Ермалавичюс, Юозас Юозович

Юозас Ермалавичюс Juozas Jermalavičius<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Рождение:	4 февраля 1940(1940-02-04) (84 года) Варенский район, Литва
Партия:	КПСС КПЛ КПРФ
Образование:	Вильнюсский университет

Юозас Юозович Ермалавичюс (лит. Juozas Jermalavičius; р. 4 февраля 1940, Варенский район Литвы) — советский литовский политический деятель. Доктор исторических наук, профессор. В 1990-91 годах один из лидеров КПЛ на платформе КПСС, затем отбывал тюремное заключение за свою роль в январских событиях 1991 г. Автор статей и книг общественно-политического, исторического, футурологического характера.

Биография

Родился в крестьянской семье в юго-восточной Литве, в Варенском районе.

Окончил историко-филологический факультет Вильнюсского университета (1959—1964), был распределён в районную газету в Юрбаркас, где работал по 1968 год. Член КПСС с 1962 года. Был направлен на учёбу в Ленинградскую высшую партийную школу, которую окончил с отличием в 1970 году. В 1971 г. защитил кандидатскую диссертацию по теме: «Борьба Коммунистической партии Литвы против политической реакции церкви в республике в период строительства социализма (1945—1952 гг.)». После работал в Институте истории партии при ЦК Компартии Литвы, где занимался вопросами политики коммунистической партии в отношении религии и церкви. Докторская диссертация на тему «Атеистическая работа в Советской Литве» («Ateistinis darbas Tarybų Lietuvoje»)

КПЛ (КПСС)

Во время вильнюсских событий января 1991 года работал секретарём по идеологии (заведующий идеологическим отделом) ЦК «Компартии Литвы на платформе КПСС». Активно выступал против действий сторонников независимости Литвы от СССР. В ряде пресс-конференций, сделанных в этот период, озвучивал заявления «Комитета национального спасения Литвы». Именно он и объявил о создании «Комитета» на пресс-конференции в здании ЦК КПЛ вечером 11 января, заявив также, что Комитет берет на себя всю полноту власти в республике

Уже 13 января прокуратура Литвы возбудила уголовное дело по ст. 88, ч. 2 УК Литовской ССР (попытка совершения государственного переворота), одним из обвиняемых по которому был Ермалавичюс. Однако арестован он не был, так как после окончательного распада СССР при содействии корреспондента ТАСС Серафима Быхуна бежал в Белоруссию, укрывался в Чернобыльской зоне.

15 января 1994 года арестован в Минске и выдан спецслужбам Литвы (вместе с первым секретарем ЦК КПЛ М. Бурокявичусом). В Литве стал одним из фигурантов процесса по делу «О государственном перевороте 13 января 1991 года». Процесс в Вильнюсском окружном суде, подсудимым на котором вменялась попытка насильственного изменения государственного строя Литвы и содействие вводу в Вильнюс советских войск, повлекшему человеческие жертвы, начался в ноябре 1996 г. и завершился в августе 1999 г.

Ермалавичуса обвиняли по статьям 67 (вредительство), 68 (публичный призыв к насильственному свержению власти и нарушению территориальной целостности государства), 70 (создание антигосударственных организаций и активная деятельность в них), 105 (преднамеренное убийство), 111 (умышленное причинение тяжких телесных повреждений) уголовного кодекса Литовской Республики 1961 г. с изменениями 1990 г. 23 августа 1999 года был зачитан приговор. Ермалавичус был оправдан по статье 67 за отсутствием состава преступления, оправдан по статьям 105 и 111 за недоказанностью участия в преступлениях. В итоге он был осуждён по статьям 70 и 68 часть 3 (публичные призывы насильственно нарушить суверенитет Литовской Республики, исполняя задание другого государства) и приговорен к 8 годам лишения свободы. Впоследствии (2008) Европейский суд по правам человека в решении по жалобе М. Бурокявичуса, Ю. Куолялиса и Л. Бартошевичюса подтвердил правомерность вынесенного по этому делу приговора, отвергнув претензии обвиняемых, что они были осуждены за свои убеждения (суд указал, что коммунистические группы, не занимавшиеся антигосударственной деятельностью, в Литве свободно действовали), а также что их действия якобы соответствовали существовавшему на тот момент законодательству (суд отметил, что они противоречили законам, принятым к тому времени властями Литвы, и подсудимые «были осуждены за преступления, которые были достаточно ясными и предсказуемыми в соответствии с законодательством восстановленной Литовской Республики»)

В 2002 году вышел на свободу.

В настоящее время преподаёт в РГСУ, является заместителем Председателя и секретарём Совета Союза коммунистических партий — КПСС.

Интересные факты

В изданном в 2011 г. труде Ермалавичюса [krasnaya-zastava.ru/index.php/%D0%AE%D0%BE%D0%B7%D0%B0%D1%81_%D0%95%D1%80%D0%BC%D0%B0%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D0%B8%D1%87%D1%8E%D1%81._%D0%93%D0%BB%D0%BE%D0%B1%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%BA%D1%80%D0%B8%D0%B7%D0%B8%D1%81_%D0%B8_%D0%BF%D1%83%D1%82%D0%B8_%D0%B2%D1%8B%D1%85%D0%BE%D0%B4%D0%B0_%D0%B8%D0%B7_%D0%BD%D0%B5%D0%B3%D0%BE Глобальный кризис и пути выхода из него] присутствуют ссылки только на трёх авторов, а именно: К.Маркса, Ф.Энгельса и В. И. Ленина. По мнению Ермалавичюса, с начала ХХ века по сию пору происходит общий кризис капитализма:

Новейший накал общего кризиса капиталистического жизнеустройства народов отличается в особенности тем, что в условиях мировой научно-технической революции капиталистический способ общественного производства полностью исчерпал свои конструктивные возможности и вступил в историческую полосу неизбежного прекращения своего существования. Он оказался неспособным к овладению в должной мере производительными достижениями научно-технической революции. Поэтому саморазрушение капитализма стало более ускоренным и масштабным, глубоким и необратимым. Вслед за этим закономерно пошли деградация и распад всех областей жизни буржуазного общества.

Выход из этого кризиса Ю.Ермалавичюс видит в переустройстве всего мира на социалистических началах.

Труды

• Структура документа Адольфа Юшкявичюса «Легенды истины» (в соавторстве с Витаутасом Куткевичусом, Вильнюс, 1976, лит. яз.)
• Коллективизация крестьянского хозяйства в СССР (1977, соавтор, Вильнюс, лит.яз.)
• Атеистическое воспитание в Советской Литве. Вильнюс, 1977 (лит.яз.)
• Построение социализма в советских прибалтийских республиках (1982, Вильнюс. лит. яз., присуждена Государственная премия Латвийской ССР);
• Национальные отношения в СССР: критика фальсификаций (Вильнюс, 1984, лит.яз.).
• Идеологическая работа: теория и практика (Вильнюс, 1985, лит.яз.)
• Атеизм и религия в Литве (Вильнюс, 1985, лит. яз.).
• Очерки истории КПЛ (Вильнюс, 1985, лит. яз., соавтор.)
• По пути Великого Октября [Пер. с литов.] Вильнюс: О-во «Знание» ЛитССР, 1986
• Социалистическая идеология в Литве. Вильнюс: Минтис, 1988
• Борьба Коммунистической партии Литвы с национализмом / [соавтор] Вильнюс: Минтис, 1987, переизд. 1988
• Возрастание социальной активности трудящихся в условиях перестройки. Вильнюс: О-во «Знание» ЛитССР, 1988
• Революционное обновление человечества: Суждения, оценки, прогнозы М., 2004
• Грядущие социальные революции XXI века: научный прогноз. М., 2007
• Будущее человечества: научный анализ и прогноз М., 2009
• Заглядывая в будущее: футурологические суждения. М., 2001
• Будущее человечества. М., 2010
• [krasnaya-zastava.ru/index.php/%D0%AE%D0%BE%D0%B7%D0%B0%D1%81_%D0%95%D1%80%D0%BC%D0%B0%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D0%B8%D1%87%D1%8E%D1%81._%D0%93%D0%BB%D0%BE%D0%B1%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%BA%D1%80%D0%B8%D0%B7%D0%B8%D1%81_%D0%B8_%D0%BF%D1%83%D1%82%D0%B8_%D0%B2%D1%8B%D1%85%D0%BE%D0%B4%D0%B0_%D0%B8%D0%B7_%D0%BD%D0%B5%D0%B3%D0%BE Глобальный кризис и пути выхода из него. М., 2011]

См. также

• Коммунистическая партия Литвы
• События в Вильнюсе (1991)
• Миколас Бурокявичус

Ссылки

• [www.zavtra.ru/cgi/veil/data/zavtra/03/507/51.html Известный литовский коммунист отвечает на вопросы газеты «ЗАВТРА» / 06-08-2003]
• [www.regnum.ru/news/polit/1366266.html Юозас Ермалавичюс: Чего не понимали разрушители СССР?]
• [krasnoe.tv/node/5695 Ю. Ю. Ермалавичюс: «…тюрьма закаляет…»] (видео)

Отрывок, характеризующий Ермалавичюс, Юозас Юозович

– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.


Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.