Тимошенко, Юлия Владимировна

Юлия Владимировна Тимошенко укр. Юлія Володимирівна Тимошенко
Премьер-министр Украины
18 декабря 2007 года — 3 марта 2010 года (и. о. до 11 марта 2010 года)
Президент:	Виктор Андреевич Ющенко Виктор Фёдорович Янукович
Предшественник:	Виктор Фёдорович Янукович
Преемник:	Николай Янович Азаров
24 января 2005 года — 8 сентября 2005 года (и. о. до 4 февраля 2005 года)
Президент:	Виктор Андреевич Ющенко
Предшественник:	Николай Янович Азаров (и. о.)
Преемник:	Юрий Иванович Ехануров
Вице-премьер-министр Украины по ТЭК
30 декабря 1999 года — 19 января 2001 года
Глава правительства:	Виктор Андреевич Ющенко
Президент:	Леонид Данилович Кучма
Народный депутат Украины II, III, IV, V, VI,VIII созывов.
16 января 1997 года — 12 мая 1998 года 12 мая 1998 года — 2 марта 2000 года 14 мая 2002 года — 4 февраля 2005 года 25 мая 2006 года — 14 июня 2007 года 23 ноября 2007 года — 19 декабря 2007 года с 27 ноября 2014 года.
Вероисповедание:	православное христианство (УПЦ КП)
Рождение:	27 ноября 1960(1960-11-27) (63 года) Днепропетровск, УССР, СССР
Имя при рождении:	Юлия Владимировна Григян
Отец:	Владимир Абрамович Григян
Мать:	Людмила Николаевна Телегина
Супруг:	Александр Геннадиевич Тимошенко
Дети:	Евгения Александровна Тимошенко
Партия:	«Батькивщина»
Образование:	Днепропетровский государственный университет
Учёная степень:	кандидат экономических наук
Профессия:	инженер-экономист
Сайт:	[www.tymoshenko.ua/ru tymoshenko.ua]
Награды:

Ю́лия Влади́мировна Тимоше́нко (укр. Юлія Володимирівна Тимошенко; род. 27 ноября 1960, Днепропетровск, УССР, СССР) — политический и государственный деятель Украины, премьер-министр Украины в феврале—сентябре 2005 и декабре 2007—марте 2010, вице-премьер-министр Украины по вопросам топливно-энергетического комплекса (1999—2001). Первая и пока единственная женщина премьер-министр в истории Украины, а также первая женщина, занимавшая этот пост в странах СНГ.

Руководитель партии «Всеукраинское объединение „Батькивщина“». В 2004 году Тимошенко (вместе с Ющенко) была организатором и лидером Оранжевой революции. В рейтинге журнала Форбс — третья по уровню влияния женщина мира в 2005 году. Во втором туре президентских выборов 2010 года получила 45,47 % голосов избирателей (на 3 % меньше победителя).

Последовательно выступает за интеграцию Украины в ЕС и против участия в Таможенном союзе ЕАЭС, позиционирует себя борцом против коррупции. С начала политической деятельности провозглашает борьбу за отстранение от власти на Украине олигархических кланов.

Во время президентства Виктора Януковича против Юлии Тимошенко открыли ряд уголовных дел. 5 августа 2011 года Тимошенко была арестована, 11 октября 2011 осуждена на 7 лет тюремного заключения по делу о превышении власти и служебных полномочий при заключении газовых контрактов с Россией в январе 2009 года. Датский Хельсинкский комитет, наблюдая судебный процесс, пришёл к заключению о его политической мотивации и о грубых нарушениях Европейской конвенции по правам человека. В 2010—2013 годах Европейский парламент принял шесть резолюций, в которых преследование Тимошенко назвал «политически мотивированным избирательным правосудием». В 2011—2013 годах освобождение Тимошенко и прекращение «политически мотивированного правосудия» на Украине стало одним из главных условий подписания Евросоюзом договора об ассоциации с Украиной. 30 апреля 2013 года Европейский суд по правам человека решил, «что содержание под стражей госпожи Тимошенко как мера пресечения было произволом; что законность её содержания под стражей не была должным образом оценена, а также что у неё не было возможности требовать компенсации за незаконное лишение свободы». Ряд правозащитников считают Юлию Тимошенко политзаключённой. Такую же оценку содержит официальный доклад Парламентской ассамблеи Совета Европы «О разделении политической и уголовной ответственности», одобренный Комитетом по юридическим вопросам и правам человека в Страсбурге 23 апреля 2013 года. 22 февраля 2014 года после смены власти Верховная Рада освободила Тимошенко из заключения. 28 февраля 2014 года Киевский районный суд Харькова закрыл производство по уголовному делу по ЕЭСУ в связи с отказом прокуроров от обвинения (за отсутствием состава преступления). 14 апреля 2014 года Верховный Суд Украины в ходе совместного заседания всех палат решением 42 из 48 судей закрыл «газовое» дело Юлии Тимошенко. 24 июня 2014 был обнародован полный текст этого решения, в котором суд пришёл к выводу об отсутствии по данному уголовному делу преступления.

29 марта 2014 года съезд ВО «Батькивщина» выдвинул кандидатуру Тимошенко на внеочередные выборы Президента Украины, где она заняла второе место с 12,81 % (2 309 812) голосов. Ключевыми посланиями избирательной кампании Юлии Тимошенко были искоренение коррупции, борьба с олигархами, европейский путь развития Украины (в частности, подписание Соглашения об ассоциации с ЕС), противодействие «российской агрессии» и восстановление территориальной целостности Украины.

Ранние годы

Мать — Людмила Николаевна Телегина, родилась 11 августа 1937 года в Днепропетровске. Отец — Владимир Абрамович Григян, родился 3 декабря 1937 года в Днепропетровске, национальность — латыш, во время немецкой оккупации Украины (1941—1943 гг.) проживал с матерью в Днепропетровске. Его мать — Григян Мария Иосифовна (р. 1909). Его отец — Абрам Кельманович Капительман (р. 1914) по окончании Днепропетровского государственного университета в 1940 году был направлен на работу в Западную Украину (отдел народного образования Ивано-Франковской области), отработал лишь одну учебную четверть директором государственной школы в городе Снятыне. Осенью 1940 года был мобилизован в армию, погиб на фронте 8 ноября 1944 года в звании старшего лейтенанта войск связи. Прадед Юлии Тимошенко, Кельман Гдальевич Капительман, до Великой Отечественной жил в Киеве.

Прадед Юлии Тимошенко — Иосиф Иосифович Григян (национальность — латыш, по словам самой Тимошенко — Григянис, а Григяном стал из-за ошибки работников паспортного стола), родился в Риге в 1884 году, в 1914 году переехал в Екатеринослав, где работал проводником на железной дороге (на станции «Лоцманка»). Впервые был арестован в 1937 году; повторно арестован в 1938 году и был репрессирован (за письма из Латвии; в обвинительной части уголовного дела сказано: «Григан, дискредитируя советскую власть среди рабочих, восхвалял хорошую жизнь рабочего класса в фашистских странах: Германии и Польше»); отбыл 10 лет лагерей с 1938 по 1948; реабилитирован в 1963 году. Его жена — Григан Елена Титовна (р. 1893), украинка, из села Мартыновка (Полтавской губернии).

О своём этническом происхождении Тимошенко сказала: «У меня по линии отца все латыши до десятого колена, а по линии мамы — все украинцы до десятого колена».

Юлия Григян родилась в Днепропетровске 27 ноября 1960 года в семье Владимира Абрамовича Григяна и Людмилы Николаевны Телегиной. Отец оставил семью, когда Юле было 3 года.

Семья

• Муж — Александр Тимошенко (род. 11 июня 1960 года) женился на Юлии Телегиной в ноябре 1979 года, бизнесмен с солидным стажем. Был защитником Юлии во время судебного процесса против неё в 2011 году. В начале 2012 года получил убежище в Чехии. Александр Тимошенко был одним из организаторов Евромайдана в Праге и создал Международное общественное объединение «Батькивщина». Вернулся на Украину после политического кризиса на Украине 2013—2014 годов и восстановления действия Конституции Украины в редакции 2004 года.
• Дочь — Евгения Тимошенко (род. 20 февраля 1980 года), выпускница Лондонской школы экономики получила степень бакалавра по специализации «Государственное управление» и степень магистра по специализации «Русская и постсоветская политические науки». 1 октября 2005 года вышла замуж за гражданина Великобритании Шона Карра (рок-музыкант и владелец нескольких магазинов) и приняла фамилию супруга — Карр. Брак с Карром был расторгнут в начале 2012 года и с 19 декабря 2011 года Евгения вернула себе фамилию Тимошенко. Смена фамилии связана с тем, что с осени 2011 года Евгения активно включилась в кампанию по освобождению Юлии Тимошенко: выступила на съезде Европейской народной партии, в Европейском парламенте, на слушаниях по Украине в Сенате США, в ОБСЕ, лично встречалась с Ангелой Меркель и Сильвио Берлускони, руководителями Европейской народной партии, с генсеком Совета Европы Турбьёрном Ягландом и другими известными политиками Евросоюза и США. Муж — Артур Чечеткин. 27 июня 2016 родилась дочь.

Образование и деловая карьера

В 1977 Юлия Тимошенко закончила среднюю школу № 75 в г. Днепропетровске. До сих пор помогает школе. Перед окончанием школы взяла фамилию матери — Телегина. В 1978 поступила на факультет автоматики-телемеханики Днепропетровского горного института. В следующем году вышла замуж за Александра Тимошенко, в 1980 родила дочь. В 1981 перевелась на экономический факультет Днепропетровского государственного университета. В 1984 окончила университет по специальности «экономика труда» и получила диплом инженера — экономиста с отличием. В 1999 защитила в Киевском национальном экономическом университете кандидатскую диссертацию по специальности «организация управления, планирования и регулирования экономики» на тему «Государственное регулирование налоговой системы». Получила учёную степень кандидата экономических наук.

Начало трудовой деятельности, предпринимательство

В 1984—1988 работала инженером-экономистом на Днепровском машиностроительном заводе им. Ленина (ДМЗ) в Днепропетровске.

В 1988 году (в начале перестройки) Юлия и Александр Тимошенко заняли 5000 рублей и открыли кооператив «пункт видеопроката»; вероятно, им оказал помощь Геннадий Тимошенко (отец Александра Тимошенко), который возглавлял «отдел кинопроката» в Днепропетровском облсовете.

В 1989 году Юлия и Александр создали молодёжный центр «Терминал» (под эгидой Днепропетровского обкома комсомола). В 1989—1991 годах Юлия Тимошенко была коммерческим директором этого центра.

В 1991 году учредила совместно с мужем корпорацию «Украинский Бензин». С 1991 — коммерческий, затем генеральный директор СП «Корпорация Украинский бензин» (КУБ). В 1995—1996 возглавляла созданную на базе КУБ корпорацию «Единые энергетические системы Украины» (ЕЭСУ).

Пик деятельности ЕЭСУ был достигнут в 1996—1997 годах. В интернете имеются утверждения о годовом обороте ЕЭСУ в 11 млрд дол., но это невероятная цифра, поскольку цена на газ в те годы была невысокой (около 30 дол. за 1 тыс. куб. м) и для достижения такой суммы нужна была бы партия в 366 млрд кубометров. В реальности поставки газа через ЕЭСУ были в десять раз меньшими, ведь в те года Украина закупала в России газа около 60 млрд куб. в год (в 2013 году — 26 млрд куб.; по планам на 2014 год — 18 млрд куб. ).

Начало политической карьеры

Накануне её первого похода в политику из-за "репрессий" её бизнес - корпорация ЕЭСУ - был разрушен до основания. "Оставили выжженную землю",- любит повторять Тимошенко.

16 января 1997 — 12 мая 1998 — народный депутат Украины (Верховная Рада II созыва). Избрана по Бобринецкому избирательному округу № 229 Кировоградской области. За Тимошенко тогда проголосовали 92,3 % избирателей.

12 мая 1998 — 2 марта 2000 — народный депутат Украины (Верховная Рада III созыва). Избрана по избирательному округу № 99 Кировоградской области. Председатель Комитета Верховной Рады Украины по вопросам бюджета. На этом посту инициирует бюджетную реформу, разрабатывает первый Бюджетный кодекс Украины, принятый в 2001, проекты Налогового и Социального кодекса, Пенсионной реформы, социальные программы. В марте 1999 года организовала депутатскую фракцию «Батькивщина». Была одним из основателей политической партии "Всеукраинское объединение «Батькивщина», созданной в июле 1999 года. 18 декабря того же года избрана председателем партии.

30 декабря 1999 назначена вице-премьером по теплоэнергетическому комплексу в правительстве Виктора Ющенко. На этой должности Тимошенко провела упорядочение дел в топливно-энергетическом комплексе и мобилизовала в госбюджет значительные суммы. Эти действия вызвали сопротивление команды президента Леонида Кучмы, и в августе 2000 был арестован муж Ю. Тимошенко («дело ЕЭСУ 1995—1997 годов»).

9 февраля 2001 по инициативе Тимошенко был создан Форум национального спасения (ФНС) — общественно-политическое объединение, оппозиционное к режиму Кучмы. 19 января 2001 года Тимошенко была освобождена от своей должности, и 13 февраля была арестована, за то, что в бытность главой ЕЭСУ в 1995—1997 годах осуществляла «контрабанду российского газа на Украину» и за неуплату налогов. Но 27 марта 2001 года Печерский районный суд Киева отменил санкцию на арест Тимошенко, признав выдвинутые против неё обвинения несостоятельными, и она была освобождена, отбыв 42 суток в СИЗО.

9 августа 2001 решением Киево-Святошинского суда Киевской области был освобождён из-под стражи Александр Тимошенко. 30 апреля 2002 Киево-Святошинский суд закрыл уголовные дела, возбуждённые в отношении Юлии и Александра Тимошенко, признав их незаконными. 9 апреля 2003 года это решение подтвердил Апелляционный суд Киева. В сентябре 2004 года Тимошенко подала в суд на действия Генеральной прокуратуры Украины, требуя окончательно закрыть все дела по ЕЭСУ.

5-7 сентября 2001 во время Экономического форума в Кринице (Польша) Юлия Тимошенко представляла Украину в списке претендентов на звание «Человек года Центрально-Восточной Европы» (единственная женщина среди претендентов).

В ноябре 2001 года на базе Форума национального спасения был создан Блок Юлии Тимошенко (БЮТ).

31 марта 2002 на выборах в Верховную раду Блок Юлии Тимошенко получил 7,26 % голосов избирателей. Во фракцию БЮТ в Верховной Раде вошло 24 депутата.

14 мая 2002 — 4 февраля 2005 — народный депутат Украины (Верховная Рада IV созыва).

В сентябре 2002 года вместе с другими оппозиционными лидерами возглавляет акцию «Восстань, Украина!» против режима Леонида Кучмы. В рамках акции осуществила тур по многим городам Украины.

Роль в Оранжевой революции

В течение 2003 — первой половины 2004 годов продолжались переговоры между Блоком Юлии Тимошенко, Блоком «Наша Украина» и Социалистической партией о создании коалиции и выдвижения единого кандидата на пост Президента Украины. Юлия Тимошенко отказалась баллотироваться на выборах в пользу Виктора Ющенко.

2 июля 2004 года Юлия Тимошенко от имени БЮТ подписала с В. Ющенко «Соглашение о создании коалиции „Сила Народа“», созданной в поддержку Виктора Ющенко на президентских выборах, которое предусматривало возможность для Тимошенко возглавить будущее правительство.

3 июля 2004 года началась президентская кампания. Во время избирательной кампании Ющенко обычно больше внимания уделял теме патриотизма, а Тимошенко чаще выступала на тему «борьбы с олигархами, с целью улучшения жизни народа, малого и среднего бизнеса». Тимошенко имела влияние и на «патриотического избирателя», в частности благодаря тому, что в БЮТ входили видные национал-патриоты и диссиденты (в частности С. Хмара и Л. Лукьяненко).

Накануне второго тура выборов Тимошенко призвала сторонников оппозиции 21-22 ноября собираться на Майдане Независимости в Киеве для защиты результатов своего волеизъявления. 21 ноября 2004, когда стало известно, что выборы сфальсифицированы, она призвала выйти на забастовку. Тимошенко стала одним из лидеров массовых протестов против фальсификации президентских выборов, которые получили название «Оранжевая революция».

В Оранжевой революции Тимошенко активно принимала участие как второй лидер после Виктора Ющенко. Договоренности между участниками коалиции "Сила народа" (Блок "Наша Украина" и БЮТ) включали обещание В. Ющенко назначить Ю. Тимошенко Премьер-министром в случае его победы на президентских выборах.

Тимошенко была одним из руководителей Комитета национального спасения — «народного органа защиты Конституции Украины» — созданного 25 ноября 2004 года. 26 декабря 2004 года в результате повторного голосования во втором туре выборов Президента Украины победу одержал Виктор Ющенко с результатом 51,99 % голосов. Виктора Януковича поддержали 44,2 % избирателей.

Уголовное дело в отношении Юлии Тимошенко в России

В июне 2004 года, перед началом президентских выборов на Украине, Главная военная прокуратура России объявила Тимошенко в международный розыск по обвинениям в «даче взятки высокопоставленным чиновникам Министерства обороны РФ с целью заключения контракта на поставку строительных материалов по явно завышенным ценам». На Украине дело против Тимошенко было закрыто вскоре после победы «оранжевой революции», а уголовное дело российской прокуратуры было закрыто в декабре 2005 года в связи с истечением срока давности.

В конце января 2005 года, спустя два дня после назначения Тимошенко и. о. премьера, Генеральный прокурор России Устинов заявил, что в случае приезда Тимошенко в Россию, она будет арестована. Однако 15 февраля, после того, как Верховная Рада утвердила Тимошенко в должности, генеральный прокурор Устинов заявил, что «не будет никаких проблем, если она захочет приехать в Москву», но уголовное дело закрыто не было. «Возможность приезда Тимошенко и продолжение расследования уголовного дела в её отношении никак между собой не связаны, расследование будет продолжаться», — отметил тогда Устинов.

19 марта состоялся визит Президента России Владимира Путина в Киев. В частности, Владимир Путин впервые встречался с Юлией Тимошенко. Их переговоры прошли успешно — Юлия Тимошенко заявила, что никаких нерешаемых проблем между Украиной и Россией нет. Она заверила гостя в своей готовности поддержать все обсуждавшиеся в момент визита российские инициативы, кроме создания Единого экономического пространства.

4 апреля 2005 года, в то время как президент Виктор Ющенко отбыл с визитом в США, Юлия Тимошенко объявила о получении приглашения посетить с рабочим визитом Россию, где планировались её встречи с президентом РФ Владимиром Путиным, премьер-министром Михаилом Фрадковым, а также с представителями Российского союза промышленников и предпринимателей. В качестве согласованных сроков визита назывались 14—15 апреля.

Но 11 апреля прозвучало заявление генерального прокурора Устинова, что дело в отношении Тимошенко не прекращено: «Она по-прежнему находится в розыске». Правда, он тут же добавил, что визит «будет осуществлён в соответствии с протоколом и международными нормами».

13 апреля стало известно, что визит откладывается. Президент Ющенко в выступлении по телевидению 13 апреля попросил Премьер-министра воздержаться от поездок за границу «в связи с необходимостью организации проведения в сжатые сроки большого объёма весенне-полевых работ, а также безотлагательного решения проблем на рынке нефтепродуктов». Также министр экономики Украины Сергей Терёхин, заявил: «Когда перед первым визитом премьера в Россию делаются такие заявления прокурора — это международный скандал».

20 апреля было объявлено, что в Москву вместо Тимошенко посетит секретарь Совета национальной безопасности и обороны Украины Пётр Порошенко.

В конце концов, Юлия Тимошенко посетила Россию лишь после ухода с поста премьер-министра, в сентябре 2005 года. В Москве она встретилась с представителями Генпрокуратуры, ответила на их вопросы и, по словам Тимошенко, все обвинения против неё были сняты. Главная военная прокуратура России лишь 26 декабря 2005 объявила, что уголовное дело в отношении Юлии Тимошенко в России прекращено в связи с истечением срока давности. Однако адвокат Юлии Тимошенко предполагает, что для того, чтобы закрыть бесперспективное дело, сотрудникам прокуратуры, очевидно, пришлось переквалифицировать его.

На посту премьер-министра Украины (февраль — сентябрь 2005)

24 января 2005 года назначена и. о. премьер-министра Украины. 4 февраля 2005 года Верховная рада Украины утвердила Юлию Тимошенко премьер-министром страны — 375 голосов «за» (из 450). Ещё в рамках Соглашений о коалиции «Сила народа» Тимошенко предназначался пост премьер-министра. При пояснении этого назначения В. Ющенко сказал «И, возможно, самое важное… Среди общественности есть большие надежды: президент — Ющенко, премьер — Юлия Тимошенко».

Стоит отметить, что в этом Кабмине у Тимошенко не было ни одного министра от БЮТ, кроме самой Тимошенко (лишь должность руководителя СБУ занял А. Турчинов); также Ющенко не назначил ни одного губернатора от БЮТ. Однако почти все министры первого Кабмина Тимошенко поддержали её в последующих противостояниях с Ющенко.

Основными моментами, характеризовавшими внутриэкономическую деятельность кабинета министров Юлии Тимошенко, стали:

• повышение зарплат, пенсий, стипендий — в полтора-два раза (в сентябре 2005 года в сравнении с июнем 2004 года);
• выполняя предвыборные обещания Президента В. Ющенко, правительство в 2005 году в 12 раз повысило размер единовременного пособия при рождении ребёнка (до 1.1.2004 — 320 грн.; после 1.1.2004 — 684 грн.; 1.4.2005 — 8497,6 грн.; 1.1.2008 — 12240 грн. на первого ребёнка, 25000 грн. на второго, 50000 грн. на третьего);
• кампания «Контрабанда — стоп» и выведение из тени «олигархического бизнеса». В то же время эти «действия по пресечению контрабанды» задели часть среднего бизнеса;
• заявления о необходимости массовой реприватизации 3000 предприятий. В результате государству был возвращён контроль лишь над крупнейшим меткомбинатом «Криворожсталь» (который перепродали в октябре 2005 года в шесть раз дороже, то есть дороже почти на 4 млрд дол. В то же время за период 1991—2004 годов «поступления от приватизации на Украине» составили лишь «около 8.5 млрд дол.»). 16 июня 2005 президент Украины Виктор Ющенко, председатель Верховной Рады Владимир Литвин и Юлия Тимошенко подписали меморандум о гарантиях прав собственности и обеспечения законности при их реализации; после подписания документа Виктор Ющенко заявил, что «украинская власть поставила точку в дискуссии по проблемным вопросам приватизации» — мол, реприватизации не будет, поскольку в бюджете на это нет средств;
• в апреле-мае 2005 года прошли так называемые «бензиновый кризис» и «сахарный кризис», когда цены на сахар и бензин за 2-3 недели поднимались на 30 %—50 %. Эти «кризисы» имели признаки «картельного сговора». Правительство Тимошенко вернуло цены на прежние уровни через месяц (действуя, в основном, рыночными методами — «товарными интервенциями»). Однако во время «бензинового кризиса» Ющенко на заседании СНБО резко раскритиковал Тимошенко за «давление на оптовых продавцов бензина».

Летом 2005 года в прессе появились сообщения, что осенью 2005 года кабинет Тимошенко будет отправлен в отставку, а пост премьера займёт Порошенко.

24 августа на День Независимости Украины в выступлении на Майдане президент Ющенко назвал кабмин Тимошенко наилучшим. Однако 8 сентября 2005 года, через две недели после демонстративного ухода со своего поста А. Зинченко, который обвинил Порошенко в «коррупции и заговоре», Виктор Ющенко отправил правительство Юлии Тимошенко в отставку в связи с конфликтами внутри исполнительной ветви власти. В то же время Ющенко уволил секретаря СНБОУ Порошенко, который оказался в эпицентре коррупционного скандала, и удовлетворил заявление об отставке госсекретаря Александра Зинченко. По мнению Тимошенко, Ющенко отправил её в отставку под влиянием своего окружения, «чтобы отвлечь внимание от обвинений его окружения в коррупции», а также тем, что её рейтинг превысил популярность Президента.

Характерно, что даже Б. Березовский не поддержал Ющенко в вопросе отставки Кабмина Тимошенко: «Помните, говорили о том, что это „революция миллионеров против миллиардеров“, плох тот миллионер, который не мечтает стать миллиардером, но, как только они получили власть, они начали, что называется делить захваченное. Тимошенко, конечно, мешала». При этом Березовский положительно отозвался о деятельности экс-премьера Тимошенко: «Её работа на посту премьера была очень достойной».

Также и общественное мнение Украины осуждало Порошенко и Ющенко. Это осуждение проявилось на парламентских выборах в марте 2006 года, на которых впервые БЮТ превзошёл «Нашу Украину»: оппозиционный БЮТ получил 129 депутатских мест, а президентская «Наша Украина» — 81 (хотя на предыдущих парламентских выборах-2002 от БЮТ было избрано 22 депутата, а от «Нашей Украины» — 112).

Темпы роста ВВП при этом правительстве Тимошенко были несколько выше, чем в Евросоюзе, хотя и значительно ниже, чем в России.(см. «Сопоставление динамики роста ВВП Украины и соседних регионов»).

Ещё в 2000 году на посту вице-премьера по ТЭК в правительстве Ющенко Тимошенко заявила о необходимости ограничения власти олигархов на Украине. В феврале 2005 года премьер-министр Тимошенко заявила, что национальные богатства Украины были приватизированы за бесценок по коррупционным схемам, и поэтому следует провести проверку законности приватизации по трём тысячам предприятий. В этом направлении Кабмином были сделаны следующие шаги:

• была проведена реприватизация крупнейшего металлургического комбината Украины «Криворожстали» (приватизация была проведена в 2004 году, без конкурса, компаниями Ахметова и Пинчука) — в октябре 2005, на открытом конкурсе, это предприятие было перепродано в шесть раз дороже, разница между приватизациями Криворожстали 2004-о и 2005-о годов составила 4 млрд долларов;
• Тимошенко и её блок БЮТ не допустили принятия законов, направленных на приватизацию крупным капиталом сельскохозяйственных земель Украины. Тимошенко выступила против продажи сельскохозяйственных земель Украины как отечественным олигархам, так и иностранным, тем самым стремясь способствовать развитию среднего и малого бизнеса;
• украинское государство возобновило контроль над киевским «Арсеналом», харьковским «Турбоатомом» (монополист по производству турбин для атомных электростанций) и рядом других. Тимошенко не допустила приватизации таких стратегических предприятий как Укртелеком, «Одесский припортовый завод».

Все эти события вокруг приватизации земли, шельфа и стратегических предприятий оказывали огромное влияние на политическую жизнь Украины и привели к политическому разрыву Тимошенко не только с командой Януковича, но и с президентом Ющенко.

Одновременно с отставкой с поста главы правительства Юлия Тимошенко была признана человеком года Центральной и Восточной Европы «за выдающийся и наиболее значимый позитивный вклад в политическое и социально-экономическое развитие региона и за достижения в своей стране в 2004—2005». Такое решение было принято на ХV Международном экономическом форуме в польском городе Крыница Гурская.

Противоречия между Тимошенко и Ющенко

В апреле-мае 2005 года прошли так называемые «бензиновый и сахарный кризисы» (рост цен, в марте — на бензин 10 %; в мае на сахар — 50 %), оба кризиса имели признаки картельного сговора и расследовались Антимонопольным комитетом, которому понадобился почти год, чтобы найти виновных. В сговоре были обвинены и оштрафованны крупнейшие производители сахара: Украинская продовольственная компания Игоря Суркиса и Валентина Згурского — 6 млн грн., «Агропродинвест» Петра Порошенко и ООО «Сахарный союз» группы «Укррос». Вице-премьер Николай Томенко назвал «сахарный кризис» «кризисом имени семьи Порошенко и сахарного бизнеса». «Нефтепродукты, как по взмаху волшебной палочки, появились на многих заправках едва ли не во время разговора нефтяных олигархов с Ющенко. Что ещё раз подтверждает: Тимошенко права, когда говорила о заговоре на рынке… Ликвидация пошлины на бензины и дизельное горючее, уменьшение предельного уровня акциза — все эти действия Премьера Тимошенко давали возможность выйти из топливного хаоса на протяжении недели, максимум двух», — заметил Игорь Луценко.

Кабмин Тимошенко ликвидировал каждый «кризис» за месяц отменой пошлин на бензин и товарными интервенциями (в частности, был завезён тростниковый сахар). Однако Президент Ющенко на заседании СНБО резко раскритиковал Тимошенко за давление на оптовых торговцев бензином: Ющенко сказал ей, «что в таком случае она может написать заявление об отставке и идти вместе с СДПУ(о) и „Регионами“ дудеть в дудки и стучать в барабаны».

Это был первый случай публичных противоречий между Ющенко и Тимошенко.

В середине мая 2005 года возник конфликт по «списку Кинаха» (список предприятий для реприватизации) — первый вице-премьер Кинах подготовил этот список по поручению Виктора Ющенко без консультаций с премьером. Юлия Тимошенко выступила как противник избирательной реприватизации и за принятие Закона о реприватизации с фиксированными критериями.

Вскоре Ющенко обвинил правительство и в серьёзном отставании от графика, который обеспечил бы Украине вступление в ВТО уже в 2005 году. По его мнению, Тимошенко ввела слишком много ограничений в нескольких отраслях украинской экономики, что создало новые препятствия на пути вступления в ВТО.

После отставки правительства Юлии Тимошенко президент Украины Виктор Ющенко в интервью агентству «Associated Press» 13 сентября 2005 года обвинил Тимошенко в том, что она использовала должность премьер-министра для списания долгов её бывшей компании ЕЭСУ перед государственным бюджетом на сумму 8 млрд гривен.. Заявление Ющенко не имело никакого продолжения, хотя он, как президент, имел возможность влияния на Службу безопасности Украины и Генпрокуратуру. Сама Тимошенко предпочла не отвечать на обвинения, а заявила, что Ющенко использует против неё те же методы, которые ранее использовала администрация Кучмы.

Попытки серьёзных расследований в ряде украинских СМИ показали, что размер спорной суммы колеблется от 5,2 млрд до 8 млрд гривен, а сама сумма долгом не является, а является насчитанными КРУ штрафными санкциями к ЕЭСУ по результатам 3-х проверок.

Конфронтация Тимошенко и Порошенко

Пётр Порошенко претендовал на пост премьер-министра в новом правительстве. 8 февраля 2005 года он был назначен на должность секретаря СНБО Украины. Порошенко заявил, что «в сферу СНБО входят все вопросы кабмина». Позже Ющенко заявлял, что СНБО должен стать «единственным местом, где будут приниматься все стратегические решения». Фактически Ющенко и Порошенко стали создавать из СНБО систему дублирования Кабмина.

29 марта 2005 года Виктор Ющенко публично признал, что в его команде существует конфликт между Юлией Тимошенко и Петром Порошенко и что он «пытается эти разногласия уладить».

Уже 14 апреля глава Житомирской областной организации партии Юлии Тимошенко «Батькивщина» Олег Антипов заявил, что Тимошенко сказала ему, что, вероятно, её сместят с поста главы кабинета в мае или в сентябре. Позднее её прогноз оправдался.

В апреле же, после публикаций в прессе, Тимошенко сказала: «Вполне очевидно, что на Украине есть определённые круги, которые просто бредят о подобном развитии событий. Однако их мечты не имеют никакого шанса на воплощение». Виктор Ющенко также опроверг информацию о возможности отставки премьер-министра Юлии Тимошенко. «Это просто глупости», — сказал Ющенко. — «Юлия Владимировна будет долго работать и жить будет долго. Не дай бог, чтобы там были какие-то подозрения».

В оппозиции (2005—2007)

В июле 2005 американский журнал Forbes, составляя рейтинг 100 самых влиятельных женщин мира, называет украинского премьера Юлию Тимошенко третьей по влиятельности женщиной планеты.

26 сентября 2005 года Главная военная прокуратура Российской Федерации прекратила международный розыск Юлии Тимошенко и отменила решение о мере пресечения в виде заключения под стражу по делу, возбуждённому в 2001 по обвинению в подкупе чиновников Минобороны РФ в 1996, когда Тимошенко возглавляла ЕЭСУ. 26 декабря 2005 дело было закрыто за сроком давности.

11 ноября 2005 года Верховный суд Украины на совместном заседании Судебной палаты по уголовным делам и военной судебной коллегии отменил все уголовные дела, которые были заведены в отношении Юлии Тимошенко, членов её семьи и сторонников.

Парламентские выборы 2006 и «Коалициада-2006»

26 марта 2006 года на парламентских выборах Блок Юлии Тимошенко получил 22,27 % голосов, уступив лишь «Партии регионов» и выйдя на первое место в 14 регионах. Предполагаемая «оранжевая» коалиция (БЮТ, «Наша Украина», СПУ) по итогам выборов получила 243 места в Верховной Раде, то есть уверенное большинство (Партия регионов получила 186 мест). Однако началась так называемая «коалициада-2006» — переговоры между БЮТ, «Нашей Украиной» и СПУ о создании коалиции тянулись более четырёх месяцев.

Существует предположение, что камнем преткновения при создании «коалиции демократических сил» вновь стала должность для Порошенко. Поскольку должность премьера для него была уже нереальной, то 27 мая 2006 года члены фракции блока «Наша Украина» приняли решение выдвинуть Порошенко на должность председателя Верховной рады. Против такого решения высказывался А. Мороз. Но 22 июня 2006 года всё-таки было подписано коалиционное соглашение о создании «Демократической коалиции», по которому Тимошенко становилась премьер-министром, а Порошенко предназначалась должность председателя Верховной рады.

Однако на пост председателя Верховной рады претендовал лидер СПУ А. Мороз (уже занимавший эту должность в 1990-х). Он возмущённо заявлял, что Порошенко в 2005 году дискредитировал себя. В конце концов, Мороз договорился с «Партией регионов» и 6 июля 2006 Мороз был избран председателем Верховной Рады, а 7 июля было официально объявлено о создании «Антикризисной коалиции» (в неё вошли Партия Регионов, КПУ и СПУ), а «Наша Украина» неформально присоединилась 4 августа 2006 года — во второе правительство Януковича вошло 8 министров от «Нашей Украины». Эта коалиция предложила Президенту Ющенко подать в Верховную раду кандидатуру Януковича на пост премьер-министра.

WikiLeaks: истинные мотивы «коалициады-2006»

Из-за «коалициады-2006» Тимошенко не получила пост премьер-министра. Стороннему наблюдателю «коалициада-2006» казалась абсурдом — три месяца выпуски новостей на телевидении ежедневно обсуждали всё новые малозначащие требования от «Нашей Украины» к БЮТ и СПУ без какого-либо продвижения к созданию коалиции.

Политологи делали предположения, что «коалициада» лишь скрывала союз Ющенко и Януковича против Тимошенко. Действительно, у бизнес-крыла «Нашей Украины» были тесные контакты с «Партией регионов». На протяжении 2005—2010 годов Тимошенко неоднократно высказывалась против частной компании РосУкрЭнерго, которая была главным посредником в торговле «российским природным газом» на Украине. Тимошенко же стремилась к тому, чтобы торговлю природным газом между Украиной и Россией осуществляли лишь государственные компании «Газпром» и «Нафтогаз Украины». В этом её поддерживал премьер-министр Путин и не поддерживал президент Ющенко, который последовательно защищал РосУкрЭнерго, поскольку «украинская часть компании» принадлежала другу Ющенко — Фирташу и представителям «Партии регионов» Бойко, Лёвочкину.

Вторым вопросом был вопрос о передаче шельфа Чёрного и Азовского морей в длительную аренду компании «Венко». За «Венко» вновь стояли Фирташ и регионал Ахметов. Надо отметить, что именно в апреле 2006 года голосами ПР и НУ было утверждено то самое постановление об аренде шельфа для компании «Венко», то есть ПР и НУ прекрасно нашли общий язык в таком важном вопросе во время коалициады. Именно этих наиболее конфронтационных вопросах столкнулись интересы государства Украина и приватных компаний РосУкрЭнерго и «Венко».

Однако до настоящего времени коалициада-2006 и «Универсал Ющенко-Янукович» выглядели так, как будто Ющенко был принуждён к союзу с ПР силою непреодолимых обстоятельств и позицией Мороза. Но в декабре 2010 на сайте WikiLeaks опубликованы секретные доклады посла США на Украине, где говорится, что 22 марта 2006 (то есть за 4 дня до дня голосования на выборах-2006) министр обороны Гриценко (который входил в ближайшее окружение Ющенко) встретился с послом США для важного разговора. Гриценко сообщил послу, что на прошлой неделе проводил переговоры с Р. Ахметовым (которого посол назвал «крёстным отцом Партии регионов») об отношении «Партии регионов» к НАТО. Гриценко настойчиво убеждал посла в том, что:
1) коалиция «Нашей Украины» и «Партии регионов» вполне возможна;
2) в такой коалиции «Партия регионов» не будет стремиться к пересмотру планов Ющенко по вхождению Украины в НАТО (при условии, что за Гриценко останется пост министра обороны).

Результатом «коалициады-2006» и «Универсала» как раз и стал союз ПР и НУ, причём Гриценко остался в должности министра обороны (всего в кабмине Януковича было 8 министров от НУ). Таким образом, материалы Wikileaks говорят, что затяжки в «коалициаде-2006» проходили вполне осознанно и достигли запланированных целей.

«Универсал Ющенко-Янукович». Переход БЮТ в оппозицию.

Существует предположение, что Виктор Ющенко долго колебался относительно согласия на назначение Януковича премьер-министром и потребовал от последнего взятия ряда политических обязательств и уступок, которые были названы «Универсал национального единства» (в частности, вступление Украины в НАТО).

3 августа 2006 года Юлия Тимошенко отказалась подписать предложенный президентом Ющенко Универсал национального единства, который подписали все остальные парламентские партии Украины, назвала Универсал «прикрытием для предательства» и заявила о переходе в жёсткую оппозицию. Тимошенко призвала народных депутатов, разделяющих её взгляды, создать межфракционное оппозиционное объединение.

4 августа 2006 года Ющенко подал кандидатуру Януковича на утверждение в Верховную Раду. Виктор Янукович во второй раз стал премьер-министром Украины. В кабмин Януковича было включено 8 министров от «Нашей Украины», то есть в Кабмине Януковича оказались представители всех фракций парламента (коммунисты, социалисты, ПР, НУ) кроме БЮТ.

22 сентября 2006 года депутаты БЮТ и два члена фракции СПУ подписали соглашение о создании в Верховной раде парламентской оппозиции во главе с Юлией Тимошенко. Её заместителями стали: Николай Томенко, Александр Турчинов (оба от БЮТ) и Иосиф Винский (бывший замглавы соцпартии Александра Мороза). 20 октября 2006 года к оппозиции во главе с БЮТ присоединилась партия «Реформы и порядок» (в 2006 году не была представлена в Верховной Раде).

Роспуск Верховной Рады. Парламентские выборы 2007

В октябре-декабре 2006 года из кабмина Януковича были уволены почти все министры от «Нашей Украины». С декабря 2006 Юлия Тимошенко и Юрий Луценко выступали с митингами по всей Украине, призывая распустить Верховную раду.

В феврале 2007 года правящая «антикризисная коалиция» начала расширяться за счёт депутатов-перебежчиков из фракций «Наша Украина» и БЮТ. При продолжении этого процесса парламентская коалиция могла бы получить конституционное большинство в 300 голосов, что позволило бы ей преодолевать президентское вето, а этого президент Ющенко не мог допустить, однако он занял выжидательную позицию.

28 февраля — 2 марта 2007 года Юлия Тимошенко находилась с визитом в США. Он состоялся через три месяца после посещения США премьер-министром Януковичем. Основная цель визита состояла в том, чтобы донести до американского руководства (Тимошенко встречалась с вице-президентом Диком Чейни; госсекретарём Кондолизой Райс и с советником президента по национальной безопасности Стивеном Хэдли) «главную проблему в политике Украины»: действия Януковича по неконституционному расширению правящей коалиции могут привести к фактическому отстранению от власти Ющенко. Выходом из этой ситуации, по её мнению, должны стать: роспуск Верховной рады и досрочные парламентские выборы. Помимо встреч с высокопоставленными членами администрации Буша, Юлия Тимошенко выступила в Центре стратегических исследований Кеннеди и Национальном пресс-клубе, а также получила награду влиятельной неправительственной организации Conservative Political Action Conference за «вклад в развитие демократии».

31 марта 2007 года в Киеве состоялся многотысячный митинг, лидерами которого были Ю. Тимошенко, В. Кириленко и Ю. Луценко. На нём звучали призывы к президенту Ющенко распустить Верховную раду и назначить перевыборы.

2 апреля 2007 года Виктор Ющенко подписал указ «О досрочном прекращении полномочий Верховной рады» и назначил внеочередные выборы народных депутатов на 27 мая 2007 года. На стороне президента выступила объединённая оппозиция, в которую вошли: Блок Юлии Тимошенко, блок политических партий «Наша Украина» и общественное движение «Народная самооборона» Юрия Луценко. Для обеспечения роспуска Верховной Рады депутаты фракций БЮТ (в том числе Юлия Тимошенко) и «Наша Украина» 31 мая—1 июня 2007 подали заявления о выходе из фракций, а 2 июня съезды БЮТ и «Нашей Украины» приняли решение о прекращении полномочий в соответствии 129 и 66 народных депутатов, что, согласно Конституции, делало Верховную Раду неполномочной. Это стало ещё одним основанием для роспуска Верховной рады и проведения досрочных парламентских выборов. Парламентские выборы на Украине (2007) были проведены 30 сентября 2007 года. На них БЮТ занял второе место, получив 30,71 % голосов и 156 мест в парламенте и увеличив таким образом своё представительство на 27 депутатских мест. Большинство в составе 227 депутатов сформировали фракции Блока Юлии Тимошенко и Блока «Наша Украина — Народная самооборона».

Уголовное дело в отношении Павла Лазаренко в США

7 мая 2004 судьей Мартином Дженкинсом (штат Калифорния, США) были полностью отвергнуты и не допущены для рассмотрения жюри присяжных обвинения против Юлии Тимошенко в рамках уголовного преследования Лазаренко в связи с отсутствием каких-либо доказательств причастности ЕЭСУ и других компаний, связанных с Тимошенко, к незаконной деятельности Лазаренко.

21 февраля 2007 года информационное агентство УНИАН опубликовало сообщение с комментариями пресс-атташе посольства США на Украине Джона Салливена, в которых отмечалось отсутствие обвинений в адрес Юлии Тимошенко и каких-либо расследований в отношении неё на сегодняшний день.

23 февраля 2007 года на утреннем заседании Верховной Рады Украины было оглашено открытое письмо послу США на Украине Уильяму Тейлору, подписанное представителями фракций «антикризисной» коалиции — Партии регионов, СПУ и КПУ, — с просьбой подтвердить статус Тимошенко в деле Лазаренко.

1 марта 2007 года на сайте Посольства США на Украине был опубликован ответ посла Уильяма Тейлора на письмо представителей фракций «антикризисной» коалиции: «Юлия Тимошенко не была участником процесса по делу Павла Лазаренко; материалы судебных заседаний по этому делу, размещённые в Интернете, не должны рассматриваться в отрыве от контекста».

На посту премьер-министра Украины (2007—2010)

См. также: Политический кризис на Украине 2008—2009 годов

По результатам выборов Верховной рады 29 ноября 2007 была создана правящая коалиция фракций БЮТ и НУНС, эти фракции насчитывали 229 депутатов. 4 декабря 2007 года коалиция БЮТ и НУНС выдвинула Юлию Тимошенко на пост премьер-министра Украины. 18 декабря 2007 года правящая коалиция утвердила в должности главы кабмина Украины Юлию Тимошенко (226 голосов при поимённом голосовании; со второй попытки, после неудачного для неё голосования 11 декабря).

16 января 2008 года кабмин Тимошенко утвердил проект программы правительства «Украинский прорыв: для людей, а не для политиков» и передал на рассмотрение в Верховную раду. Программа в основном повторяла предвыборную программу БЮТ: предусматривала увеличение зарплат и пенсий, развитие промышленности, усиление борьбы с коррупцией. Также премьер-министр Тимошенко установила по пять приоритетных задач для каждого министерства.

Вопросы реприватизации не поднимались, но стали более жёсткими условия приватизации государственных предприятий. 23 января 2008 года Юлия Тимошенко на правительственном брифинге в отношении проекта новой редакции Закона Украины «О Государственной программе приватизации» сказала:

Мы хотим, чтобы в законе появилась норма, что при невыполнении условий приватизационного договора, такой приватизационный договор будет расторгаться без возврата тех денег, которые заплатили за предприятие. Оригинальный текст (укр.)   … ми хочемо, щоб у законі з’явилася норма, що за невиконання умов приватизаційної угоди, така приватизаційна угода буде розриватися без повернення тих грошей, які заплатили за підприємство — [www.kmu.gov.ua/control/uk/publish/article?art_id=107186218&cat_id=43255 Пресс-служба Кабмина].  (укр.).

Выполняя своё предвыборное обещание, 11 января 2008 кабмин Тимошенко начал выплаты вкладчикам Сбербанка СССР — каждому вкладчику было выплачено по тысяче гривен из расчёта 1 гривна за 1 советский рубль.

Во время российско-грузинского военного конфликта в августе 2008 года премьер-министр Тимошенко заняла взвешенную позицию (в отличие от заявлений Ющенко, который вскоре посетил Тбилиси). Тимошенко ограничилась призывом к немедленному прекращению военных действий. В ответ на это чиновники из Секретариата президента Виктора Ющенко обвинили её «в измене Родине». Комментируя данное обвинение, Тимошенко сказала, что «необходимо нанять столяра и поменять вывеску на Секретариате Президента Украины на „Палата номер шесть“».

Второе премьерство Юлии Тимошенко пришлось на период мирового финансово-экономического кризиса 2008—2009 годов, что ставило перед правительством многочисленные нестандартные вызовы. С другой стороны, ситуацию осложняла конфронтация с Президентом, который активно вмешивался в работу Кабмина. Представители Ющенко составляли большинство в составе правительства.

16 сентября 2008 года из правящей коалиции вышла фракция НУНС и было официально объявлено о распаде коалиции с БЮТ. Однако не сумев воссоздать коалицию, 8 октября 2008 года Президент Украины Виктор Ющенко объявил о роспуске Верховной рады, в указе определена дата внеочередных парламентских выборов — 7 декабря 2008 года. Через два дня, 10 октября БЮТ подготовил все документы для судебного обжалования решения Президента Украины о досрочных парламентских выборах. И уже 10 октября 2008 года Окружной административный суд Киева приостановил действие указа президента Украины о досрочном прекращении полномочий Верховной Рады. Политический кризис завершился избранием Владимира Литвина на должность спикера 8 декабря 2008 года. На следующий день Владимир Литвин сообщил о восстановлении демократической коалиции, в которую теперь также вошёл и Блок Литвина. Коалиционное соглашение подписали 226 депутатов — кабмин Тимошенко продолжил работу.

18 декабря 2008 года Тимошенко впервые обвинила Национальный банк в сознательной манипуляции гривной, а Президента Ющенко — в сговоре с руководством НБУ, который привёл к падению курса национальной валюты до уровня 8 грн за доллар США. 25 февраля 2009 премьер вновь обвинила руководство НБУ в продолжении сознательного манипулирования курсом гривны.

11 июля 2008 и 5 февраля 2009 года Верховная рада дважды не поддержала инициативу Партии регионов о недоверии правительству Тимошенко.

Среди успехов Кабинета Министров Юлии Тимошенко можно выделить следующие:

• в разгар мирового экономического кризиса удалось не допустить дефолта страны, о неизбежности которого заявлял Президент Ющенко;
• антикризисная поддержка горно—металлургического комплекса, аграрного сектора, химической промышленности, строительства;
• рекордные урожаи зерновых и недопущения спада производства в АПК;
• возрождение высокотехнологичных и наукоёмких производств, в частности, космического и авиастроения, обновления серийного производства самолётов марки Ан;
• своевременная выплата зарплаты бюджетникам, пенсий и стипендий в кризисный период, доплаты учителям, врачам и библиотекарям;
• возврат средств вкладчикам проблемных банков;
• стабильные тарифы на природный газ и на электрическую энергию для населения;
• переход на прямые торговые отношения с РФ в газовой сфере;
• получение Украиной 16 мая 2008 года полноправного членства во Всемирной торговой организации;
• начало переговоров об ассоциации и зоне свободной торговли с ЕС, разработка путеводителя;
• возвращение под государственный контроль нефтегазовых месторождений на шельфе Чёрного моря, которые в 2007 году правительство Януковича передало компаниям Ахметова и Фирташа;
• основание института Правительственного уполномоченного по вопросам антикорупцийнной политики, принятие пакета антикоррупционных законов и нормативных актов правительства;
• увеличение помощи при рождении ребёнка;
• бесплатное выделение около 6 тыс. квартир очередникам;
• выплата компенсаций вкладов в Сбербанке СССР более 6 миллионам граждан;
• бесплатное оформление гражданам государственного акта собственности на земельные участки;
• окончательное решение УЕФА о проведении Евро-2012 на Украине (право на проведение матчей в четырёх украинских городах и финальной игры в Киеве);
• введение внешнего независимого оценивания знаний для поступления в высших учебных заведений;
• введение круглосуточной подачи воды во Львове, где была осуществлена масштабная реконструкция систем горячего и холодного водоснабжения;
• закрытие игорного бизнеса.

В период второго премьерства Юлии Тимошенко — в феврале 2008 — возглавляемая ею партия ВО «Батькивщина» стала ассоциированным членом Европейской народной партии (ЕНП) — объединение центристских и христианско-демократических партий Европы.

7 июня 2009 года лидер БЮТ Юлия Тимошенко начала переговоры с Партией регионов Виктора Януковича о внесении изменений в Конституцию Украины (для внесения изменений требуется 300 голосов) и о «широкой коалиции» с Партией регионов. Эти изменения должны были уменьшить полномочия президента Ющенко; однако Виктор Янукович в решающий момент заявил о выходе из переговорного процесса (стороны не доверяли друг другу, политики и пресса также крайне скептически относились к возможности такого сотрудничества). Тем не менее, эти переговоры всё же дали результат — Президент Ющенко до конца 2009 года уже не пытался отправить в отставку кабмин Тимошенко.

В сентябре 2009 года Печерский районный суд Киева запретил «любое опубликование недобросовестной рекламы» о деятельности главы правительства и использование лозунга предвыборной кампании Тимошенко «Она работает».

Вследствие мирового экономического кризиса в 2008 году на Украине произошло:

• увеличение внешнего долга с 12,31 % ВВП в 2007 году до 35,38 % в 2009 году;
• в 2008 году гривна девальвировала на 60 %;
• в 2009 году ВВП Украины сократился на 14,8 %;
• в 2008 и 2009 годах инфляция на Украине составила 25,2 % и 15,9 % соответственно.

Контракт с «Газпромом»

Подробнее по этой теме см. Газовый конфликт между Россией и Украиной 2008—2009 года.

К новому газовому конфликту между Украиной и Россией привело отсутствие контракта на поставку газа Украине в 2009 году и долг компании-посредника «РосУкрЭнерго» перед российской стороной в размере 2.4 млрд долларов (в частности, «РосУкрЭнерго» не заплатила за 11.2 млрд кубометров газа, закачанного в украинское газовое хранилище). Юлия Тимошенко потребовала убрать «РосУкрЭнерго» с газового рынка и перейти на прямые контракты с РФ. На протяжении 2005—2010 годов Тимошенко неоднократно высказывалась против компании-посредника «РосУкрЭнерго», которую последовательно защищал Ющенко (украинская часть компании принадлежала, главным образом, другу Ющенко — Дмитрию Фирташу (45 %)). С российской стороны собственником 50 % акций «РосУкрЭнерго» была государственная компания «Газпром». Украина начала покупать у России газ через «РосУкрЭнерго» в 2006 году при правительстве Януковича. Есть основания полагать, что эта компания связана с известным криминальным авторитетом Семёном Могилевичем, которого считают реальной силой, стоящей за миллиардером Фирташем. Газ, который Украина импортировала при посредничестве «РосУкрЭнерго», использовался преимущественно для нужд крупных предприятий, принадлежащих олигархам. 2 октября 2008 Тимошенко подписала с Премьер-министром РФ Путиным Меморандум, который предусматривал ликвидацию посредников в торговле газом между Украиной и Россией и подробно определял условия будущих газовых контрактов на ближайшие года. Вскоре для обеспечения договоренностей, зафиксированных в Меморандуме, НАК «Нафтогаз Украины» и ОАО «Газпром» подписали соглашение о принципах долгосрочного сотрудничества в газовой сфере. Стороны, в частности, договорились о подписании 1 ноября 2008 года долгосрочных контрактов на поставки и транзит газа и о переходе в течение трёх лет к «рыночным, экономически обоснованных и взаимосогласованных ценам» на газ для потребителей Украины. Однако подписание контрактов, намеченное на 31 декабря 2008 года, было сорвано. Председатель правления «Газпрома» Алексей Миллер сообщил, что переговоры «Газпрома» с «Нафтогазом Украины» срывала компания «РосУкрЭнерго»: «В конце декабря премьер-министры России и Украины пришли к соглашению, и наши компании были готовы договориться о цене газа $ 235 за 1000 м³ при условии совместных экспортных операций с территории Украины. RosUkrEnergo тогда предложила покупать газ для Украины по цене $ 285».

Срыв переговоров 31 декабря 2008

31 декабря Президент Ющенко, приказав руководителю «Нафтогаза Украины» Олегу Дубине не подписывать соглашений с «Газпромом» и прекратить переговоры, отозвал делегацию «Нафтогаза» из Москвы. Это кардинально обострило ситуацию. Компании «РосУкрЭнерго», действующей, в частности, через секретариат президента Ющенко, удалось сорвать подписание «газовых» договоров, которое было намечено на 31 декабря 2008 года.

Президент России Дмитрий Медведев и председатель Правительства РФ Владимир Путин высказывались за устранение газового посредника и одновременно отмечали, что этому препятствует часть украинского истеблишмента.

Юлия Тимошенко 14 января 2009 года заявила: «Переговоры, которые успешно двигались, начиная с 2 октября 2008 года, по обеспечению Украины природным газом по цене 235 долларов для украинских потребителей и транзит в пределах 1,7-1,8 — эти переговоры были сорваны тем, что, к сожалению, украинские политики пытались сберечь «РосУкрЭнерго, как теневого коррупционного посредника… Переговоры между двумя премьер-министрами, а потом — между НАК „Нафтогазом“ и „Газпромом“ разрушались теми политическими силами на Украине, которые получили и планируют получать коррупционную выгоду от работы „РосУкрЭнерго“».

Прекращение Россией поставок газа на Украину с 1 января 2009

С 9:00 1 января 2009 «Газпром» полностью прекратил поставки газа на Украину. 4 января 2009 российский монополист предложил поставлять газ на Украину в январе по цене 450 долл. за 1 тыс. кубометров. Предприятия теплокоммунэнерго работали на пределе возможностей, возникла угроза коллапса всей украинской системы ЖКХ. В то же время началось сокращение поставок газа в страны Центральной и Восточной Европы. 7 января Россия полностью прекратила транзит газа через территорию Украины. Европейский союз выступил с рядом заявлений, в которых требовал от России и Украины немедленно решить конфликт и возобновить поставки газа в страны ЕС.

17 января российский Президент Дмитрий Медведев заявил, что часть украинской делегации на переговорах отстаивает необходимость сохранения посредника, ссылаясь на «инструкции, полученные наверху».

Заключение «газовых соглашений»

18 января 2009 года в результате длительных переговоров премьер-министры Путин и Тимошенко договорились о возобновлении транспортировки газа на Украину и страны ЕС. Договорённости включали следующее: 1. Переход к прямым контрактным отношениям между «Газпромом» и «Нафтогазом Украины», устранение непрозрачных посредников, был устранён посредник «РосУкрЭнерго»;
2. Введение формульного принципа формирования цены для Украины, характерного для других европейских стран (формула включала стоимость мазута на мировых рынках и т. п.), что предупреждало ежегодные споры о цене за газ;
3. Переход на транзитную ставку (2,7 долл. США), что приближается к среднеевропейским показателям.

Согласно новым газовым контрактам, средняя цена на российский природный газ для Украины в 2009 году составила 232,98 долл. США за 1 тыс. куб. метров — с учётом 20-процентной скидки, о которой договорились стороны. Сразу после подписания контрактов Россия возобновила поставки газа в Европу.

29 января 2009 года в СМИ появились сведения, что украинские совладельцы «РосУкрЭнерго» Дмитрий Фирташ и Иван Фурсин объявлены в России в федеральный розыск в связи с их причастностью к деятельности С. Могилевича.

Национальная комиссия регулирования электроэнергетики Украины (НКРЭ), выполняя рекомендацию Совета национальной безопасности и обороны под руководством президента В. Ющенко, повысила с 1 декабря 2008 года цены на газ для населения на 35 %. Кроме того, правительство было вынуждено пойти на увеличение с 1 июня 2009 года на 5 — 10 % цен для групп населения, потребляющих большие объёмы газа — в связи с изменением структуры потребления и, как следствие, к финансовому дисбалансу НАК «Нафтогаз Украины». Однако Ю. Тимошенко решительно выступала против дальнейших попыток президента повысить тарифы на газ для населения. 11 июня 2009 года, после совещания по вопросам финансовой ситуации в НАК «Нафтогаз Украины», на котором было принято решение повысить тарифы на газ, премьер-министр Украины Юлия Тимошенко заявила: «Я категорически возражаю против повышения цены на газ для людей. Я взяла обязательство, что в течение этого года цена на газ для населения не изменится, и я буду своего слова придерживаться». Тарифы увеличены не были.

Переход к рыночному принципу формирования цен на газ стал первым крупным шагом к энергетической независимости Украины. Её дальнейшее укрепление напрямую зависит от развития начатого правительством Ю. Тимошенко курса на энергосбережение и диверсификацию источников энергоресурсов.

Президентские выборы 2010 года

7 июня 2009 Ю. Тимошенко официально заявила о желании баллотироваться на пост президента Украины. 12 сентября 2009 года большим концертом на Майдане Независимости в Киеве начался всеукраинский тур под названием «С Украиной в сердце» в поддержку будущего кандидата в президенты Ю. Тимошенко. К участию в туре были привлечены популярные украинские музыкальные исполнители.

24 октября 2009 года делегаты IX съезда Всеукраинского объединения «Батькивщина», который проходил на Майдане Независимости, единогласно проголосовали за выдвижение кандидатом в президенты Юлии Тимошенко. При этом присутствовали около 200 тысяч граждан. 31 октября 2009 года Центральная избирательная комиссия приняла решение зарегистрировать Юлию Тимошенко кандидатом на пост Президента Украины.

В первом туре 17 января 2010 года с результатом 25,05 % голосов избирателей она заняла второе место (первое место занял Виктор Янукович 35,32 % голосов).

За четыре дня до второго тура, 3 февраля 2010 года, депутаты Верховной рады — члены фракций Партии регионов, Компартии, блока «Наша Украина — Народная самооборона» и внефракционные — на специально созванной внеочередной сессии парламента приняли изменения в закон о выборах Президента, касающиеся принципов формирования и организации работы избирательных комиссий. БЮТ заявил, что эти изменения создают предпосылки для масштабной фальсификации выборов. Юлия Тимошенко призвала Президента наложить вето на принятый закон. С таким же призывом обратилась к В. Ющенко и бывшая содокладчик Мониторингового комитета Парламентской Ассамблеи Совета Европы по Украине Ханне Северинсен. В её обращении отмечалось, что «Партия регионов снова, как и в 2004 году, пытается создать условия для фальсификации выборов». Несмотря на это, Президент Ющенко подписал закон. Это вызвало международную критику, в частности, со стороны Совета Европы и Хельсинской Комиссии при Конгрессе США. Комитет избирателей Украины заявил, что в изменениях в закон о выборах «заложены самые большие угрозы демократичности при проведении второго тура». Перед вторым туром выборов Ющенко заявил о целесообразности голосовать против обоих кандидатов. Тимошенко заявила, что это «грубая, циничная технология, которая, по сути, является предательством Украины».

Во втором туре 7 февраля 2010 года Тимошенко получила поддержку 45,47 % населения, в то время как её соперника Виктора Януковича поддержали 48,95 % избирателей.

После оглашения ЦИК Украины окончательного протокола, который признал Виктора Януковича избранным президентом, Юлия Тимошенко обратилась в Высший административный суд Украины с требованием признать выборы сфальсифицированными — в своём иске Тимошенко изложила такие претензии:

• в выборах приняли участие «300 тысяч избирателей, которых не было в „Реестре избирателей Украины“»;
• 1.3 млн человек проголосовало на дому (в основном — без предоставления медицинских справок);
• пересчёт голосов выявил на отдельных участках до 5-10 % «приписок» в пользу В. Януковича;
• сторонники кандидата Януковича организовали «подвоз избирателей к избирательным участкам» с агитацией в автобусах и маршрутках, но агитация была запрещена. Также в день выборов по всей Украине была снята агитация Тимошенко, но продолжали висеть агитационные плакаты Януковича.

Юлия Тимошенко требовала:

• провести перерасчёт в нескольких областях (в том числе в Донецкой области и Крыму);
• расследовать причины появления «300 тысяч избирателей сверх Реестра избирателей Украины» и выборочно расследовать случаи массового голосования на дому.

Высший административный суд Украины не принял к рассмотрению требования Ю. Тимошенко о реестре, расследовании и пересчёте голосов, ссылаясь на новую редакцию Закона о выборах (которая была принята за три дня до дня голосования). Тимошенко отозвала свой иск, заявив:

Пусть лучше не будет никакого решения суда, чем заведомо сфальсифицированное. Будущий справедливый суд примет правильное решение по этим выборам. Я и моя политическая сила — никогда не признают этих выборов; и не признают Януковича избранным президентом Украины.

22 февраля 2010 в телеобращении к гражданам Юлия Тимошенко заявила, что считает президентские выборы сфальсифицированными и не признаёт их результатов.

Отставка правительства Тимошенко

Правительство Тимошенко опиралось на большинство в парламенте, полученное по результатам выборов-2007 блоками БЮТ и НУНС. Но ещё осенью 2008 года из правящей коалиции вышла группа «За Украину!» (входившая во фракцию НУНС), а в марте 2010 года из коалиции вышел «блок Литвина» и большинство депутатов НУНС.

3 марта 2010 года Верховная рада Украины большинством голосов выразила недоверие правительству Юлии Тимошенко, что согласно ст. 115 Конституции Украины (в редакции от 8 декабря 2004 года) влекло его отставку. За решение проголосовало 243 народных депутата (в том числе семь от БЮТ). В соответствии с упомянутой статьей конституции Тимошенко исполняла обязанности главы правительства до назначения нового премьера.

9 марта 2010 фракции Партии регионов, Блока Литвина и КПУ при поддержке депутатов, ориентированных на экс-президента Ющенко, внесли изменения в закон «О Регламенте Верховной Рады Украины», которые позволяют формировать коалицию с участием депутатов-перебежчиков. На следующий день закон подписал новый президент. На основе изменённого регламента 11 марта 2010 из фракций ПР, КПУ, Блока Литвина и депутатов-перебежчиков была создана коалиция «Стабильность и реформы». В тот же день коалиция проголосовала за освобождение Юлии Тимошенко от должности и. о. Премьер-министра и прекращение полномочий её правительства и сформировала новый Кабинет Министров во главе с Николаем Азаровым.

БЮТ обжаловал изменения в закон о Регламенте Верховной Рады в Конституционном Суде. Однако КС не дал ответа о конституционности или неконституционности положений закона о Регламенте ВР; вместо этого 6 апреля 2010 года он принял решение по представлению депутатов от Партии регионов (обнародовано 8 апреля 2010), которым разрешил привлекать отдельных депутатов при формировании коалиции.

8 апреля 2010 Юлия Тимошенко опубликовала заявление, в котором обвинила КС в «совершении преступления».

Политическое преследование во время президентства Виктора Януковича

Начиная с мая 2010 года, был открыт ряд дел против Юлии Тимошенко; наиболее известны дела: по Киотским деньгам; по автомобилям для сельской медицины; по «газовому договору с Россией от 19.01.2009». Также с мая 2010 года открыто уголовные дела против соратников Тимошенко, против должностных лиц «Второго правительства Тимошенко» (некоторые из них находятся в СИЗО по 8-14 месяцев); в основном им предъявлено обвинение в превышении служебных полномочий 28 апреля 2010 года премьер-министр Украины Азаров заявил, что действия правительства Тимошенко нанесли ущерб государству в 100 млрд гривен, в связи с чем Тимошенко и должностные лица должны понести уголовную ответственность. 12 мая 2010 года Юлии Тимошенко в Генпрокуратуре Украины вручили постановление о возбуждении в отношении неё уголовного дела по обвинению в попытке дачи взятки судьям (именно в «попытке», а не относительно «факта взятки») в 2003—2004 годах, хотя это дело уже было закрыто ещё в 2004 году, при президенте Кучме. Тогда же правоохранительные органы возбудили ряд уголовных дел против соратников Юлии Тимошенко, в том числе в отношении должностных лиц. В основном их обвиняли в превышении служебных полномочий.

После местных выборов, прошедших 30 сентября 2010 года, Контрольно-ревизионное управление окончило аудит Кабмина Тимошенко. На основании аудита, к которому были подключены фирмы из США (однако посольство США отмежевалось от этих фирм), было объявлено о 43 млрд гривен «злоупотреблений». Затем, через месяц, эта сумма сократилась более чем в десять раз до 320 млн евро, и оказалась не хищениями, а нецелевым использованием средств, полученных в рамках Киотского протокола. По правилам «Киотского протокола» эти деньги следовало истратить на высадку лесов, однако деньги были направленны в Пенсионный Фонд Украины. После этого дело было переквалифицировано как нецелевое использование средств.

Самые известные уголовные дела против Юлии Тимошенко

2 декабря 2010 Тимошенко была вызвана на первый допрос о «киотских деньгах». Генпрокуратура обвинила Тимошенко в использовании средств, полученных по Киотскому протоколу, на выплату пенсий населению в кризисном 2009 году. 30 декабря 2010 её допрашивали в течение 12 часов.

Второе известное дело — дело по закупке автомобилей для медицинской помощи в сельской местности. Генпрокуратура увидела нарушения в том, что тысяча автомобилей была приобретена в кредит (с оплатой в 2010 году) и их приобретение не было предусмотрено в бюджете-2009. Впоследствии, в 2010 году, по результатам аудита Счётной палаты Украины было доказано, что приобретение этих автомобилей было предусмотрено Государственным бюджетом, Бюджетным кодексом и законом «О государственных целевых программах».

30 декабря 2010 Госдепартамент США сообщил украинскому правительству о своей обеспокоенности, и указал на то, что «преследование не должно быть выборочным или политически мотивированным».

13 января 2011 года Чехия предоставила политическое убежище экс-министру экономики Богдану Данилишину.

В середине 2011 уголовные дела о «киотских деньгах» и автомобилях медицинской помощи были приостановлены после того, как крупные американские аудиторские компании «BDOUSA» и «Covington & Burling» исследовали эти дела и заявили, что они «не стоят бумаги, на которой написаны». В совместном заявлении этих компаний отмечается, что обвинения против бывшего премьер-министра «выглядят политическими по своей природе, так как не существует фактов, которые бы их подтверждали». Американские эксперты утверждали, что правительство Тимошенко вообще не тратило «киотских денег», а все операции по приобретению автомобилей «Опель-Комбо» были законными. 7 августа 2014 председатель Государственной казначейской службы Татьяна Слюз подтвердила, что правительство Тимошенко никогда не тратило «киотских денег», они находились на спецсчетах и в 2010 году были переданы правительству Януковича.

Несмотря на громкие обвинения, политическая популярность Тимошенко оставалась на высоком уровне. По результатам соцопроса, проведённого в декабря 2013 года, Тимошенко сохранила самый высокий рейтинг среди оппозиционных лидеров, и почти каждый третий украинец (31,6 %) считает лидером оппозиции отбывающую наказание экс-премьера Юлию Тимошенко.

По результатам социологических опросов в России Тимошенко признана «иностранным политиком, которого наиболее часто упоминали российские СМИ в 2012 году», а на Украине её назвали «наилучшим премьер-министром Украины» (опрос в декабре 2012: Тимошенко — 19,5 %, Янукович — 11,4 %, Азаров — 8,6 %, Кучма — 5,6 %, Ющенко — 3,9 %).

Уголовное дело относительно «газовых соглашений»

17 марта 2011 года, по инициативе «Партии регионов», в Верховной раде была создана временная следственная комиссия по расследованию обстоятельств подписания в 2009 году газовых соглашений между компаниями «Нафтогаз Украины» и «Газпром». 11 апреля 2011 года Ренат Кузьмин заявил о возбуждении нового дела «за превышение власти и служебных полномочий при заключении газовых соглашений с Россией в 2009 году». По мнению же Тимошенко и её соратников, её судят за то, что по договорённости с Россией на тех переговорах был устранён посредник в торговле газом — компания Дмитрия Фирташа РосУкрЭнерго.

24 июня 2011 года в Печерском районном суде Киева начался суд по этому делу.

ЕС, США и международные организации заявили, что судебный процесс был политически мотивированным, назвали этот приговор «избирательным преследованием политических оппонентов» и предупредили, что это может помешать украинской интеграции в Европейский Союз. Премьер Канады Стивен Харпер призвал Януковича «уважать независимость судебной власти, прекратить преследование представителей оппозиции и провести действительно свободные и справедливые выборы».

Но несмотря на это, 5 августа 2011 года Печерский суд принял решение об аресте Тимошенко в зале суда; за то, что она, по мнению судьи, «препятствовала допросу свидетелей» — имеется в виду полемика Тимошенко с премьер-министром Азаровым во время его допроса. Тимошенко задала Азарову множество вопросов о его «коррупционных связях с РосУкрЭнерго» и о бизнесе сына Азарова.

В первые часы нахождения в СИЗО Тимошенко написала заявление, что она опасается за свою жизнь и заявляет, что «никогда не покончит жизнь самоубийством» и её тюремщикам «не стоит проделывать с ней трюки как с Кирпой и (министром милиции) Кравченко».

По факту ареста в тот же день сделали заявления:

• Большинство оппозиционных политиков Украины (кроме Ющенко и Тягнибока) — резко высказались против ареста Тимошенко.
• Партия Батькивщина объявила о бессрочных акциях протеста — и установила на Крещатике «палаточный городок» (20 палаток).
• Организация предпринимателей малого и среднего бизнеса «Общее дело» (организаторы массовых выступлений «Налогового Майдана-2010») — объявили мобилизацию сторонников и проведение общего митинга.
• «Всемирный конгресс украинцев» призвал немедленно освободить экс-премьер-министра Тимошенко.
• «Freedom House» потребовала немедленно освободить Тимошенко.
• От имени ЕС заявления сделали вице-президент Еврокомиссии Кэтрин Эштон и еврокомиссар по вопросам Европейской политики соседства Штефан Фюле: «Мы чрезвычайно обеспокоены сообщениями о сегодняшних событиях в Печерском суде, завершившихся арестом Юлии Тимошенко».
• МИД России через несколько часов после ареста Тимошенко заявило, что «все „газовые“ соглашения 2009 года заключались в строгом соответствии с национальным законодательством двух Государств и Международным правом, и на их подписание были получены необходимые указания Президентов России и Украины».

17 августа 2011 года экс-президент Украины Виктор Ющенко предложил суду вызвать в качестве свидетелей главу «Газпрома» Алексея Миллера и российского премьер-министра Владимира Путина. Представитель обвинения по «газовому» делу в отношении экс-премьера прокурор Михаил Шорин заявил, что не видит в этом необходимости.

11 октября 2011 года Печерский районный суд города Киева признал Тимошенко виновной в превышении служебных полномочий премьер-министра Украины. По мнению суда, Тимошенко превысила свои полномочия премьер-министра тем, что после переговоров 19 января 2009 года с премьер-министром России Путиным распорядилась о заключении украино-российских договоров о поставках и транзите газа, что, по мнению суда, привело к убыткам государства в лице «Нафтогаза» в размере 189.5 млн долларов. Суд приговорил Юлию Тимошенко к 7 годам заключения, лишил права занимать определённые должности в государственной власти на 3 года после отбытия основного наказания, а также обязал возместить ущерб в 189 млн долларов «Нафтогазу». По мнению Юлии Тимошенко и её соратников, а также ряда лидеров демократических стран её приговорили в том числе за то, что по договоренности с Россией на тех переговорах был устранён украинский посредник в торговле газом - зарегистрированная в Швейцарии компания РосУкрЭнерго. Также политические эксперты отмечают, что Ю. Тимошенко была осуждена по указанию В. Януковича с целью устранения её как главного конкурента от участия в президентских выборах-2015.

Митинг в день приговора, 11 октября 2011

В день оглашения приговора возле Печерского суда было рекордное количество милиции. В заявлении Министерства внутренних дел Украины сообщалось о 4,5 тысячах человек, из которых 3,5 тысячи составляли бойцы подразделений спецназначения: части спецподразделения «Беркут» Киева и Киевской области, внутренние войска Министерства внутренних дел Украины. В полной готовности были два специальных бронированных автомобиля с водомётами. На улице Крещатик и соседних улицах находились 90 автобусов с сотрудниками МВД. Вокруг Киева и других крупных городов были установлены посты автоинспекции, которые не пропускали автобусы с митингующими в Киев. Возле Печерского суда произошли столкновения сторонников Тимошенко с милицией.

13 декабря 2011 года стало известно, что представителю «Нафтогаза» в Печерском райсуде Киева было официально запрещено отказываться от иска к Юлии Тимошенко. Об этом рассказал бывший представитель гражданского истца, который первым представлял «Нафтогаз» в Печерском суде и позже был заменён. Он также подчеркнул незаконность возбуждённого дела против Тимошенко и отсутствие заявленной суммы иска, которую «Нафтогаз» предъявил Тимошенко, в бухгалтерской документации НАКа.

14 октября 2011 года пресс-секретарь премьер-министра России Дмитрий Песков заявил: «Мы никогда не поддерживали Киев в преследовании Тимошенко и особенно — в привязке этих уголовных дел к контрактам между Газпромом и Нафтогазом. Мы не раз давали это понять украинским властям, причём по всем каналам».

Согласно Уголовному-процессуальному кодексу, Высший специализированный суд Украины обязан на основании решения ЕСПЧ передать заявление Ю. Тимошенко о пересмотре приговора по «газовому» делу в Верховный Суд Украины, однако после длительного и необоснованного промедления дважды отказался это делать.

Рассмотрение в ЕСПЧ жалобы Ю. Тимошенко о нарушении Украиной ст. 6 Европейской Конвенции (право на справедливый суд) и ст. 8 ЕК (права на приватность информации) продолжается.

Возобновление на Украине уголовного «дела ЕЭСУ»

После осуждения Юлии Тимошенко по «газовому» делу стали появляться новые уголовные дела против неё. В октябре 2011 года был возбуждён ряд дел, связанных с её деятельностью на посту руководителя ЕЭСУ. Защитники экс-премьера отмечали, что дела по ЕЭСУ были закрыты ещё в 2005 Верховным Судом Украины за отсутствием состава преступления, а также на том, что истек срок давности по этим делам. Впоследствии уголовные дела против Тимошенко по ЕЭСУ были объединены в одно производство. Комиссия, созданная Партией регионов и коммунистами, направила запросы в Генпрокуратуру России и в Минобороны России с просьбой подтвердить наличие долгов ЕЭСУ. 10 июня 2011 года поступил ответ от министра обороны России с подтверждением долгов ЕЭСУ и требованием возврата долга в размере 405.5 млн долларов. Однако премьер-министр Азаров категорически отверг возможность возврата «долгов ЕЭСУ», но, в то же время, на основании указанного письма СБУ возбудила уголовное дело по факту долгов ЕЭСУ. 12 октября 2011 года генпрокуратура Украины возобновила «дело ЕЭСУ» против экс-премьера, на том основании, что 11 октября 2011 года Тимошенко была осуждена «за договор с Россией о поставках и транзите газа». 14 октября 2011 года по «делу ЕЭСУ» высказался начальник Главного управления международного военного сотрудничества Минобороны РФ в 1996—2001 годах Леонид Ивашов, который сказал, что Россия давно закрыла дело против Юлии Тимошенко: «Новое дело — это надувательство. Россия, по сути, простила Украине этот долг ради более высоких стратегических целей». В России по «делу ЕЭСУ и Минобороны» о поставках с Украины стройматериалов и мебели в 1996—1997 годах в счёт погашения долгов Украины за газ были открыты уголовные дела на семерых чиновников, но как в России, так и на Украине осуждён был только генерал-полковник Георгий Олейник, который через три месяца был амнистирован, а через год — полностью реабилитирован Верховным Судом России «в связи с отсутствием состава преступления» по делу ЕЭСУ. Но в 2003 году Олейник был осуждён по делу о валютных облигациях, не связанному с ЕЭСУ, и пробыл в заключении три года.

Что касается причин срыва контрактов с ЕЭСУ, то Георгий Олейник свидетельствовал, что существовало три договора о поставках стройматериалов между ЕЭСУ и Минобороны России (в 1996—1997 годах, на 300, 250, 200 млн дол.) — первый договор ЕЭСУ выполнила в 1996 году; второй выполнила наполовину, третий не выполнила вовсе. Причиной срыва поставок Олейник назвал то, что в середине 1998 года Правительство Украины отобрало у ЕЭСУ лицензию на внешнеэкономическую деятельность, и, таким образом, ЕЭСУ не имели права поставлять стройматериалы в Россию. Защитники Тимошенко отметили, что дела ЕЭСУ были закрыты ещё в 2005 году Верховным Судом Украины в связи с отсутствием состава преступления, а также то, что истёк срок давности по этим делам. Впоследствии уголовные дела против Тимошенко по ЕЭСУ были объединены в одно производство.

8 декабря Тимошенко судили в помещении медсанчасти СИЗО в течение 12 часов (по «делу ЕЭСУ 1996 г.»), во время суда она лежала в постели, ей кололи обезболивающее. Суд постановил ещё раз арестовать уже заключённую Тимошенко. Послы США, ЕС и 24 стран-членов Евросоюза организовали встречу с омбудсменом Карпачевой, где высказались, что данный суд «не соответствует международным нормам судопроизводства» и является нарушением Европейской конвенции по правам человека.

От 19 апреля 2012 судебные заседания по делу ЕЭСУ много раз переносились из-за отсутствия подсудимой.

28 февраля 2014 Киевский районный суд Харькова закрыл производство по уголовному делу по ЕЭСУ в связи с отказом прокурора от обвинения (за отсутствием состава преступления).

23 мая 2014 в телепрограмме «ШустерLive» бывший первый заместитель Генерального прокурора Украины Ренат Кузьмин заявил об отсутствии данных о том, что Тимошенко отказывалась являться в суд; кроме того, по его словам, в материалах дела имеется заявление Тимошенко о её желании участвовать в судебных заседаниях.

Во время смены власти на Украине в феврале 2014 года материалы уголовных дел Тимошенко были похищены из дома экс-генпрокурора Виктора Пшонки представителями "Правого сектора", в дальнейшем их обнаружили в Печерском районном отделении МВД в Киеве, куда они были доставлены после выселения "Правого сектора" из гостиницы "Днепр".

Мировая реакция на заключение Тимошенко

С острой критикой приговора Юлии Тимошенко по «газовому» делу выступили Европейский Союз, США, Германия, Великобритания, Франция, Италия, Канада, Швеция, Польша, Чехия, Венгрия, Литва, Эстония, Совет Европы, Европейская народная партия (ЕНП), правозащитные организации Amnesty International, HumanRightsWatch, Freedom House, американская Хельсинская комиссия. Западные страны и институты выражали серьёзную обеспокоенность, заявляли о политически мотивированном преследовании Юлии Тимошенко и требовали её освобождения. Во многих заявлениях подчёркивалось, что подписание Соглашения об ассоциации Украины с ЕС невозможно в условиях заключения Тимошенко и судебных процессов против её соратников.

Пресс-служба Генерального Секретаря ООН Пан Ги Муна сообщила, что он глубоко обеспокоен по поводу судебного процесса над бывшим премьер-министром Украины Юлией Тимошенко. Недовольство «политически мотивированным приговором Тимошенко» выразили представители ПАСЕ, президент Европарламента Ежи Бузек, сенаторы США Джон Маккейн и Джо Либерман.

МИД России, комментируя приговор, заявил, что Печерский суд по сути дела осудил Тимошенко «за действующие и никем не отменённые юридически обязывающие соглашения между „Газпромом“ и „Нафтогазом Украины“». Премьер-министр Путин заявил, что договоры, за которые судили Тимошенко, были подписаны в полном соответствии с законодательством Украины и России; и он «не очень понимает, за что ей дали эти семь лет».

Евросоюз заявил, что приговор Тимошенко является несправедливым и политически мотивированным. Администрация президента США призвала «освободить Юлию Тимошенко и других политических лидеров и бывших правительственных чиновников». Аналогичные заявления сделали Германия, Великобритания, Франция, Италия, Канада, Швеция, Польша, Чехия, Венгрия…; в своих заявлениях они подчёркивали, что подписание Договора об ассоциации Украины и ЕС невозможно в условиях «политически мотивированного приговора лидеру оппозиции Тимошенко и судебных процессов над её соратниками». По этой же причине 18 октября 2011 года руководители ЕС Жозе Баррозу и Херман Ромпёй приняли решение отложить встречу с президентом Януковичем в Брюсселе.

Антикоррупционная организация «Transparency international» заявила, что украинская власть должна продемонстрировать уголовную суть «дела Тимошенко», если хочет избежать упрёков в политических преследованиях. Аналогичное мнение было заявлено правозащитными организациями Amnesty International и Human Rights Watch.

В ответ на упрёки президент Янукович заявил, что приговор Тимошенко «это досадный случай, который препятствует украинской евроинтеграции».

В течение всего времени пребывания Тимошенко в заключении западные лидеры ставили под сомнение беспристрастность и законность приговора и призвали власти Украины освободить экс-премьера.

В мае 2012 года Председатель Европейского парламента Мартин Шульц договорился с Премьер-министр Украины Николаем Азаровым о создании специальной Мониторинговой миссии Европарламента под руководством Пэта Кокса и Александра Квасьневского по наблюдению за рассмотрением дел Юлии Тимошенко и бывшего министра внутренних дел Юрия Луценко. Миссия действовала с июня 2012 года до ноября 2013 года.

В 2011—2013 годах Датский Хельсинкский Комитет обнародовал четыре отчёта по результатам ряда визитов, интервью и исследований юридических документов по уголовным делам против Тимошенко. Комитет пришёл к выводу, что её преследование является политически мотивированным.

Правозащитная организация FreedomHouse неоднократно призывала украинскую власть освободить Юлию Тимошенко, заявляла о возможности применения Соединёнными Штатами санкций против украинских чиновников и просила Евросоюз не подписывать с Украиной Соглашение об ассоциации, пока оппозиционеры находятся за решёткой.

В течение 2012—2013 годов официальные лица Парламентской ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ) заявляли о том, что Юлия Тимошенко является политическим заключённым. 28 июня 2013 года ПАСЕ одобрила доклад Питера Омтцигта, в котором украинский экс-премьер была официально признана политзаключённой. 6 февраля 2014 года об этом было сказано и в резолюции Европарламента о ситуации на Украине.

Апелляция

29 августа 2012 года Высший специализированный суд Украины отклонил жалобу адвокатов Тимошенко, просивших признать незаконным приговоры Печерского и Апелляционного судов. 6 сентября 2013 года Высший специализированный суд Украины отказался пересматривать приговор в связи с решением Европейского суда по правам человека. Решение мотивировано тем, что ЕСПЧ рассматривал законность ареста Тимошенко во время судебного процесса, а не законность приговора суда в целом.

1 декабря 2011 года Апелляционный суд города Киева начал рассмотрение апелляции по «газовому делу Тимошенко». Тимошенко из-за болезни не смогла присутствовать как на этом, так и на последующих заседаниях. После суда судью Елену Ситайло увезла карета скорой помощи. Непосредственно перед рассмотрением апелляции состав коллегии судей был полностью заменён: председательствующую судью назначили за день до первого заседания, других судей — за несколько дней до начала рассмотрения апелляции по существу. Таким образом, судьи не имели времени на изучение материалов дела (только апелляционная жалоба занимала 84 страницы). Защита назвала суд «фарсом» и бойкотировала заключительное заседание.

23 декабря 2011 Апелляционный суд Киева оставил приговор Печерского районного суда без изменения, апелляционную жалобу — без удовлетворения; приговор вступил в законную силу. 30 декабря 2011 года Ю. Тимошенко была переведена в Качановскую исправительную колонию № 54 в Харькове.

Решение Апелляционного суда вызвало негативную реакцию в мире, в частности со стороны Европарламента, Европейской комиссии, внешнеполитических ведомств Франции, США и Канады, Европейской народной партии, Всемирного конгресса Украинцев.

Кассация

26 января 2012 г. защита Тимошенко подала в Высший специализированный суд Украины по рассмотрению гражданских и уголовных дел кассационную жалобу на приговор по «газовому» делу и только 16 августа 2012 года коллегия судей приступила к рассмотрению кассации. На судебных заседаниях присутствовали члены миссии Европарламента Пэт Кокс и Александр Квасьневский, дипломаты, депутаты парламента и журналисты. 20 августа 2012 суд завершил слушания и удалился в совещательную комнату. Оглашение решения состоялось 29 августа на следующий день после публичного слушания в Европейском суде по правам человека (ЕСПЧ) дела «Тимошенко против Украины» (по заявлению о незаконности ареста экс-премьера и содержания её под стражей). В постановлении Высшего специализированного суда Украины отмечалось, что кассационная жалоба защиты Юлии Тимошенко на приговор по «газовому» делу удовлетворению не подлежит. В связи с этим Европейский Союз, ПАСЕ, правительство США, Великобритании и Канады выразили разочарование принятым решением.

Решение ЕСПЧ

10 августа 2011 защита Юлии Тимошенко обратилась в Европейский суд по правам человека со жалобой на незаконность ареста экс-премьера 5 августа 2011 года. 30 апреля 2013 года Европейский суд постановил, что содержание Тимошенко под стражей «было произвольным и незаконным», и что на самом деле она была лишена свободы не из тех причин, по которым обосновывался её арест, а, вероятно, по политическим мотивам. Согласно Уголовному процессуальному кодексу, Высший специализированный суд Украины должен был на основании решения ЕСПЧ передать заявление Тимошенко о пересмотре приговора по «газовому» делу в Верховный Суд Украины, однако после длительного промедления дважды отказался это делать.

15 июля 2013 года ЕСПЧ сообщил о начале рассмотрения второго заявления Юлии Тимошенко, в частности, это касалось справедливости уголовного производства по «газовому» делу. В заявлении говорилось о нарушении права Тимошенко на справедливый суд и отраженного в Европейской конвенции по правам человека принципа «никакого наказания без закона»; отмечается, что уголовная дело было политически мотивированным и составило злоупотребления системой уголовного правосудия. Кроме того, Тимошенко заявила о незаконном обнародования в сети Интернет (в частности, и на сайте Государственной пенитенциарной службы) и на телеканалах видеозаписей её пребывания в больнице, а также фальсифицированной аудиозаписи её телефонного разговора с мужем.

Обвинения в организации убийства Евгения Щербаня

18 января 2013 года Генеральная прокуратура вручила Юлии Тимошенко сообщение о подозрении в причастности к организации убийства бизнесмена и народного депутата Евгения Щербаня в 1996 году. Тимошенко опровергла обвинения и назвала их абсурдными. С 6 февраля 2013 года в Апелляционном суде Киева проводились допросы свидетелей по этому делу. Заседания проходили без участия Тимошенко. Государственная пенитенциарная служба сообщала, что экс-премьер отказывается ехать в суд. Однако защитники Тимошенко и она сама неоднократно это опровергали и заявляли, что на самом деле тюремщики сами не хотят её этапировать. Новое уголовное дело западные страны расценили как продолжение «явно несправедливых и политически мотивированных судебных разбирательств против Тимошенко и других представителей оппозиции».

21 мая 2013 года следствие по делу об убийстве Щербаня было остановлено.

Пребывание Тимошенко в заключении с 2011 по 2014 год

До ареста (5.08.2011) Тимошенко отличалась завидной работоспособностью и физической формой. Например, в мае 2011 папарацци опубликовали репортаж, как Тимошенко бегает кросс в воскресенье по 10 км (три круга вокруг рощи в своем дачном посёлке).

Через 13 дней после ареста адвокаты Тимошенко заявили о появлении на её теле синяков. По мнению соратников экс-премьера и некоторых экспертов, синяки были следствием отравления. Тимошенко и её защитники неоднократно требовали допустить к ней личного врача или медсестру, которые взяли кровь для анализа. Государственная пенитенциарная служба не позволяла независимым врачам взять у Тимошенко анализ крови в течение всего периода её заключения.

Омбудсмен Нина Карпачева (бывшая регионалка), побывав у Тимошенко, сказала, что состояние Тимошенко тяжелое и «Тимошенко требует, требует и умоляет - взять у неё анализ крови».

6 декабря 2011 на съезде ЕНП в Марселе была принята резолюция по Украине с требованием: допустить к Тимошенко «комиссию врачей Евросоюза», в частности для взятия анализа крови. Дочь Юлии Тимошенко - Евгения на съезде ЕНП сказала, что власти уже более 4 месяцев отказывают Тимошенко в анализе крови, «Боюсь, что эти пытки будут продолжаться, пока маму не убьют». После выступления Евгении зал аплодировал стоя.

Защитники экс-премьера заявляли о том, что её удерживают в холодной камере. В сентябре-октябре 2011 года Тимошенко тяжело переболела ангиной, неоднократно жаловалась на простудные заболевания, после чего её здоровье ещё больше ухудшилось. С конца октября Тимошенко уже не могла ходить из-за болей в позвоночнике. 23 ноября 2011 года Тимошенко наконец-то обследовали в «Киевской областной клинической больнице № 1». Магнитно-резонансная томография выявила у Тимошенко «межпозвоночную грыжу». Источники в больнице информировали о жестоком обращении с заключённым. Медработница больницы рассказала: «Она не могла идти. Два конвоира схватили её под руки и поволокли».

На встрече с президентом Польши Коморовским 28 ноября 2011 года президент Янукович заверил, что «Тимошенко будут лечить на уровне европейских стандартов» и пообещал внести изменения, декриминализировать статью, по которой осуждена Тимошенко. Однако на следующий день адвокат Сергей Власенко заявил, что в камере экс-премьера по-прежнему очень холодно, а медицинской помощи ей не предоставляют. По словам адвоката, у Тимошенко появились новые симптомы болезни: «головокружение, идёт кровь из носа, немеет левая рука». В ночь на 30 ноября 2011 года, перед визитом представителей Комитета Совета Европы по предупреждению пыток (КЗК), Тимошенко перевели из камеры в медсанчасть СИЗО. Однако и после этого соратники экс-премьера заявляли об отсутствии надлежащей медицинской помощи. В резолюции Европейской народной партии, принятой на Конгрессе ЕНП 7 декабря 2011 года, содержалось требование, чтобы Юлия Тимошенко и члены её правительства, которые оказались в заключении, «получили необходимую им медицинскую помощь в соответствии с международными стандартами, в том числе, чтобы к ним была допущена команда врачей ЕС, которая смогла их осмотреть».

В то же время Государственная пенитенциарная служба и Министерство здравоохранения регулярно заявляли об удовлетворительном состоянии здоровья Тимошенко.

Политический резонанс «болезни Тимошенко»

6-8 декабря 2011 года депутаты БЮТ заблокировали работу парламента Украины (парламент не работал три дня) с требованием освободить Тимошенко, над креслом спикера они повесили транспарант «Янукович, не убивай Юлю».

27 ноября 2011, в день рождения Тимошенко в Владимирском соборе Киева, и во всех церквях Киевского патриархата, в храмах греко-католиков и католиков Украины, прошли молебны за здоровье Юлии Тимошенко. На площади перед Лукьяновском СИЗО состоялся праздничный концерт популярных украинских артистов, на митинг пришли пять тысяч сторонников Тимошенко.

Все события вокруг Тимошенко имеют большой резонанс в политике Украины и Евросоюза. По социологическим опросам, на начало декабря 2011 «политическая сила Тимошенко» впервые обогнала по рейтингу (правда, всего лишь на 1%) «Партию регионов» Януковича.

Европейский парламент (1.12.2011) и съезд Европейской народной партии (7.12.2011) - приняли резолюции по Украине, в которых сказано, что «условием ассоциации Евросоюза и Украины» являются: освобождение Тимошенко и предоставление ей возможности участия в предстоящих выборах.

Премьер-министр Канады обратился в БЮТ с предложением: предоставить для Тимошенко «лучших врачей Канады»; с аналогичным предложением обратился «комитет Евросоюза по вопросам предупреждения пыток».

2 октября 2012 года в газете «Коммерсантъ Украина» было опубликовано интервью председателя мониторингового комитета ПАСЕ Андреса Эркеля, в котором он высказал предположение, что Юлия Тимошенко является политическим узником.

Пребывание в Качановской колонии

30 декабря 2011 Юлия Тимошенко привезли из Киевского СИЗО в Качановскую исправительную колонию № 54 в Харькове. В феврале 2012 года Тимошенко была номинирована на Нобелевскую премию мира. По данным букмекеров, она вошла в тройку главных претендентов на эту награду (из 231 номинанта). В апреле 2012 года Тимошенко посетили в колонии представители американской правозащитной организации FreedomHouse. Они выразили обеспокоенность по поводу состояния её здоровья и лечения. 24 апреля 2012 года парламентская фракция БЮТ, а потом и сама Тимошенко заявили, что во время принудительной перевозки в больницу её избили.

25 апреля 2012 года Тимошенко посетил «эксперт омбудсмена Украины» и составил «письменное заключение о побоях». 26 апреля 2012 года Тимошенко посетила омбудсмен Карпачёва, которая сфотографировала кровоподтёки от ударов на теле Тимошенко на левой руке и животе. В тот же день, в Киеве, омбудсмен Карпачёва продемонстрировала эти фотографии на встрече с послами 27 стран Европы. В знак протеста Тимошенко объявила голодовку. Это событие вызвало большой международный скандал. В октябре 2015 года Коминтерновский районный суд Харькова приговорил двух бывших сотрудников Качановской исправительной колонии к трём годам заключения за нанесение лёгких телесных повреждений Тимошенко в апреле 2012 года.

Лечение в ЦКБ № 5 г. Харькова

15 марта 2012 года Европейский суд по правам человека вынес правительству Украины предписание «обеспечить получение Юлией Тимошенко адекватной медицинской помощи в соответствующей институции». 27 апреля 2012 года врачи берлинской клиники «Шарите» (Charité), которые обследовали Тимошенко в Качановской колонии, сообщили её диагноз: хроническая грыжа межпозвонкового диска. Немецкие специалисты заявили, что успешное лечение экс-премьера невозможно на Украине, где клиники не имеют необходимого оснащения и методики. 9 мая 2012 Юлию Тимошенко перевезли из Качановской колонии в центральную клиническую больницу № 5 в Харькове, где она находилась в условиях усиленного тюремного режима. 13 сентября 2012 Государственная пенитенциарная служба сообщила, что во время обыска в палате Тимошенко были обнаружены «запрещённые для оборота технические устройства». Экс-премьер заявила, что у неё изъяли дозиметры, которые четыре раза фиксировали превышение разрешённого уровня радиации. Во второй половине 2012 года — первой половине 2013 года врачи из клиники «Шарите» настаивали на продолжении госпитализации Тимошенко, не исключали угрозы инвалидности и необходимости оперативного вмешательства.

После проведения клинического обследования немецкие специалисты пришли к выводу о необходимости операции. Об этом в начале июля 2013 года сообщила дочь экс-премьера Евгения Тимошенко. В октябре 2013 руководитель «Шарите» профессор Айнхойпль заявил, что оперативное вмешательство является единственным шансом Тимошенко на выздоровление. Накануне Вильнюсского саммита Восточного партнёрства ЕС, состоявшегося в конце ноября 2013 года, вопрос о предоставлении Тимошенко возможности лечиться в Германии обсуждался как одно из условий подписания Украиной Соглашения об ассоциации и зоне свободной торговли с Евросоюзом. Власти настаивали на законодательном урегулировании этого вопроса; в Верховной раде разрабатывались соответствующие законопроекты. 21 ноября 2013 года правительство Украины отказалось от подписания Соглашения с Евросоюзом и правящая большинство в парламенте не поддержала ни одного из семи предложенных законопроектов по лечению заключённых за рубежом. Тимошенко призвала лидеров ЕС подписать Соглашение об ассоциации с Украиной, не выдвигая каких-либо условий, в том числе и о её освобождении, если Янукович всё же примет такое решение. В апреле 2013 года Украинский Хельсинский союз по правам человека, Львовский областной совет, Луцкий городской совет и Тернопольский городской совет обратились к Президенту Януковичу с ходатайствами об освобождении Юлии Тимошенко. 5 сентября 2013 года Комитет Совета Европы по предупреждению пыток опубликовал доклад по результатам визита к Юлии Тимошенко в декабре 2012 года. Выводы делегации Комитета подтвердили, что права Тимошенко были нарушены по нескольким статьям Европейской конвенции по правам человека, в частности по ст. 3 (запрет пыток) и ст. 8 (право на уважение частной и семейной жизни). В докладе подчеркивалось, что «меры безопасности, которые применялись к Тимошенко, не могут считаться пропорциональными». В частности, в её палате постоянно присутствовали сотрудники пенитенциарной службы. Кроме этого, заключённая находилась под круглосуточным видеонаблюдением: в палате были обнаружены три видеокамеры и ещё «четыре другие, скрытые видео- и / или аудиозаписывающие устройства (в том числе в санитарном узле)», ещё по меньшей мере шесть видеокамер были установлены в коридоре, а также в помещениях для медицинских процедур.

Регулярно поднимался вопрос и о праве экс-премьера на свидания. Делегация КЗК подтвердила, что Тимошенко «испытывала серьёзные трудности в осуществлении своего права на свидания и телефонные звонки».

На протяжении всего периода пребывания Тимошенко в колонии и больнице она, по словам немецких врачей, защитников и посетителей, почти не могла передвигаться самостоятельно. В то же время вывозить её на свежий воздух не разрешалось. Взамен ей предлагали выйти на улицу без помощи и средств для передвижения. Так, в докладе КЗК отмечалось, что «Тимошенко не имела доступа к прогулкам … ни в колонии № 54, ни в клинической больнице № 5 в Харькове, поскольку ей не было предоставлено надлежащей помощи, когда она хотела совершать прогулки». По словам защитников заключённой, которая не могла ходить, тюремщики также предлагали самостоятельно добираться до телефона, который находился в другом помещении, и к автомобилю, чтобы добраться в суд.

Все события вокруг Тимошенко имели большой резонанс на Украине и в Евросоюзе. Даже во время её преследования в 2010—2013 годах тема Тимошенко являлась ежедневной темой украинских СМИ.

На парламентских выборах 2012 года, когда Тимошенко находилась в заключении, Объединённая оппозиция, выступавшая под брендом партии Батькивщина, получила 25,54 % голосов, заняв второе место.

В 2012 году Тимошенко провела две голодовки протеста (в мае — 20 дней; в ноябре, во время выборов — 18 дней, и из состояния голодовки её выводили ещё 17 дней). 25 ноября 2013 года после отказа Януковича подписать Соглашение об ассоциации c ЕС Тимошенко объявила бессрочную голодовку с требованием к Януковичу подписать договор с ЕС. «Если 29 числа ноября Янукович не подпишет соглашение об ассоциации, то сметите его с лица земли, вместе с его коррупционными метастазами», — заявила Тимошенко в письме к Евромайдану. Тимошенко прекратила голодовку протеста на 12-й день (вечером 6.12.2013) после того, как 5 декабря 2013 года многолюдный митинг Евромайдана обратился к ней с просьбой о прекращении голодовки.

Освобождение

После вооружённых столкновений, произошедших 18 — 20 февраля 2014 года в Киеве между сторонниками оппозиции и силами правопорядка, в которых погибли 82 человека, президент Янукович был отстранён от власти. 21 февраля 2014 года Верховная рада имплементировала с национальным законодательством положения статьи 19 Конвенции ООН против коррупции, в соответствии с которыми была декриминализирована статья, по которой осудили Юлию Тимошенко. Этот закон не был подписан президентом Януковичем, как того требует регламент. 22 февраля Верховная Рада на основании решения Европейского суда по правам человека и Комитета министров Совета Европы приняла постановление «О выполнении международных обязательств Украины по освобождению Тимошенко Ю. В.». На основании этого постановления Тимошенко в тот же день смогла покинуть больницу в Харькове.

С освобождением Юлию Тимошенко поздравили правительство и государственные лидеры США, Канады, Германии, Венгрии, Литвы, ведущие политики Европейского Союза и американские сенаторы.

На свободе

Прилетев в Киев, Юлия Тимошенко прежде посетила улицу Грушевского, где почтила память первых погибших в противостоянии с милицейскими спецподразделениями. После этого она выступила на Майдане Независимости.

В первые дни после освобождения Тимошенко провела ряд встреч и телефонных переговоров с представителями ЕС, США, ОБСЕ.

6-7 марта она приняла участие в конгрессе Европейской народной партии в Дублине. Выступая на форуме, она призвала лидеров Евросоюза и стран Европы «вместе стать на защиту Украины».

По приглашению канцлера Германии Ангелы Меркель Юлия Тимошенко с 7 до 19 марта находилась на лечении в берлинской клинике «Шарите». 19 марта 2014 года вернулась в Киев.

В первые дни после завершения лечения Ю. Тимошенко пыталась выйти на связь со своими бывшими соратниками по партии, в частности Арсением Яценюком и Александром Турчиновым, но телефоны чиновников на звонки экс-премьера не отвечали. «Коммуникация была полностью утрачена. Власть нас разделила, — сказала Юлия Тимошенко».

Тимошенко инициировала создание оперативного штаба для наработки решений в ответ на угрозы национальной безопасности. К работе в штабе были приглашены группы специалистов в сфере безопасности, обороны и международной политики. В развитие этой инициативы 15 апреля 2014 года Тимошенко объявила о создании Национального движения сопротивления, призванного объединить усилия добровольных защитников страны: прежде всего, военных экспертов, бывших работников спецслужб, людей с опытом участия в боевых действиях. В мае 2014 года на базе Движения сопротивления были созданы два батальоны территориальной обороны: 34-й батальон «Батькивщина» и 42-й — «Движение сопротивления».

Юридическая реабилитация

28 февраля 2014 года Киевский районный суд Харькова закрыл производство по уголовному делу о нарушениях в деятельности корпорации «Единые энергетические системы Украины» в связи с отказом прокуроров от обвинения (за отсутствием состава преступления).

В тот же день Верховная Рада приняла закон «О реабилитации лиц на выполнение решений Европейского суда по правам человека», согласно которому Тимошенко была реабилитирована и восстановлена во всех правах.

Бывший первый заместитель Генпрокурора Ренат Кузьмин в эфире программы «Шустер LIVE» признал, что «фактов получения … экс-премьер-министром (Юлией Тимошенко), денег или других материальных ценностей, или коррупционных действий обнаружено не было».

Заместитель Генерального прокурора Николай Голомша, который в 2003—2004 годах занимался уголовными делами, возбуждёнными против Юлии Тимошенко заявил, что оснований для возбуждения уголовных дел против Тимошенко не было.

14 апреля 2014 года Верховный Суд Украины в ходе совместного заседания всех палат решением 42 из 48 судей закрыл «газовое» дело Юлии Тимошенко за отсутствием события преступления.

22 января 2015 года Европейский суд по правам человека опубликовал решение по второй жалобе Юлии Тимошенко и подтвердил нарушения статей 18 (пределы использования ограничений в отношении прав, политическая мотивация уголовного дела), статья 3 (запрещение пыток), статья 8 (право на уважение частной и семейной жизни), статья 10 (свобода выражения мысли) в сочетании со статьей 18 Европейской конвенции о правах человека. Таким образом, ЕСПЧ признал политические преследования и пытки и поставил окончательную точку во всех уголовных делах, возбуждённых против Юлии Тимошенко.

Президентские выборы 2014 года

После курса лечения в Германии Тимошенко сделала ряд заявлений, в том числе призвала сразу после выборов президента провести выборы в Верховную раду, которую назвала «гадюшником».

27 марта 2014 года на пресс-конференции в Киеве Юлия Тимошенко объявила, что намерена бороться за кресло президента Украины на выборах в мае 2014 года. 29 марта съезд ВО «Батькивщина», который состоялся на Софийской площади, выдвинул её кандидатуру на пост Президента Украины. 31 марта 2014 года ЦИК зарегистрировала Юлию Тимошенко кандидатом на пост президента Украины. В поданной при регистрации декларации о доходах за 2013 год она указала заработок в 180 тысяч гривен (будучи лидером партии «Батькивщина»), а также квартиру площадью 59,4 квадратных метра.

Ключевыми тезисами избирательной кампании Тимошенко были искоренение коррупции, борьба с олигархами, европейский путь развития Украины (в частности, подписание Соглашения об ассоциации с ЕС), противодействие российской агрессии и восстановления территориальной целостности Украины.

По итогам выборов Порошенко победил в первом туре, за Юлию Тимошенко, занявшую второе место, проголосовали 12,81 % (2 309 812) избирателей.

После выборов Тимошенко приступила к реформированию партии «Батькивщина».

Парламентские выборы на Украине 2014 года

30 августа 2014 года партия Тимошенко ВО «Батькивщина» инициирует референдум о вступлении Украины в НАТО в день выборов 26 октября. 15 сентября 2014 года Центральная избирательная комиссия приняла постановление об отказе в регистрации инициативной группы по проведению всеукраинского референдума о вступлении Украины в НАТО, организатором которого выступила партия ВО «Батькивщина». Несмотря на решение ЦИК, ВО «Батькивщина» начинает сбор подписей граждан относительно проведения всеукраинского референдума о вступлении Украины в НАТО. Юлия Тимошенко отметила, что в соответствии со статьями Конституции, для проведения всеукраинского референдума нужно собрать 3 млн подписей граждан.

В первую пятерку предвыборного списка ВО «Батькивщины» вошли: Надежда Савченко (украинский офицер), Юлия Тимошенко, Игорь Луценко (гражданский активист), Сергей Соболев (председатель фракции Всеукраинское объединение «Батьківщина» в парламенте), Алена Шкрум (общественный деятель).

На парламентских выборах 2014 года Юлия Тимошенко избрана народным депутатом Украины по списку партии Батькивщины.

Парламентская деятельность 2014—2016 годы

11 декабря 2014 Верховная Рада Украины поддержала инициативу Юлии Тимошенко об освобождении Надежды Савченко.

5 марта 2015 Парламент поддержал законопроект о поддержке волонтёрского движения на Украине.

21 апреля 2015 Юлия Тимошенко инициировала создание рабочей группы по проверке обоснованности тарифов на коммунальные услуги.

В 2015 году произошло сближение «Батькивщины» Тимошенко и ультраправой партии «Свобода»: политические силы подписали соглашение, предусматривающее самое широкое сотрудничество, взаимную поддержку на местных выборах и консолидацию в местных советах.

23 мая 2016 года по инициативе Юлии Тимошенко ВО «Батькивщина» запустила сайт «Справедливые тарифы», материалы которого разъясняют необходимость установления адекватных тарифов на газ для населения.

Награды и звания

• Орден Святой Великомученицы Варвары от Украинской православной церкви (Московского Патриархата) (1998).
• В июле 2005 авторитетный американский журнал Forbes, составляя рейтинг 100 самых влиятельных женщин мира, называет украинского премьера Юлию Тимошенко третьей по влиятельности женщиной планеты.
• Человек года Центрально-Восточной Европы по версии 15-го Международного Экономического форума в Кринице Гурской (2005).
• Награда от форума в Монако с формулировкой «За выдающиеся лидерские качества, экономические достижения во время управления Кабинетом министров и антикоррупционную политику, а также за борьбу с угрозами демократии, которые появляются в современном мире» (2005).
• В марте 2007 авторитетный французский журнал «Международная политика» вручил лидеру БЮТ Юлии Тимошенко отличие «За политическое мужество». Это первая награда, которую получил представитель Украины за 25 лет существования проекта. Предыдущая такая награда была вручена в 2004 Папе Римскому Иоанну Павлу II.
• Нагрудный знак «Шахтёрская слава» III степени (2008).
• В марте 2007 Ю. Тимошенко получила награду влиятельной неправительственной организации США Conservative Political Action Conference «за вклад в развитие демократии».
• Знак «Почётный энергетик Украины» с формулировкой «За значительный вклад в обеспечение стабильного функционирование и развитие топливно-энергетического комплекса Украины» (2008).
• Нагрудный знак «Шахтёрская слава» II степени (2009).
• Звезда, названная именем Юлии Владимировны Тимошеко от шахтёров Луганщины (2009).
• Орден Ливийской революции (2009).
• Орден Святогробского Братства от Иерусалимской православной церкви (2009).
• Орден Святого Андрея Первозванного II степени от Украинской православной церкви Киевского патриархата (2010).
• Награда Славусткого городского совета «За заслуги перед славутчанами» (2011).
• Личность года по версии журнала «Корреспондент» (2011).
• Международная премия Бонифация VIII (2012).
• В июле 2013 политическая партия Испании Унио Демократика де Каталуния (Unio Democratica de Catalunya) наградила лидера украинской оппозиции Юлию Тимошенко медалью Мануэля Карраско Формигуера за её вклад в защиту демократии и свободы и борьбу за восстановление верховенства права в Украине. Ранее этой медалью были награждены бывший Президент Чехии Вацлав Гавел (2007), Президент Европарламента Ганс-Герт Петтеринг (2008) и другие выдающиеся деятели.
• В августе 2013 в Эдинбурге (Шотландия) во время открытия фестиваля Edinburgh Festival Fringe был представлен спектакль о жизни лидера украинской оппозиции Юлии Тимошенко. Пьеса «Кто хочет убить Юлию Тимошенко?» (Who Wants to Kill Yulia Tymoshenko?) рассказывает о борьбе бывшего премьер-министра Украины за демократию и о её политически мотивированном заключении.
• 18 октября 2014 в городе Хмельницкий, Украина журналисты вручили Юлии Тимошенко премию имени Якова Гальчевского «За весомый вклад в развитие демократии и подвижничество в создании государства в Украине». Этой премией лидер «Батькивщины» была награждена ещё в 2011. Диплом был вручен Юлии Тимошенко в Печерском суде, а саму награду — книгу Якова Гальчевского «Против красных оккупантов» журналисты смогли передать только сейчас.

В массовой культуре

Прозвища Юлии Тимошенко:

• «Газовая принцесса» (прозвище середины 1990-х годов);
• «Железная леди» и «Леди Ю» (прозвища популярны в начале 2000-х годов, когда Тимошенко заняла пост вице-премьер министра);
• Прозвища в прессе Европы и США времён Оранжевой революции: «Икона Оранжевой революции», «Славянская мадонна», «Дама с косой»;
• «Единственный мужчина в украинской политике» (прозвище появилось весной 2005 года, когда Тимошенко была противопоставлена и Януковичу, и Ющенко). В частности, Леонид Кучма говорил о Тимошенко: «единственный мужчина в украинской политике».

Юлия Тимошенко является главной героиней рассказа Андрея Лазарчука «Черевычки» и спецпроекта Олеся Бузины «Виктор Андреевич и его команда».

Документальные фильмы о Тимошенко

• 2009 — «Юлия» — американская киностудия «Coppola Productions».
• 2009 — «Воруя попкорн» — американская киностудия «Haze Productionz», фильм построен на «деле Лазаренко в США».
• 2009 — «Я отсидел за Тимошенко» — «дело ЕЭСУ и Минобороны РФ» с точки зрения Георгия Олейника
• 2011 — «За что судят Юлю» — студия «АТН», Харьков.
• 2011 — «Просто Юля — А счастье было так близко»
• 2011 — документальный фильм (25 минут), который был показан делегатам Парламентской ассамблеи НАТО, 8 октября 2011
• 2011 — документальный фильм Печерский суд выносит вердикт по делу Тимошенко. Киев, 11 октября 2011
• 2011 — документальный фильм Африканцы об Украине и Тимошенко
• 2012 — документальный фильм Петиция за освобождение Тимошенко
• 2012 — «Железная Юля» — телеканал НТВ.
• 2014 — «В постели с Тимошенко» — телеканал НТВ.
• 2014 — «Принцесса у параши» — телеканал НТВ.
• 2014 — «Исповедь рабыни Тимошенко» — телеканал НТВ.
• 2014 — «Зять Тимошенко: Юля, гуд бай!» — телеканал НТВ.
• 2014 — «Рот фронт Тимошенко» — телеканал НТВ.
• 2014 — «Удар властью. Юлия Тимошенко» — телеканал «ТВ Центр»,

Литература

• Попов Д., Мильштейн И. «Леди Ю». — М.: Альпина нон-фикшн, 2013. — 342 с., 2000 экз., ISBN 978-5-91671-241-4.
• Шуман Франк. «Аферистка. Дело Тимошенко». — М.: Бибколлектор, 2012. — 272 с., 2000 экз., ISBN 978-617-7013-04-3.

Ссылки

• [www.tymoshenko.ua/ru/ oshenko.ua/ru/] — официальный сайт Юлии Тимошенко.
• Тимошенко, Юлия — статья в Лентапедии. 2012 год.
• [news.yandex.ru/people/timoshenko_juliya.html Юлия Тимошенко на Яндекс. Пресс-портретах].
• [www.anti-orange-ua.com.ru/index.php/content/view/1689/42/ Политическая биография].
• [www.anti-orange-ua.com.ru/index.php/content/view/888/42/ Тимошенко Юлия Владимировна: Уголовное досье].
• [file.liga.net/person/26.html Досье на Юлию Тимошенко — ЛІГА.Досье].
• [echo.msk.ru/programs/48minut/55065/ Юлия Тимошенко в программе «48 минут» на радио «Эхо Москвы»].
• [razumkov.org.ua/ukr/socpolls.php?cat_id=58 Социологические опросы о Юлии Тимошенко], (Центр Разумкова).
• [delo.ua/wiki/personi/yulia-tymoshenko/ Биография Юлии Тимошенко].
• [ru.rodovid.org/wk/Запись:78375 Юлия Тимошенко] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
•  [youtube.com/watch?v=oEFCmJ-VGhA Телефонный разговор между Тимошенко и Шуфричем, 18 марта 2014 г.]

{{сокрытие|title=Юлия Тимошенко в социальных сетях|content-style=text-align:left;|hidden=1|content=

• [blog.tymoshenko.ua/ персональный блог blog.tymoshenko.ua].
• [tymoshenkoua.livejournal.com/ tymoshenkoua] — Юлии Тимошенко в «Живом Журнале»
• [facebook.com/Tymoshenko.UA Официальная страница Юлии Тимошенко] в социальной сети Facebook
• Юлия Тимошенко в «Твиттере»
• [www.youtube.com/tymoshenkoua Видеоканал Юлии Тимошенко] на YouTube

Отрывок, характеризующий Тимошенко, Юлия Владимировна

– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.
В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.


Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.


Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)