SS United States
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Юнайтед Стейтс (англ. United States) — американский трансатлантический лайнер, построенный для компании Юнайтед Стейтс Лайн. Последний держатель Голубой ленты Атлантики. На данный момент судно стоит в Филадельфии, США. Организация SS United States Conservancy планирует возвращение лайнеру первоначального облика и использование по прямому назначению.
Содержание
Предпосылки к созданию
После воодушевляющих слов сэра Уинстона Черчилля о лайнерах Кунард Лайн «Куин Мэри» и «Куин Элизабет», США решили построить свой собственный быстроходный лайнер.
Два больших лайнера («Куин Мэри» и «Куин Элизабет») внесли свой вклад в исход Второй мировой войны, транспортируя войска по всему земному шару. Такая транспортировка была, несомненно, ценной в случае войны, таким образом, правительство США, скооперировавшись с Юнайтед Стейтс Лайн, решило заказать лайнер, который станет одним из самых роскошных и быстрых лайнеров в мире. Новый истинно американский лайнер, который впервые через столетие, присоединится к гонке за Голубую Ленту Атлантики.
Американское Правительство выдвинуло три условия, и судно должно было соответствовать всем трем в обязательном порядке. Корабль должен был быть быстрым, безопасным и его легко можно было бы преобразовать в военный транспорт. Построить новое судно было поручено компании Newport News Shipbuilding and Dry Dock Company в Вирджинии под руководством Уильяма Френсиса Гиббса. За прошедшие тридцать лет он мечтал о трехсотметровом лайнере, способном развивать высокую скорость. Он был ответственным за переоборудование немецкого лайнера «Фатерлянда» в «Левиафан» после Первой мировой войны. Но на этот раз ему дали полную свободу действий при строительстве абсолютно нового американского лайнера. Киль его будущего шедевра был заложен 8 февраля 1950 года.
Строительство, первый рейс
Новое судно крестили 23 июня 1951 года, и назвали «Юнайтед Стейтс» (с англ. — «Соединенные Штаты»). Чтобы обеспечить высокую скорость Гиббс поставил на судно двигатели, которые изначально предполагалось поставить на авианосец. Чтобы судно отвечало двум другим требованиям, безопасности и быстрой конвертации, Гиббс хотел сделать более простую, новую внутреннюю проектировку. Увлеченный созданием полностью пожаробезопасного судна, Гиббс делал все возможное, чтобы не использовать никаких огнеопасных материалов. Интерьеры «Юнайтед Стейтс» были выполнены из стекла, стали, синтетики и алюминия. Мебель, перила и шезлонги были сделаны из алюминия. Гиббс даже просил Компанию Стейнвей (Steinway) сделать алюминиевый рояль для «Юнайтед Стейтс», но они отказались. В конце концов, единственной древесиной на борту был рояль. Но ни один пассажир не жаловался на уровень комфорта на судне.
Простые интерьеры, которые можно было переделать под стандарты транспортного судна, также были частью требований. По сравнению со старшими судами, переоборудование которых могло занять до трех месяцев, «Юнайтед Стейтс» можно было переоборудовать за несколько дней. За эти требования правительство оплатило 70 % процентов стоимости постройки судна, которая составила (по окончанию строительства) 78 000 000 $. Но фактически «Юнайтед Стейтс» никогда не служил военным транспортом.
С длиной в 302 метра «Юнайтед Стейтс» был самым длинным американским судном. Он был немного уже «Королев» Кунард Лайн и поэтому мог пройти Панамский Канал, в отличие от «Куин Мэри» и «Куин Элизабет».
Всему миру «Юнайтед Стейтс» запомнился благодаря своей скорости. Во время ходовых испытаний, которые длились шесть недель, он развил фантастическую скорость в 38.25 узлов. Все благодаря турбинам Westinghouse, которые позволяли развить мощность в 240,000 лошадиных сил. Но из-за возможной военной роли судна, эти характеристики были сохранены в тайне до 1978 года. Тем не менее, факт, что первое плавание будет рекордным, и даже сокрушительно рекордным, был неоспорим.
«Юнайтед Стейтс» действительно оправдал ожидания, и 3 июля 1952 года он впервые покинул пирс в Нью-Йорке, направившись в Гавр и Саутгемптон. Достигнув Бишоп Рок, он шел со скоростью 35.59 узлов, и таким образом побил рекорд 14-летней давности «Куин Мэри» на десять часов и две минуты. Когда у капитана нового рекордсмена, Гарри Мэннинга, брали интервью после победоносного рейса, он сказал, что просто путешествовал на своем судне.
Карьера
Во время первого плавания «Юнайтед Стейтс» использовал лишь две трети от всей мощности двигателей. Если бы он шел на полном ходу, то разрыв между его рекордом и показателями «Куин Мэри» были бы намного больше.
«Юнайтед Стейтс» стал очень популярным: ему даже дали нежное прозвище «Большой Ю». В 1950-х большинством трансатлантических путешественников были американцы, и факт, что «Юнайтед Стейтс» был единственным американским суперлайнером, означал, что они хотели путешествовать именно на нем. И, несмотря на его несколько холодные и простые интерьеры, он представлял новый вид океанских лайнеров, и для многих людей он вскоре стал любимым судном.
«Юнайтед Стейтс» работал на североатлантическом пути со своим партнером «Америкой». Впервые две «королевы» Кунард Лайн столкнулись с достойными конкурентами. Это соревнование продолжалось в 1950-х, но с началом нового десятилетия появился новый конкурент — реактивный авиалайнер. С введением реактивного самолета пассажиры могли пересечь Атлантику со скоростью в 500 узлов всего за 6-8 часов. Даже быстрый «Юнайтед Стейтс» не мог противостоять такому противнику. Как и все другие трансатлантические судоходные компании, Юнайтед Стейтс Лайн начала терять деньги. Ситуация ухудшилась, когда союзы членов экипажа начали требовать более высокую заработную плату. В результате этих проблем Юнайтед Стейтс Лайн начали использовать судно в том качестве, для которого оно не планировалось, — судно начало совершать круизы. В 1961 году американский Конгресс разрешил «Юнайтед Стейтс» совершать несезонные круизы, и он начал первый из них 20 января 1962 года. Это был 14-дневный круиз из Нью-Йорка, в порты Нассау, Тринидад, Кюрасао и Сан-Кристобаль с минимальной ценой 520 $.
Закат карьеры
В 1964 году, партнер «Юнайтед Стейтс» — «Америка» — был продан Чандрис Лайн за 4 250 000 $. «Юнайтед Стейтс» оставили в обслуживании, но он терял миллионы долларов каждый сезон.
25 октября 1969 года, выполнив приблизительно 400 трансатлантических рейсов, капитан «Юнайтед Стейтс» Джон С. Такер получил сообщение, в котором говорилось, что запланированный осенний круиз будет отменен, и что он должен отвести судно на верфь для перестройки.
В конце 1969 года лайнер был поставлен на прикол. «Большой Ю» был под властью Американской Федеральной Морской Администрации в 1973 году. Поскольку большая часть его строительства была государственной тайной, они заявили, что судно никогда не продадут. Поэтому лайнер остался в Вирджинии.
К концу 1970-х, норвежский судоходный магнат Нут Клостер, председатель Norwegian Caribbean Cruise Lines внес предложение купить лайнер. Он искал большое судно, чтобы преобразовать его в круизный лайнер, но в конце он отказался от этой идеи и купил лайнер кампании Френч Лайн «Франс», который потом успешно переоборудовал в круизный лайнер «Норвегия».
В 1978 году уже американская компания задумала подобное. Сиэтлская компания The United States Cruises Inc купила судно за 5 000 000 $. Человек, управлявший компанией, Ричард Х. Хадли, имел большие планы относительно «Юнайтед Стейтс». Он намеревался полностью отремонтировать судно за 150 000 000 $ и дать ему полностью новую жизнь круизного судна. Хотя он проделал долгий путь, и даже подписал контракты с верфями, чтобы выполнить ремонт, его мечта не сбылась, так как в 1992 году The United States Cruises Inc обанкротилась. Американские Маршалы конфисковали сорокалетний «Юнайтед Стейтс», и было решено, что судно будет продано лицу, предлагающему самую высокую цену.
Самое высокое предложение было 2 600 000 $, от председателя Commodore Cruise Line Фреда Мейера. В сотрудничестве с турецкими верфями в Стамбуле, у Мейера была интересная идея, которая включала легендарную Кунард Лайн. Было решено, что после ремонта «Юнайтед Стейтс» будет управляться Кунард Лайн как партнер «Куин Элизабет 2». Так же как и «Королева», «Большой Ю» служил бы на Североатлантическом маршруте летом, и проводил бы зимние месяцы как круизный лайнер. В июне 1992 года «Юнайтед Стейтс» отбуксировали в Стамбул. Из Стамбула лайнер отправился в Севастополь, где в ноябре 1993 года в доке Севморзавода началась его очистка от асбеста. В течение полугода полторы тысячи рабочих полностью очистили его от асбестовых конструкций и от всего ценного. В некоторых домах Севастополя и сейчас хранятся предметы с «Юнайтед Стейтс». Более подробно эта история изложена в расследовании Татьяны Рихтун «Асбестовый след корабля Юнайтед Стейтс». Расследование было опубликовано в «Севастопольской газете» gazeta.sebastopol.ua/2007/07/12/asbestovyj-sled-korablja-junajted-stejts//
Но финансовая ситуация вновь была переоценена. Ожидаемая правительственная помощь так и не была предоставлена, и работа над «Юнайтед Стейтс» была прекращена. Позже в Кунард Лайн объяснили, что они больше не интересуются лайнером и считают, что «Куин Элизабет 2» будет достаточно. И так «Большой Ю» оставался в Стамбуле, и казалось, что, в конечном счете, его продадут на слом.
Однако в 1996 году его снова отбуксировали в США, на сей раз к верфям в Филадельфии.
Будущее
Лайнер до сих пор стоит в Филадельфии. В 2003 году Норвей Круиз Лайн (NCL) купила судно с официальным намерением полностью восстановить его для роли круизного лайнера. Новости ошеломили морское сообщество, но в то же самое время дали надежды «Юнайтед Стейтс» на светлое будущее. В мае 2006 года, председатель Star Cruises (в состав которой входит NCL), открыто объявил, что следующий проект компании — восстановление «Юнайтед Стейтс». К маю 2007 года у компании было около 100 проектов судна.
В феврале 2009 года, сообщалось, что Star Cruises ищут покупателей «Юнайтед Стейтс».
В июле 2010 года судно было выкуплено за 5,8 млн. $[abcnews.go.com/Travel/ss-united-states-purchased-58-million/story?id=12805918#.T3CLsMLANns] организацией SS United States Conservancy[www.ssunitedstatesconservancy.org/], созданной, по словам организаторов, для того, чтобы «спасти однажды забытый национальный флагман от гибели и вывести его в светлое будущее, в достояние потомков». 1 июля 2010 года прошла торжественная церемония поднятия государственного флага США на мачте судна а также была введена в работу ночная подсветка корпуса лайнера [www.youtube.com/watch?v=GvTEEFX5HeY&feature=related]
В планах восстановление лайнера до первоначального состояния. 7 февраля 2012 года начались первые восстановительные работы.
В 20-х числах января 2016 года прозвучала новость, что «Юнайтед Стейтс» спасен. «Общество Сохранения «Юнайтед Стейтс» объявило о проведении 4 февраля 2016 года в Круизном Терминале Манхеттена масштабной пресс-конференции. «Общество Сохранения», после долгих попыток спасти и вдохнуть новую жизнь в национальную гордость США, проведет пресс-коференцию, на которой объявит о подписании с основным партерном соглашения о перепланировке лайнера», - заявил СМИ представитель Общества.
«На пресс-конференции будут обнародованы захватывающие планы о будущем «Юнайтед Стейтс», известного по всему миру символа Америки. Будут также продемонстрированы технические подробности и 3D-изображения того, каким должен стать лайнер после переоборудования. Основными действующими лицами будут исполнительный директор Общества Сьюзан Гиббс (внучка конструктора «Юнайтед Стейтс» Уильяма Гиббса) и директор компании, которая будет заниматься перестройкой».
5 августа 2016 года было объявлено, что восстановление лайнера оказалось невозможным «ввиду непреодолимых трудностей»[www.miamiherald.com/news/business/tourism-cruises/article93998992.html].
Напишите отзыв о статье "SS United States"
Ссылки
- [www.thegreatoceanliners.com/index2.html]
- [en.wikipedia.org/wiki/SS_United_States]
- [abcnews.go.com/Travel/ss-united-states-purchased-58-million/story?id=12805918#.T3CLsMLANns]
- [www.ssunitedstatesconservancy.org/]
Отрывок, характеризующий SS United States
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.
Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.
Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
