Юмика Хаяси
| Юмика Хаяси | |
| яп. 林由美香 | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Цвет волос: |
чёрный |
| Цвет глаз: |
карий |
| Рост: |
158 см |
| Грудь: |
натуральная |
| Категории порно: | |
Юмика Хаяси — японская порноактриса, звезда пинку эйга. За свою 16-летнюю карьеру она удостоилась титула «Королевы японского кино для взрослых» и снялась в общей сложности более чем в 180 фильмах. В 1997 году о ней даже был снят документальный фильм, и в 2004 году она получила премию Pink Grand Prix[en] в номинации «Лучшая актриса», а в следующем году была удостоена специальной награды по совокупности заслуг. Умерла 28 июня 2005 года в возрасте 35 лет.
Биография
Юмика Хаяси (при рождении Юмика Огури) родилась в Токио 27 июня 1970 года. Когда она была в пятом классе школы, ее родители развелись, и она была предоставлена сама себе весь период учебы в средней школе. Мать Хаяси владела сетью ресторанчиков, торгующих лапшой рамэн.
Дебют Хаяси в кино состоялся в компании HMP в жанре bishojo, когда она снялась в фильмах «Мисс Кристина», Shigamitsuki и других. В том же году она дебютировала в «розовом кино» и приняла участие в релизе студии Xces Double Rape to Break in a Perverted Wild Filly в октябре 1990 года. Она стала одной из самых популярных актрис AV-жанра 90-х годов. Она также сотрудничала на раннем этапе карьеры с V&R Planning, режиссер которой Компани Мацуо был также ее любовником.
Культовый режиссер Хисаясу Сато выбрал Хаяси на главную роль в Real Action:Drink Up!, продолжая затем сотрудничать с ней еще в нескольких фильмах. По его словам, она вносила в кино, в котором снималась, особенно в Molester’s Train, своеобразный «строгий тон», очень контрастировавший с легким и веселым настроением ее предыдущих работ. Когда она снялась в роли женщины, пожирающей саму себя, в Naked Blood Сато, критики комментировали эти сцены как «одни из самых отвратительных в японском хорроре вообще».
Кацуюки Хирано, еще один режиссер V&R Planning (который, кстати, был женат) вскоре сменил Мацуо в роли любовника Хаяси. Когда они путешествовали на велосипедах вдвоем на севере Японии, Хирано пришла в голову мысль снять AV-версию их путешествия. Хаяси получила кредит на создание этого фильма, а Хирано стал ее партнером. В 1999 году Хаяси проявляет себя как драматическая актриса, снявшись у Yoichiro Takahashi в Nichiyobi wa Owaranai, впоследствии показанном на 53 Каннском Фестивале под названием Воскресные мечты. По словам критиков, «большим сюрпризом стало то, как великолепно сыграла Хаяси, бывшая порнозвезда, беззаботную Сатико».
Как одна из лучших эротических актрис своего времени и за свою богатую карьеру Хаяси получила репутацию «железной женщины» японской эротической индустрии, и после своей смерти была даже упомянута в Книге Рекордов Гиннеса. Погибла Юмика совершенно нелепо. Когда она в течение двух дней не появилась на работе, Хирано, ее мать и еще один сотрудник компании отправились к ней домой и обнаружили ее лежащей без движения на кровати. Как позднее рассказывал Хирано, они сначала подумали, что она спит, и только убедившись, что девушка не дышит, быстро вызвали скорую. Было, однако, уже поздно, Юмика умерла, а ее мать чуть не сошла с ума от горя. Выдвигались различные версии гибели Хаяси — от убийства до самоубийства. Учитывая довольно грязную подоплеку порноиндустрии, любая из них могла оказаться правдой. Была версия, что незадолго до смерти Хаяси разорвала отношения с бывшим парнем и это также могло сыграть свою роль.
Позднее, проведя вскрытие, медики установили причину смерти: Хаяси захлебнулась рвотными массами, сильно перебрав на свой 35-й день рождения. Она так и умерла во сне. Последний фильм Хаяси Miss Peach: Peechy Sweetness Huge Breasts вышел в сентябре 2005 года. Зрители в кинотеатрах после просмотра аплодировали ему стоя, и этот посмертный фильм Хаяси вошел в пятерку лучших в своем жанре 2005 года. Ёсиюки Хаясида, основатель журнала P*G, и Pink Grand Prix выступили соавтором биографии Хаяси, названной «Юмика Хаяси: Портрет актрисы и женщины», вышедшей в 2006 году.
К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)Напишите отзыв о статье "Юмика Хаяси"
Отрывок, характеризующий Юмика Хаяси
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
