Юность Максима

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Юность Максима (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Юность Максима
Жанр

драма
исторический фильм

Режиссёр

Григорий Козинцев
Леонид Трауберг

Автор
сценария

Григорий Козинцев
Леонид Трауберг

В главных
ролях

Борис Чирков
Валентина Кибардина

Оператор

Андрей Москвин

Композитор

Дмитрий Шостакович

Кинокомпания

Киностудия «Ленфильм»

Длительность

98 мин.

Страна

СССР СССР

Язык

русский

Год

1935

Следующий фильм

Возвращение Максима

IMDb

ID 0027235

К:Фильмы 1935 года

«Юность Максима» — советский чёрно-белый художественный фильм, поставленный на Ленинградской фабрике «Ленфильм» в 1934 году режиссёрами Григорием Козинцевым, Леонидом Траубергом.





История создания

Замысел картины появился уже в конце 1920-х годов. К созданию сценария кинематографисты приступили по прямому заказу ленинградской кинофабрики и настоятельной рекомендации ВКП(б). Одной из первых авторами рассматривалась следующая сюжетная линия: «юноша из местечка на западной окраине Российской империи — участие в Октябрьской революции — карьера авторитетного и всемирно известного дипломата». Для исполнения главной роли мог быть приглашён режиссёр Государственного еврейского театра в Москве Соломон Михоэлс. Источником этой сюжетной линии стала биография революционера-нелегала, а позже дипломата и наркома Максима Литвинова (настоящее имя — Меер-Генох Валлах), жизнь которого была полна резкими поворотами и настоящими приключениями. Однако авторы отказались от этого замысла, оставив при этом лишь имя героя — Максим[1][2].

В 1932 году в газетах сообщили, что Г. Козинцев и Л. Трауберг приступили к созданию «большой революционной кинопоэмы в трёх сериях»[3]. В журнале «Советское кино» за 1933 год были опубликованы отрывки из сценария «Большевик» (это название в качестве рабочего прослужило практически весь съёмочный период). В первой редакции Максим — худой и тихий, чуть смешной, юноша, владеющий грамотой, непьющий[1]. Среди актёров, которые проходили пробы на эту роль, подобным требованиям вполне удовлетворял Эраст Гарин. Наташей могла стать Елена Кузьмина. С их участием сняли несколько эпизодов, но съёмочный процесс был остановлен[4]. Авторами был сделан выбор в пользу другого типажа, персонажа из русского фольклора с набором черт от лубочного Петрушки до былинного богатыря:
«Юность Максима» — сказовая, фольклорная, хотя и с некоторыми элементами трагического, история про победительного Иванушку-дурачка и Василису Премудрую, попавших в 10-е годы ХХ века

— Козинцев Григорий Михайлович. Биография[5].

Сюжет

Ночь на 1 января 1910 года. Дворянский и мещанский Петербург широко празднует наступление нового года. Среди веселящегося города немолодой революционер-подпольщик «Поливанов», он же «Седой» (Тарханов) продолжает свою борьбу: он обходит конспиративные адреса, встречая где-то дружескую поддержку, а где-то малодушие и прямое предательство. С трудом ему удаётся избавиться от слежки.

Действие продолжается весной того же года. Три товарища из пролетарского района Петербурга — Максим (Чирков), Дёма (Каюков) и Андрей (Кулаков) случайно спасают от полицейского информатора подпольщицу Наташу (Кибардина). В этот же день Андрей умирает, искалеченный неисправным станком. Дёма от горя выбирает путь разгула и пьянства, Максим осознанно сближается с революционно настроенным пролетариатом. Через пару дней в цехах завода гибнет ещё один молодой рабочий. Его похороны спонтанно перерастают в демонстрацию. Максим и Наташа призывают к политической стачке. Полиция легко преодолевает сопротивление неорганизованных рабочих. В попытке вступиться за Максима пьяный Дёма сильно бьёт городового-ефрейтора. Всех героев арестовывают. В тюрьме Максим попадает в одну камеру с «Седым». Ночью в тюремном дворе слышен крик: Дёма в робе каторжанина идёт навстречу неизвестности и прощается с товарищами[6]. Большинство заключённых в знак солидарности поют «Варшавянку».

Спустя некоторое время Максим выходит из тюрьмы. Он активно втягивается в работу подпольщиков и обеспечивает работу тайной рабочей конференции, которая проходит в пригородном лесу. Поливанов зачитывает обращение Ульянова-Ленина. Жандармы Охранного отделения прерывают собрание и арестовывают всех его участников. Благодаря помощи паровозной бригады Максиму удаётся скрыться, спрятавшись в куче угля тендерного вагона локомотива. Совместно с Наташей он пишет и издаёт эмоциональную прокламацию о продолжении сопротивления. По заданию РСДРП под конспиративным именем Павла Агафоновича Малаханова отправляется в Нижний Новгород помогать борьбе сормовского пролетариата.

В ролях

Съёмочная группа

Отзывы и культурное влияние

Премьера картины состоялась 27 января 1935 года[3]. В первые две недели только в Ленинграде фильм посмотрели более полумиллиона зрителей[7]. Успех в других городах нарастал лавинообразно. Лента получила тысячи хвалебных рецензий и превосходных эпитетов и практически сразу стала классикой советского кинематографа. Неожиданно, но о кинофильме были и негативные отзывы. Сборник документов Оргбюро, Секретариата ЦК ВКП(б), Агитпропа содержит следующий «официальный анализ» картины: «путь к большевизму молодого рабочего изобретён довольно таки схематично и бледно. Фигура Наташи эпизодична. Старый большевик Поливанов местами дан интересно, но „засорён“ рядом трюков <…> В тексте есть ряд небольших несообразностей (вроде записки в тюрьму о конференции и побеге)»[8].

Однако данные критические замечания остались без последствий, так как противоположное мнение о фильме высказал И. Сталин. Из записи его беседы с руководителем кинематографа Б. Шумяцким о фильме «Юность Максима» во время кинопросмотра 18-19 декабря 1934 года следует, что все присутствующие <…> очень хвалили режиссёрское и операторское мастерство и игру актёров. Сталин «особо выделил блестящие фотографии и хорошую культурную музыку, особенно в прологе, и сольные номера гармони»[9]. Практически дословно «образцовую» рецензию повторяет много лет спустя В. Пудовкин:
Картина начинается взрывом новогоднего веселья в царском Петербурге. Изумительная «москвинская» фотография (оператор Москвин), музыка Шостаковича, блестящий монтаж создают образец формального мастерства.

— Собрание сочинений, Том 2[10]

Неожиданное признание своей высокой художественной силы картина получила в капиталистических странах. Она была запрещена к показу, например, во Франции[11]. В Детройте (США) высокий полицейский чин заявил, что «фильм является советской пропагандой и может внушить классовую ненависть к правительству и социальному порядку Соединённых Штатов», и на основании этого запретил картину к показу. Отменить это решение после долгих разбирательств сумел только Верховный суд штата[12].

Награды

Видео

С начала 1990-х годов фильм выпущен на видеокассетах кинообъединением «Крупный план». Также в 1990-е фильм выпущен на кассетах студией «48 часов», «Восток В», С 2000 года — «Ленфильм Видео» и «Мастер Тэйп».

17 марта 2005 года фильм выпущен студией «Союз Видео» на DVD. Также фильм выпущен дистрибьюторами «Мастер Тэйп» и «Восток В». Звук — Dolby Digital.

Технические данные

См. также

Напишите отзыв о статье "Юность Максима"

Примечания

  1. 1 2 Зоркая Н. М. [www.portal-slovo.ru/art/35974.php Трилогия о Максиме и большевики от Максима до Ленина. Позолоченные, багровые тридцатые] (рус.). portal-slovo.ru. Проверено 5 ноября 2012. [www.webcitation.org/6Bz92JedE Архивировано из первоисточника 7 ноября 2012].
  2. Добин Е. С. Козинцев и Трауберг. — Л.: Искусство, 1963.
  3. 1 2 Калашников Ю. С. Очерки истории советского кино. Том 2.. — М.: Институт истории искусств, 1959.
  4. Колесникова Н. У Гарина и Локшиной // Советский экран. — 1973. — № 17.
  5. [www.tonnel.ru/?l=gzl&uid=979&op=bio Григорий Михайлович. Биография.] на tonnel.ru
  6. Из второго фильма трилогии становится известным, что его повесили
  7. [www.megabook.ru/Article.asp?AID=592729 «Юность Максима»]. Мегаэнциклопедия Кирилла и Мефодия. Проверено 11 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CIVf2yMl Архивировано из первоисточника 19 ноября 2012].
  8. Кремлёвский кинотеатр. 1928-1953. Документы. / составители Андерсон К., Максименков Л., Кошелева Л., Роговая Л.. — Культура и власть от Сталина до Горбачёва.. — М.: Российская политическая энциклопедия, 2005. — С. 211. — 1120 с. — 1000 экз. — ISBN 5-8243-0532-3.
  9. [www.alexanderyakovlev.org/almanah/inside/almanah-doc/56193 Запись беседы И. Сталина с Б. Шумяцким о фильмах «Юность Максима»] РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 828. Л. 81-81 об.
  10. Пудовкин В. Собрание сочинений, Том 2. — М.: Искусство, 1974.
  11. Ромм М. И. Избранные произведения в 3-х томах. — М.: Искусство, 1980..
  12. [www.forbfilms.ru/37-yunost-maksima-the-youth-of-maxim.html Самые скандальные фильмы] на forbfilms.ru
  13. [www.imdb.com/title/tt0027235/awards Awards for Yunost Maksima at IMDb]  (англ.)

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Юность Максима
  • [www.lenfilm.ru/catalogue/cat_1934.htm «Юность Максима» в каталоге «Ленфильма»]
  • [russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=7537 «Юность Максима» на сайте russiancinema.ru]
  • [ruskino.ru/mov/801 «Юность Максима» на сайте «RUSKINO.RU»]
  • «Юность Максима» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Юность Максима

Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».