Юньцзюй

Юньцзюй (кит. трад. 房山雲居寺, упр. 房山云居寺, пиньинь: Fángshān yúnjū sì) — древний буддийский храм и монастырь в Китае. Слово «Юньцзюй» можно перевести как «жилище облаков» (облако — книжный образ странствующего монаха).

Юньцзюй находится в пекинском районе Фаншань, в 75 километрах от центра города. Строительство его первых помещений началось в 616 году. Юньцзюй является знаменитым буддийским культурным сооружением, в котором хранятся священные реликвии, в том числе кость Будды.

Храм состоит из 6 помещений, следующих с востока на запад. Здесь на 15.000 каменных досках выгравированы сутры, написанные более чем 20 миллионами иероглифов. Работа по созданию этих священных каменных таблиц длилась на протяжении 500 лет, со времён династии Суй и до династии Цзинь. Для лучшего сохранения этих священных досок монахи скрывали их в горных пещерах.

В состав комплекса входят также 15 пагод, из которых 12 относятся к эпохам Ляо и Тан, и 3 к эпохе Цин.

В монастыре были найдены также несторианские надписи, относящиеся к эпохе правления в Китае монголов (династия Юань).

С 1961 года пагоды и каменные доски с сутрами из храма Юньцзюй занесены в список Охраняемых Памятников КНР.

Отрывок, характеризующий Юньцзюй

– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.