Юнион-сквер (Нью-Йорк)

Юнион-сквер (англ. Union Square) — одна из главных площадей Манхэттена, устроенная в начале 1830-х гг. там, где Бауэри соединялась с Бродвеем. Её название переводится как «площадь Объединения» — речь идёт об объединении двух центральных магистралей Нью-Йорка. В настоящее время участок Бауэри, прилегающий к Юнион-сквер, называется 4-й авеню. С XIX века площадь известна как место политических демонстраций и протестов. Четыре дня в неделю на ней работает рынок свежих овощей.

Значительную часть площади занимает сквер, в котором стоят памятники Аврааму Линкольну (1870), маркизу де Лафайету (1867, арх. Фредерик Бартольди) и Махатме Ганди (1986), а также старинный фонтан, выполненный по заказу общества борцов за трезвость. Наиболее внушительный из монументов на Юнион-сквер — бронзовая конная статуя Джорджа Вашингтона (Г. К. Браун, 1856). Это первый памятник, установленный в Нью-Йорке после обретения США независимости.

За выступление здесь Эммы Гольдман в 1893 году перед безработными (Требуйте работы! Если вам не дают работы — требуйте хлеба! Если вам не дают хлеба — возьмите его сами!), что было истолковано как призыв к мятежу, суд Нью-Йорка осудил её на один год тюрьмы.

Местоположение

Вокруг площади раскинулись кварталы Гринвич-Виллидж (южнее), Челси (западнее), Флэтайронский (севернее) и Грамерси (восточнее). Юнион-сквер окружён большим количеством магазинов, банков и торговых центров. На южной стороне парка находятся Forever 21, Shoe Mania, Nordstrom Rack, Best Buy и Whole Foods Market.

В кино

На Юнион-сквер снималась ключевая сцена фильма Ф. Ф. Копполы «Разговор», удостоенного «Золотой пальмовой ветви».

Отрывок, характеризующий Юнион-сквер (Нью-Йорк)

Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.