Юмор висельника
Поделись знанием:
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.
Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.
Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Юмор висельника или Висельный юмор — юмор о крайне неприятных, серьезных или трагических обстоятельствах. Любой юмор, который имеет дело с серьезными вещами, такими, как смерть, война, болезнь, преступление, в легкой, дурашливой или сатирической манере, считается юмором висельника.[1][2] Он описывается как удачная острота в ответ на безнадежную ситуацию.[3] Возникает при стрессовых, травмирующих или угрожающих жизни ситуациях, зачастую в обстоятельствах, когда смерть воспринимается неизбежной.
Содержание
Nature and functions
Зигмунд Фрейд в своем эссе 1927 г. «Юмор» (Der Humor) выдвигает следующую теорию юмора висельника: «Эго отказывается мучиться из-за реальности, чтобы позволить себе быть вынужденным страдать. Оно настаивает, что травматические эпизоды внешнего мире не могут повлиять на него; оно показывает, фактически, что такие травмы не более, чем возможности достичь удовольствия.» Эту концепцию развивали дальше и некоторые другие социологи. В то же время Пол Льюис предупреждает, что этот «облегчающий» аспект висельных шуток зависит от контекста: шутит ли сам «приговоренный» или кто-то иной.[4]
Социальный эффект юмора висельника в том, что он поднимает дух притесняемого и понижает дух притеснителя.[5][6] По словам Уайли Сайфера, «если мы способны смеяться над злом и ошибками, значит, мы их преодолели».[7]
Юмор висельника — естественный человеческий инстинкт, его примеры можно найти еще в античности. Он широко использовался в Центральной Европе, откуда был перенесен в США как часть еврейского юмора.[3] В немецком языке есть схожий термин Galgenhumor, во французском — rire jaune,[8][9][10] во фламандском — groen lachen (букв. зеленый смех).[11][12][13][14]
Итальянский юморист Даниэле Лутацци обсуждал юмор висельника, уделяя особое внимание специфическому виду смеха, который он вызывает (risata verde или groen lachen), и говорил, что такой смех чаще всего вызывает гротескная сатира, в противоположность иронической сатире.[15][16][17] Этот жанр был чрезвычайно распространен в Кабаре Веймарской республики, и, согласно Лутацци, основными его мастерами были Карл Валентин и Карл Краус.[17]
Примеры
Имеется много записанных примеров юмористических последних слов перед смертью или в суде. Например, Оскар Уайльд перед смертью нуждался и жил в дешевом пансионе. Есть разночтения относительно точной цитаты, но относительно признанными его последними словами были «Или эти обои, или я».
Примеры последних слов осужденных:
- Один из первых осужденных, сосланных Британской империей в Австралию, взявший себе кличку Черный Цезарь (в честь известного пирата), сбежал с каторги в 1789 г. и жил в глуши как бушрейнджер. Он жил на то, что грабил с помощью украденного пистолета садовые участки. Когда его в конце концов поймали, по словам губернатора Дэвида Коллинза, он был «так безразличен к встрече со смертью, что в тюрьме заявил, что если его повесят, то перед тем, как скончаться, он бы рассмеялся, сыграв шутку над палачом».[18]
- Когда Томас Мор взбирался на шаткий эшафот, где его должны были казнить, он сказал палачу: «Молю вас, мистер лейтенант, смотрите, чтоб вверх я дошел спокойно; а уж вниз позвольте мне самому».
- На своей казни серийный убийца Уильям Палмер посмотрел на люк своей виселицы и спросил палача: «Вы уверены, что это безопасно?»[19]
- Уолтер Рэли был обезглавлен 29 октября 1618 г. на Старом дворе у Вестминстерского Дворца. «Пора уходить» — сказал Рэли своему палачу — «В сей миг меня настигла лихорадка. Я не позволю своим врагам думать, что я трепещу перед лицом смерти». Ему позволили осмотреть топор, которым его обезглавят, после чего он пошутил: «Это лекарство — снадобье острое! Но лечит от всех болезней!». Согласно многим биографам (например, Рэли Трэвелин в «Сэре Уолтер Рэли», 2002) — последними словами Рэли были «Секи, солдат, секи!», которые он выкрикнул уже подставив голову под топор.
- Когда Рональда Рейгана везли в палату после покушения Джона Хинкли, он спросил у врачей: «Надеюсь, вы все добрые республиканцы?»
Наполнена юмором висельника и военная жизнь, поскольку солдаты часто, особенно в военное время, живут в постоянной опасности быть убитыми. Например:
- Японский бомбардировщик Мицубиси G4M (イッシキリッコウ) у японских летчиков назывался «Хамаки» (葉巻 или はまき, что означает сигара) не только из-за сигарообразной формы фюзеляжа, но и из-за того, что при поражении имел склонность быстро воспламеняться. Американцы называли его «летающим Зиппо» — по слогану производителя зажигалок: «Гарантированный огонь с первого удара каждый раз».
- По аналогичной причине британцы прозвали танк М4 Шерман также зажигалкой, «Ронсоном», слоган которой был «каждый раз загорается с первого раза!»
- Пока выжившие члены экипажа HMS Sheffield, затонувшего в 1982 году в Фолклендской войне, ожидали спасения, они, как сообщалось, не теряли времени даром и пели песню Монти Пайтона «Always Look on the Bright Side of Life» из фильма «Житие Брайана по Монти Пайтону».
- Советские летчики во время Второй Мировой Войны шутили, что истинный смысл названия самолета ЛаГГ-3 — Лакированный Гарантированный Гроб.
- Ночью во время Ютландского сражения (31 мая — 1 июня 1916) эсминец HMS Tipperary был потоплен немецким дредноутом SMS Westfalen; спаслось только 13 членов экипажа из 197. В темноте выживших обнаружили по громкому исполнению песни «Путь далекий до Типперери». Спасатели Королевского флота говорили: «Мы не сомневались, что это вы».
- Во время Зимней войны Советский Союз бомбил Хельсинки, и после того, как СССР заявил, что на самом деле сбрасывал «голодающему народу Хельсинки» продовольствие, финны окрестили советские кассетные бомбы РРАБ-3 «хлебными корзинами Молотова», а малогабаритные авиабомбы — «хлебницами Молотова». В ответ финны стали называть свои бутылки с зажигательной смесью коктейлями Молотова, как «напиток к этой еде».
- Во время Второй мировой войны советские воины окрестили 45 мм противотанковую пушку M1937 (53-К) «прощай, Родина!», поскольку она не могла уничтожать немецкие танки, и, значит, ее расчет был практически беззащитен против них.
В культуре
- В заключительной сцене фильма «Житие Брайана по Монти Пайтону» группа распятых преступников радостно поет «Always Look on the Bright Side of Life»
- В научно-фантастическом романе Стивена Кинга «Томминокеры» (1987 г.), главный герой размышляет над шуткой, которую он «когда-то слышал». Одного человека готовятся казнить, и глава расстрельной команды предлагает ему сигарету. Тот отвечает: «Нет, спасибо, пытаюсь бросить.»
- В «Ромео и Джульетте», Шекспира, акт 3, сцена 1 (перевод А.Григорьева):
Меркуцио. Друг, ободрись! Не глубока ведь рана.
Меркуцио. Да, конечно: помельче колодца и поуже церковных дверей, но с меня и ее будет… Понаведайся ко мне завтра, каким я буду лежать степенным господином.
См. также
Напишите отзыв о статье "Юмор висельника"
Ссылки
- ↑ [dictionary.infoplease.com/gallows-humor gal'lows hu"mor]. Dictionary.infoplease.com. Проверено 27 марта 2013.
- ↑ [www.macmillandictionary.com/dictionary/american/gallows-humor gallows humor - definition. American English definition of gallows humor by Macmillan Dictionary]. Macmillandictionary.com. Проверено 27 марта 2013.
- ↑ 1 2 Kurt Vonnegut (1971) Running Experiments Off: An Interview, in Conversations with Kurt Vonnegut quote:
- ↑ Paul Lewis, «Three Jews and a Blindfold: The Politics of Gallows Humor», In: «Semites and Stereotypes: Characteristics of Jewish Humor» (1993), ISBN 0-313-26135-0, [books.google.com/books?id=Q4k5rE4eHjMC&pg=PA53&dq=%22anti-joke%22+-wikipedia&sig=u_3QXREKT-t3rWFZHw7Z3KQ7v6s#PPA49,M1 p. 49]
- ↑ Obrdlik, Antonin J. (1942) [www.jstor.org/pss/2769536 «Gallows Humor»-A Sociological Phenomenon], American Journal of Sociology, Vol. 47, No. 5 (Mar., 1942), pp. 709—716
- ↑ Mariah Snyder, Ruth Lindquist [books.google.com/books?id=vdl4s1zHPdIC&pg=PA111 Complementary and alternative therapies in nursing]
- ↑ Wylie Sypher quoted in ZhouRaymond, Jingqiong [books.google.com/books?id=cLTsZ39XW80C&pg=PA132 Carver’s short fiction in the history of black humor] p.132
- ↑ Redfern, W. D. and Redfern, Walter (2005) [books.google.com/books?id=SU0MxAMRCawC&pg=PA211 Calembours, ou les puns et les autres : traduit de l’intraduisible ], p.211 quote:
- ↑ Müller, Walter (1961) [books.google.com/books?id=Nws8AAAAIAAJ Französische Idiomatik nach Sinngruppen], p.178 quote:
- ↑ Dupriez, Bernard Marie (1991) [books.google.com/books?id=uff2N62Jx9wC&pg=PA313 A dictionary of literary devices: gradus, A-Z], p.313 quote:
- ↑ Brachin, Pierre (1985) [books.google.com/books?id=GeUUAAAAIAAJ&pg=PA102 The Dutch language: a survey] pp.101-2
- ↑ Claude et Marcel De Grève, Françoise Wuilmart, [www.flsh.unilim.fr/ditl/TRADUCTION.htm TRADUCTION / Translation], section Histoire et théorie de la traduction — Recherches sur les microstructures, in: Grassin, Jean-Marie (ed.
- ↑ (1950) [books.google.com/books?id=posrAQAAIAAJ Zaïre], Volume 4, Part 1, p.138 quote:
- ↑ Chédel, André (1965) [books.google.com/books?id=mQBAAAAAIAAJ Description moderne des langues du monde: le latin et le grec inutile?] p.171 quote:
- ↑ Pardo, Denise (2001) [quattrostracci.altervista.org/SforzaItalia/intervis2.htm Interview] with Daniele Luttazzi, in L’Espresso, February 1st, 2001 quote:
- ↑ Daniele Luttazzi (2004) [web.archive.org/web/20060506133300/www.danieleluttazzi.it/?q=node/221 Interview], in the Italian edition of Rolling Stone, November 2004.
- ↑ 1 2 Marmo, Emanuela (2004) [web.archive.org/web/20060506133300/www.danieleluttazzi.it/?q=node/221 Interview] with Daniele Luttazzi (March 2004) quote:
- ↑ Hughes, Robert.
- ↑ [www.canongate.net/Lists/Crime/WitticismsOf9CondemnedCrimin Witticisms Of 9 Condemned Criminals] at Canongate Press
Дополнительная литература
- Lipman, Steve (1991) Laughter in hell: the use of humour during the Holocaust, Northvale, N.J:J Aronson Inc.
- Черный юмор
- Гротеск
- Эпатажности
References
Отрывок, характеризующий Юмор висельника
– Вы очень добры, – сказала она ему.– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.
Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.
Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
