Юлиан Опильский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Юлиан Опильский
Юліан Опільський
Имя при рождении:

Юрий Львович Рудницкий

Псевдонимы:

Юлиан Опильский

Дата рождения:

8 декабря 1884(1884-12-08)

Место рождения:

Тернополь, Австро-Венгрия

Дата смерти:

9 февраля 1937(1937-02-09) (52 года)

Место смерти:

Львов Польша

Гражданство:

Род деятельности:

прозаик

Жанр:

историческая проза

Язык произведений:

украинский

Юлиан Опильский (настоящее имя и фамилия — Юрий Львович Рудницкий) (укр. Юліан Опільський; 8 декабря 1884, Тернополь, Австро-Венгрия — 9 февраля 1937, Львов, Польша) — западноукраинский писатель и педагог.





Биография

Родился в семье учителя гимназии. Младший брат Степана Рудницкого, украинского географа, картографа, публициста, академика Академии Наук Украинской ССР.

Окончил Львовскую академическую гимназию, поступил во Львовский университет, давал частные уроки. Два года изучал немецкую и классическую филологию, позже перевёлся на учёбу в университет Граца в Австрии.

После, долгое время преподавал немецкий и классические языки в гимназиях Львова. Редактировал журнал «Українська школа» («Украинская школа»).

Умер Юлиан Опильский во Львове и похоронен на Лычаковском кладбище.

Творчество

Юлиан Опильский вошёл в историю украинской культуры не только как прогрессивный педагог, автор школьных учебников, но и как талантливый прозаик, в своём творчестве обращавшийся к исторической тематике.

Первым его историческим произведением была повесть «Иду на вас» («Іду на вас. Історичне оповідання з часів Святослава (960—972)», 1918 г. Это беллетризованная хроника княжения Святослава Игоревича последних лет его жизни (поход в Болгарию, 969—971 гг., гибель в бою с печенегами на обратном пути, 972 г.). Продолжением предыдущего произведения стала повесть «Идолы падут» («Ідоли падуть», 1927), воссоздающая сложную борьбу за введение на Руси христианства. Завершает художественную хронику домонгольских времён повесть «Оборотень» («Вовкулака», 1922), действие которой происходит в последние годы княжения Владимира Святославича; здесь показан процесс постепенного слияния в единое целое древних языческих представлений и новых христианских обрядов.

Действие романа «Сумерки» («Сумерк», 1922) относится ко временам династической войны в Великом княжестве Литовском, развернувшейся после смерти Витовта. Центральное событие романа - героическая оборона Луцкого замка от польского шляхетского войска, усиленного отрядами рыцарей-наёмников. Название романа отражает печальную историческую перспективу: Луцкий замок устоял, герои романа торжествуют, но эта частная победа не переломит хода истории. Лучшее время Великого княжества Литовского миновало безвозвратно, натиск католической Польши на украинские земли будет всё более и более усиливаться.

В 1970 г. роман «Сумерки» был переведён на русский язык[1] и издан в Москве[2]. В предисловии назван лучшим произведением Опильского, «наиболее примечательным в художественном отношении и полнее всего выражающим исторические взгляды писателя»[3]

Роман «Золотой Лев» («Золотий Лев», 1926) переносит читателя во времена князя Даниила Галицкого, получившего в 1253 г. королевскую корону. Главная идея повести — единство и защита родной земли.

Татаро-турецкие набеги на украинские земли в начале XVII в. и жадная политика польской шляхты на Руси — тема романов трилогии «Упыри» («Упирі»): «В царстві "золотої свободи"», 1920; «Чёрным шляхом» («Чорним шляхом», издан в 1994); «Ивашко» (издан в 1994).

Кроме того, перу писателя принадлежат повести «Танцовщица из Пибаста» («Танечниця з Пібасту», о древнеегипетском быте, 1921), «Гармионе» («Гарміоне», о жизни Причерноморья в конце V века до н. э., 1921); «Поцелуй Иштары» («Поцілунок Іштари», о жизни в Древнем Вавилоне, 1923); «Школяр из Мемфиса» («Школяр з Мемфісу», о жизни в древнем Египте, 1927); «Тень гиганта» («Тінь велетня», о событиях 1812 года, 1927), «Кресты и идолы» («Хрести й ідоли»), «Дух степи» («Дух степу»), «Посев Перуна» («Посів Перуна») и другие.

Произведения (в хронологическом порядке)

  • Іду на вас. Історичне оповідання з часів Святослава (960—972). 1918.
  • В царстві «золотої свободи». 1920.
  • Танечниця з Пібасту. 1921.
  • Гарміоне. 1921.
  • Сумерк. 1922.
  • Вовкулака. 1922.
  • Поцілунок Іштари. 1923.
  • Золотий Лев. 1926.
  • Школяр з Мемфісу. 1927.
  • «Ідоли падуть. 1927.
  • Тінь велетня. 1927.

Память

Именем писателя названы улицы во Львове, Тернополе, Ивано-Франковске, Дрогобыче и др.

Напишите отзыв о статье "Юлиан Опильский"

Ссылки

  • [www.odb.te.ua/53 Биография Ю. Опильского] (укр.)

Примечания

  1. Переводчиком был довольно известный советский литератор, человек сложной и необычной судьбы - Иван Дорба.
  2. Опильский, Ю. Сумерки / Перевод с украинского И.В. Дорбы. - М.: Художественная литература, 1970.
  3. Опильский, Ю. Сумерки / Перевод с украинского И.В. Дорбы. - М.: Художественная литература, 1970. - С. 7.

Отрывок, характеризующий Юлиан Опильский

– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.