Дорпмюллер, Юлиус

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Юлиус Дорпмюллер»)
Перейти к: навигация, поиск
Юлиус Хайнрих Дорпмюллер
Julius Heinrich Dorpmüller<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
рейхсминистр путей сообщения
2 февраля 1937 — 23 мая 1945
Предшественник: Пауль фон Эльц-Рюбенах
Преемник: нет
Генеральный директор Рейхсбана
3 июля 1926 — 23 мая 1945
Предшественник: Рудольф Ойзер
Преемник: должность упразднена
 
Рождение: 24 июля 1869(1869-07-24)
Эльберфельд,
Рейнская провинция,
Германская империя
Смерть: 5 июля 1945(1945-07-05) (75 лет)
Маленте, Шлезвиг-Гольштейн, Тризония
Партия: НСДАП
Учёная степень: Доктор технических наук
 
Награды:

Юлиус Дорпмюллер (нем. Julius Heinrich Dorpmüller; 24 июля 1869, Эльберфельд — 5 июля 1945, Маленте) — государственный деятель Германии. В 1893 окончил Высшее техническое училище в Ахене. В 1893 поступил на государственную службу, работал в Управлении железных дорог Пруссии, с 1898 правительственный строительный чиновник железнодорожной дирекции в Саарбрюккене. С 30.12.1903 инспектор железных дорог и фабрик железнодорожной дирекции Сен-Иоан — Саарбрюккен. С 1907 работал в Китае, консультировал китайское правительство по вопросам железнодорожного строительства; начальник технического бюро фабричной дирекции Циндао. С 1908 уполномоченный и главный инженер государственных железных дорог Китая, руководил строительством ок. 700 км железных дорог. В 1917 выслан из Китая, который объявил войну Германии, и в 1918 переведен в железнодорожные войска. Служил на Кавказе. После демобилизации 23.12.1919 назначен старшим строительным советником железных дорог Эссена. С 16.5.1922 президент Имперской железнодорожной дирекции Опельн, а с 1.10.1924 — Эссена. С 1.7.1925 постоянный заместитель генерального директора, а с 4.6.1926 генеральный директор германских рейхсбаннов. С июня 1933 председатель Административного совета и Правления объединения «Имперские автобаны», с 1935 член Имперского совета транспорта; член Академии германского права. После отставки барона П. фон Эльц-Рюбенаха, 2.2.1937 назначен имперским министром транспорта и председателем Административного совета имперских автобанов. 19.9.1943 награждён Рыцарским крестом за военные заслуги, а 24.7.1944 получил к нему мечи. В правительстве К. Дёница (май 1945) занимал пост министра транспорта и связи. Вместе с членами правительства Дёница арестован британскими властями во Фленсбург-Мюнвике. Умер в лагере.

Напишите отзыв о статье "Дорпмюллер, Юлиус"



Литература

  • Hans Bock, Franz Garrecht. Julius Dorpmüller - Ein Leben für die Eisenbahn. — Pürgen: Ritzau, Verlag Zeit und Eisenbahn, 1996. — 280 с. — ISBN 3-921304-39-3.  (нем.)
  • Alfred Gottwaldt. Julius Dorpmüller, die Reichsbahn und die Autobahn: Verkehrspolitik und Leben des Verkehrsministers bis 1945. — Berlin: Argon, 1995. — 136 с. — ISBN 3-87024-330-9.  (нем.)

Ссылки

  • [www.hronos.km.ru/biograf/bio_g/germanyd.html Биография Юлиуса Дорпмюллера на «Хроносе»]
  • [www.bundesarchiv.de/aktenreichskanzlei/1919-1933/0011/adr/adrag/kap1_4/para2_124.html Краткая биографическая справка на сайте федерального архива]  (нем.)

Отрывок, характеризующий Дорпмюллер, Юлиус

Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.