Пожера, Юозас

Юозас Пожера
лит. Juozas Požėra
Язык произведений:	литовский
Премии:	Государственная премия Литовской ССР (1975)
Награды:	Заслуженный деятель культуры Литовской ССР

Юозас Пожера (лит. Juozas Požėra; 2 декабря 1927, Каунас — 20 декабря 1997 , Вильнюс) — литовский и советский писатель, сценарист, журналист, публицист, переводчик. Секретарь Правления Союза писателей Литовской ССР (1970—1976). Заслуженный деятель культуры Литовской ССР (1982). Лауреат Государственной премии Литовской ССР (1975).

Биография

Сын рабочего. Учился в гимназии в Каунасе. Во время Великой Отечественной войны жил в России.

В 1945—1949 — артист театра оперы и балета Литовской ССР.

В 1949—1970 работал в газетах и журналах Литвы «Tarybų Lietuva», «Kauno diena», «Tiesa», «Literatūra ir menas», «Moksleivis», «Pergalė» . Член КПСС с 1953.

В 1970—1976 — редактор Литовской киностудии. Союз ССР писателей секретарь совета. [1] [2]

Творчество

Печатается с 1955 (сборник очерков о литовской деревне «Изменилось лицо земли» — «Žemė pakeitė veidą», 1955).

Первые сборники очерков о социалистическом строительстве и коллективизации литовского села. В более поздних очерках и рассказах преобладают впечатления от поездок по российскому Северу и Сибири. Конкретность личного опыта, героизация положительных качеств советского человека характерны для книг путевых очерков Ю. Пожеры «Нет у меня другой печали» («Mano vienintelis rūpestis», 1967, рус. пер. 1970), «Северные эскизы» («Šiaurės eskizai», 1969), «Северные дороги» («Šiaurės keliai», 1974; Госпремия Литовской ССР, 1975).

Интерес к злободневным общественным вопросам и очерковая манера отличают его сборники рассказов «Мне чудятся кони» («Man vaidenasi arkliai», 1967, рус. пер. 1974), роман «Мой суд» («Mano teismas», 1968, рус. пер. 1972), повесть «Золото» («Auksas», 1971).

Наиболее известные произведения Ю. Пожеры «Рыбы не знают своих детей» и «Не гневом — добротой живы». В первом романе поднимается проблема психологической контактности человека, очутившегося лицом к лицу с Природой. Два литовца в глубокой тайге. Один — новичок, поначалу пораженный величием природы, другой — бывалый таежник. Ситуации, в которых оказываются герои, выявляют их нравственные принципы, душевную силу, социальные воззрения. В основе второго — литовская деревня в послевоенные годы. Его сюжет — судьба двух братьев. Для одного главная цель выжить любой ценой. Для другого — выполнить свой человеческий и гражданский долг.

Автор сценария кинофильма Чужие (1961).

Книги Пожеры печатались в 1989 в Библиотеке «Дружбы народов». Работы прозаика переведены на русский, латышский, болгарский, польский, немецкий и другие языки.

Награды

• премия Союза журналистов ЛитССР им. Капсукаса (1968)
• Государственная премия Литовской ССР (1975)
• заслуженный деятель культуры Литовской ССР (1982)

Литература

• Juozas Požėra. Tarybų Lietuvos enciklopedija, T. 3 (Masaitis-Simno). — Vilnius: Vyriausioji enciklopedijų redakcija, 1987. (лит.)

Отрывок, характеризующий Пожера, Юозас

На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.