Юлия Антония

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Юлия Антония
IVLIA CAESARIS
Род деятельности:

Мать Марка Антония

Дата рождения:

104 до н. э.(-104)

Дата смерти:

ок.39 до н. э.

Отец:

Луций Юлий Цезарь III

Мать:

Фульвия

Супруг:

1. Марк Антоний Кретик
2. Публий Корнелий Лентул Сура

Дети:

1. Марк Антоний
2. Гай Антоний
3. Луций Антоний
(все от первого брака)

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Юлия Антония, иногда Юлия Цезарис (лат. IVLIA CAESARIS), (104 до н. э. — ок. 39 до н. э.) — римская матрона, мать Марка Антония, дальняя родственница Юлия Цезаря.





Происхождение

Юлия была дочерью Луция Юлия Цезаря, консула 90 года до н. э. и его жены, принадлежавшей, судя по косвенным источникам, к роду Фульвиев.

Первый брак

Около 85 года до н. э. Юлия вышла замуж за Марка Антония Кретика, представителя одной из самых значительных плебейских фамилий. В 83 году до н. э. она родила первого сына — Марка Антония, народного трибуна 50 до н. э., консула 44 до н. э. Затем около 81 года — Гая Антония, городского претора 44 до н. э., и около 80 года — Луция Антония, консула 41 года.

В 74 году до н. э. Марк Антоний стал претором, после чего в ранге пропретора уехал на Крит для борьбы с пиратами. Скорее всего, в том же году он умер на Крите.

Ещё при её жизни Юлию стали называть Юлия Антония, чтобы иметь возможность отличать её от других женщин рода Юлиев.

Второй брак

Не позднее 71 года до н. э. Юлия вторично вышла замуж за Публия Корнелия Лентула Суру, консула 71 года. Её муж был казнен Цицероном без суда и следствия 5 декабря 63 до н. э., обвиненный в участии в заговоре Катилины. Детей у них не было.

Юлия в истории

После смерти Лентула Суры Юлия больше не выходила замуж и сосредоточилась на устройстве своих уже взрослых сыновей. Большую помощь в этом ей оказывал её родственник Цезарь.

Единственный, кто упоминает о ней — ПлутархСравнительные жизнеописания. Антоний»). Он характеризует Юлию следующим образом:

«…[Антоний Кретик] был женат на Юлии из дома Цезарей, и благородством натуры, равно как и целомудрием, эта женщина могла поспорить с любою из своих современниц». («Антоний, 2»)

До смерти Цезаря Юлия жила в Риме. В 43 году до н. э. она спасла от проскрипций своего брата, Луция Юлия Цезаря:

«Его [Антония] дядя, Цезарь, за которым гнались убийцы, искал убежища у своей сестры. Когда палачи вломились в дом и уже готовы были ворваться в её спальню, она встала на пороге и, раскинув руки, воскликнула: „Вам не убить Луция Цезаря, пока жива я, мать вашего императора!“ Так она спасла брата от верной смерти». («Антоний, 24»).

Во время Перузийской войны Луция Антония и Фульвии против Октавиана Юлия покинула Рим, хотя Октавиан не настаивал на этом и относился к ней с большим почтением. Юлия уехала к Марку Антонию и вернулась в Италию только после примирения триумвиров в 39 году до н. э. Возможно, она присутствовала на встрече Марка Антония с Секстом Помпеем в Мизенах, где отговаривала Антония иметь дело с Помпеем, поскольку не доверяла ему.

В том же году, скорее всего, она умерла.

Напишите отзыв о статье "Юлия Антония"

Литература

  • Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Антоний.
  • Friedrich Münzer. Iulia 543). // Paulys Realencyclopädie der classischen Altertumswissenschaft (RE). — B. X,1. — Stuttgart, 1918. — Sp. 892 f.

Отрывок, характеризующий Юлия Антония

– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.