Юлия Младшая (внучка Августа)

Юлия Младшая
VIPSANIA IVLIA AGRIPPINA
Предположительно — бюст Юлии Младшей в Археологическом музее Инсбрука
Имя при рождении:	Випсания Юлия Агриппина
Род деятельности:	внучка Августа
Дата рождения:	19 до н. э.(-019)
Место рождения:	Галлия
Дата смерти:	28(0028)
Место смерти:	Тремити
Отец:	Марк Випсаний Агриппа
Мать:	Юлия Старшая
Супруг:	Луций Эмилий Лепид Павел
Дети:	1. Эмилия Лепида 2. Марк Эмилий Лепид (младший)

Юлия Младшая (лат. Julia minor), настоящее имя Випсания Юлия Агриппина (лат. Vipsania Julia Agrippina), иногда упоминается как Юлилла, (19 до н. э., Галлия — 28, Тремити) — второй ребёнок в семье Юлии Старшей и Марка Випсания Агриппы, старшая из дочерей, старшая сестра Агриппины Старшей, внучка императора Октавиана Августа.

Биография

Юлия родилась в 19 до н. э. в семье Марка Випсания Агриппы, друга и соратника Октавиана, консула 27 и 28 годов до н. э., и Юлии, дочери Октавиана.

Точное место рождения Юлии не известно, но с 20 по 18 год до н. э. Агриппа выполнял обязанности правителя Галлии.

Не являясь Юлией по рождению, девочка получила имя Випсания Юлия Агриппина. Но воспитывалась Юлия, особенно после смерти своего отца в 12 году до н. э., в семье императора. В трудах современников она чаще всего упоминается как Юлия Младшая.

В том же 12 году до н. э. её мать вышла замуж за Тиберия, приёмного сына Октавиана. Усыновление императора получили и её братья Гай и Луций. Сама же она, хотя и жила в семье Тиберия, никогда не была официально удочерена ни Августом, ни Тиберием.

В 5 или 6 году до н. э. Август выдал Юлию замуж за патриция Луция Эмилия Лепида Павла, консула 1 года. Юлия и Луций были родственниками: обоим Скрибония приходилась бабкой. Мать Луция, Корнелия Сципиона, была дочерью Скрибонии от второго брака.

У пары было двое детей. Первой, в 4 или 3 году до н. э., родилась девочка — Эмилия Лепида, а в 6 году родился мальчик — Марк Эмилий Лепид Младший.

Согласно Светонию, пара жила в большом, специально построенном Юлией особняке за городом. Но Август, не любивший большие пространства, приказал разрушить дом.

В 8 году Юлия была обвинена в прелюбодеянии с Децимом Юнием Силаном. Супружеская неверность не считалась в Риме ужасным преступлением и максимум, что могло грозить Юлии — это развод. Но, учитывая поведение матери, Юлии Старшей, и состояние Августа в связи с этим, Юлия была сослана на архипелаг Тремити, находящийся в Адриатическом море, к северу от мыса Горгано.

В том же году у неё родился сын, но Август приказал умертвить его. В добровольную ссылку к ней приехал её любовник Силан. После смерти Августа Тиберий позволил ему возвратиться в Рим.

Юлия же оставалась на острове и во времена Тиберия. К тому времени практически всё потомство Агриппы от Юлии Старшей было уничтожено из-за интриг Ливии, расчищавшей путь к императорской власти для Тиберия, своего сына от первого брака. Но оставшаяся в живых родня (сестра, племянники) не забывала Юлию и выделяла деньги на её содержание.

В 28 году Юлия умерла на Тремити.

Литература

• Тацит, Анналы.

Отрывок, характеризующий Юлия Младшая (внучка Августа)

Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?