён до 3 лет. Отправлен в Сибирь 7 февраля 1827 года, и доставлен в Читинский острог 4 апреля того же года.
В «каторжной академии» изучал философию, политическую экономию, естественные науки. С П. И. Борисовым занимался изучением флоры и фауны Забайкалья.
Ссылка
После окончания каторги по указу от 30 июля 1829 года определён на поселение в Тункинскую крепость Иркутской губернии (в настоящее время — село Тунка, Бурятия). Женился на Агафье Дмитриевне Тюменцевой — тункинской крестьянке, от которой имел пятерых детей.
По личной просьбе, 26 января 1844 года Люблинскому было разрешено переселиться в селение Жилкино Иркутской губернии, куда он прибыл в августе 1845 года.
После ссылки
По амнистии 26 августа 1856 года Люблинского восстановили в правах. 5 сентября 1857 года с женой и детьми он выехал в европейскую часть России и поселился в Славуте Волынской губернии. Был освобождён от надзора 12 декабря 1858 года. В 1865 году семья переехала в Санкт-Петербург.
Воспоминания Люблинского о каторге и поселении были отправлены в Лондон А. И. Герцену, но не издавались. По некоторым сведениям, рукопись была украдена.
В 1875 году семья Люблинского вернулась в Иркутск. Сыновья Зенон и Михаил с 1858 года учились в 1-ом кадетском корпусе. Позднее Михаил служил в иркутском интендантстве, умер в 1907 году.
См. также
Напишите отзыв о статье "Люблинский, Юлиан Казимирович"
Литература
- Письма П. И. Борисова // Нечкина М. В. О нас в истории страницы напишут. — М., 1982;
- Декабристы: Библиографический справочник. — М., 1988.
Отрывок, характеризующий Люблинский, Юлиан Казимирович
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!
В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
