Юлиан (Сас-Куиловский)

Юлиан Сас-Куиловский Julian Kuiłowski herbu Sas<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Митрополит Галицкий, архиепископ Львовский, епископ Каменецкий
30 августа 1899 — 4 мая 1900
Церковь:	Украинская грекокатолическая церковь
Предшественник:	Сильвестр Сембратович
Преемник:	Андрей Шептицкий
Епископ Станиславовский
22 сентября 1891 — 4 мая 1900
Церковь:	Украинская грекокатолическая церковь
Предшественник:	Юлиан Пелеш
Преемник:	Андрей Шептицкий
Образование:	Львовский университет
Рождение:	1 мая 1826(1826-05-01) Австрийская империя,ныне Самборский район,Львовская область,Украина
Смерть:	4 марта 1900(1900-03-04) (73 года) Львов
Похоронен:	Львов, Лычаковское кладбище
Династия:	Куиловские
Отец:	Венедикт Куиловский
Мать:	Катерина Кущикевич

Митрополит Юлиан Сас-Куиловский (польск. Julian Kuiłowski herbu Sas; 1 мая 1826, село Конюшки-Королевские, королевство Галиции и Лодомерии, Австро-Венгрия (ныне Самборский район, Львовская область, Украина) — 4 мая 1900, Львов) — епископ Украинской грекокатолической церкви, с 30 августа 1899 — Митрополит Галицкий и Архиепископ Львовский — предстоятель Украинской грекокатолической церкви.

Биография

Происходил из шляхетского рода Куиловских герба Сас. Родился в семье священника села Конюшки-Королевские на Самборщине. Учился на философском факультете Львовского университета. За участие в революционном движении в 1846 году был отчислен из числа студентов.

Участник Весны народов. Был гвардейским сотником в Перемышле. После разгрома революционных отрядов во Львове 1 ноября 1848 года продолжил воевать в венгерской революционной армии в составе польского легиона генерала Юзефа Бема.

Принял участие в битве под Сегедом. После поражения восстания в августе 1849 вместе с отрядами Лайоша Кошута и Юзефа Бема эмигрировал в Сербию, затем Болгарию, и в Турцию.

В 1849 — 1850 годы — капитан турецкой армии. В рядах султанских казаков молодой граф Юлиан Сас-Куиловский получил тяжёлое ранение в одном из боёв: у него на всю жизнь остался страшный шрам на лице. После ранения уехал во Францию.

С 1850 года жил в Париже, где в 1854 году окончил в богословскую семинарию St. Sulpice.

Рукоположён в иереи в Риме 1 апреля 1854 года.

В 1856 года оставил Париж и в течение года исполнял служил пастырем на острове Koрфу. После амнистии вернулся в Галицию в Перемышль в 1857 году. В 1859 получил греко-католический приход в с. Русское Село той же епархии. Потом был клирошанином, главным помощником епископа кафедрального перемышльского храма.

В течение 1876—1881 — администратор, a в 1881—1882 — декан греко-католической церкви в с. Бирча. В 1878 возведён Папой Львом ХІІІ в звание тайного папского камергера.

В 1882 году — каноник греко-католической капитулы в Перемышле. С 1883—1884 — ректор грекокатолической духовной семинарии в Перемышле. 26 июня 1890 назначен епископом-суфраганом (помощником) Перемышльским и титулярным епископом Hephaestus.

С 3 августа 1891 года — епископ станиславовской епархии.

16 (28) декабря 1898 года стал митрополитом Галицким, Архиепископом Львовским и Епископом Каменецким в Украинской грекокатолической церкви.

Умер 4 мая 1900 года во Львове и похоронен на Лычаковском кладбище.

Библиография

• Cz. Lechicki, Kuiłowski Julian , Polski Słownik Biograficzny, t. X
• Дм. Блажеевский — «Historical sematism of the Eparchy of Peremysl including the Apostolic Administration of Lemkivscyna (1828—1939)», Lwów 1995

Отрывок, характеризующий Юлиан (Сас-Куиловский)

– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.