Юон, Константин Фёдорович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Юон К. Ф.»)
Перейти к: навигация, поиск
Константин Фёдорович Юон
Место рождения:

Москва, Российская империя

Жанр:

пейзаж

Учёба:

МУЖВЗ

Стиль:

импрессионизм,
социалистический реализм

Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Звания:
Премии:

Константи́н Фёдорович Юо́н (18751958) — русский советский живописец, мастер пейзажа, театральный художник, теоретик искусства.

Академик АХ СССР (1947). Народный художник СССР (1950). Лауреат Сталинской премии первой степени (1943). Член ВКП(б) с 1951 года.





Биография

Родился 12 (24) октября 1875 года в Москве, в немецкоязычной швейцарской семье. Отец — служащий страховой компании, позже — её директор; мать — музыкант-любитель.

С 1892 по 1898 год учился в МУЖВЗ. Его преподавателями были такие мастера, как К. А. Савицкий, А. Е. Архипов, Н. А. Касаткин.

По окончании училища два года работал в мастерской В. А. Серова. Затем основал собственную студию, в которой преподавал с 1900 по 1917 совместно с И. О. Дудиным. Его учениками были, в частности, А. В. Куприн, В. А. Фаворский, В. И. Мухина, братья Веснины, В. А. Ватагин, Н. Д. Колли, А. В. Грищенко, М. Г. Ройтер, Н. Терпсихоров.

В 1903 году Юон стал одним из организаторов Союза русских художников. Он также входил в число участников объединения «Мир искусства».

С 1907 года работал в области театральной декорации.

Вёл художественную студию на Пречистенских рабочих курсах с И. О. Дудиным (один из учеников — Ю. А. Бахрушин.)

В 1925 года Юон стал членом АХРР. Есть все основания полагать, что он симпатизировал большевизму. Так, на созданной в 1921 или 1922 году картине «Новая планета»[1] художник изобразил космосозидающее значение[неизвестный термин] Великой Октябрьской социалистической революцию. В другой «космической» картине «Люди» (1923 г.) речь идет о наполненном тем же содержанием созидании нового мира. В том же плане выполнена и картина "Парад Красной армии" (1923).

Большой известностью пользуется и картина «Купола и ласточки. Успенский собор Троице-Сергиевой лавры» (1921 г.). Это панорамный пейзаж, написанный с колокольни собора ясным летним вечером, на закате. Под ласковым небом благоденствует земля, и на переднем плане сияют освещённые солнцем купола с золотыми узорчатыми крестами. Сам мотив не только очень эффектен, но и символизирует значительную культурную и историческую роль церкви[2][3]

Помимо работы в живописном жанре, Юон занялся оформлением театральных постановок («Борис Годунов» в парижском театре Дягилева, «Ревизор» в Художественном театре, «Аракчеевщина» и др.), а также художественной графикой.

В 1948 по 1950 годы художник работал директором Научно-исследовательского института теории и истории изобразительных искусств АХ СССР.

С 1952 по 1955 преподавал в качестве профессора в Московском художественном институте им. В. И. Сурикова, а также в ряде других учебных заведений. С 1957 года был первым секретарем правления СХ СССР. К. Ф. Юон умер 11 апреля 1958 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 4)[4].

Брат — П. Ф. Юон.

Ученики и последователи

Основные произведения

  • «Русская зима. Лигачёво», 1957 Третьяковская галерея
  • «К Троице. Март», 1903, ГТГ
  • «Весенний солнечный день», 1910
  • «Весенний вечер. Ростов Великий», 1906, Серпуховский историко-художественный музей (СИХМ)
  • «Сергиевский Посад», 1911, написана из окна Старой Лаврской гостиницы. В коллекции ЦАК МПДА.
  • «Волшебница-зима», 1912
  • «Мартовское солнце», 1915
  • «Купола и ласточки», 1921, ГТГ
  • «Новая планета», 1922
  • «Подмосковная молодежь», 1926;
  • «Перед вступлением в Кремль в 1917 году. Троицкие ворота», 1927, Государственный музей Революции СССР
  • «Первые колхозницы. В лучах солнца», 1928, ГТГ
  • «Москва салютует», 1945
  • «Раскрытое окно», 1947
  • «Штурм Кремля в 1917 году» 1947, ГТГ
  • «Парад на Красной площади в Москве 7 ноября 1941 года», 1949, ГТГ
  • «Утро индустриальной Москвы», 1949, ГТГ
  • «Конец зимы. Полдень», 1929 г.

Оформление театральных спектаклей

Художник кинофильмов

Художник мультфильмов

Сочинения художника

  • Москва в моем творчестве, М., 1958;
  • Об искусстве, т. 1-2, М., 1959.

Награды и премии

Память

На московском доме, в котором он жил и работал (Улица Земляной Вал, 14—16), установлена мемориальная доска.

Напишите отзыв о статье "Юон, Константин Фёдорович"

Примечания

  1. Стилистически примыкающей к дореволюционному «Космическому циклу» Юона.
  2. [www.artcyclopedia.ru/yuon_konstantin_fedorovich.htm Юон Константин Федорович]
  3. [www.artsait.ru/art/y/uon/main.htm Юон Константин Федорович]
  4. [devichka.ru/nekropol/view/item/id/199/catid/1 Могила К. Ф. Юона на Новодевичьем кладбище]

Литература

  • Апушкин Я. В., К. Ф. Юон, М., 1936;
  • Третьяков Н., К. Ф. Юон, М., 1957;
  • К. Ф. Юон. Человек, художник, общественный деятель. Педагог. [Каталог-сборник], М., 1968;
  • Ромашкова Л. Константин Юон. Альбом. М., 1973;
  • К. Ф. Юон, Столетие со дня рождения, 1875—1975, М., 1976.
  • Сокольников М. П. Ликующая красота Отчизны (К. Ф. Юон) // Пейзажи Родины: Очерки о мастерах живописи / М. П. Сокольников; Предисловие народного художника РСФСР А. Каманина. — М.: Изобразительное искусство, 1980. — С. 28-38. — 195 с. — 10 000 экз. (в пер.)
  • Осмоловский Ю., К. Ф. Юон, М., 1983.

Ссылки

  • Юон Константин Федорович — статья из Большой советской энциклопедии.
  • [www.artcontext.info/pictures-of-great-artists/55-2010-12-14-08-01-06/373-kartini-yuon.html Галерея живописных работ Константина Юона]

Отрывок, характеризующий Юон, Константин Фёдорович

– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.