Юрашевскис, Петерис
Поделись знанием:
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
| Петерис Юрашевскис Pēteris Juraševskis<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Депутат Госдумы Российской империи</td></tr> | ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
| 23 января — 30 ноября 1928 года | ||||
| Президент: | Густавс Земгалс | |||
| Предшественник: | Маргерс Скуениекс | |||
| Преемник: | Хуго Целминьш | |||
| ||||
| 1918 — 1919 | ||||
| Предшественник: | должность учреждена | |||
| Преемник: | Эдвин Магнус | |||
| ||||
| 5 марта — 23 декабря 1925 года | ||||
| ||||
| 25 мая — 18 декабря 1924 года | ||||
| ||||
| ||||
| Рождение: | 4 апреля 1872 Сесавская волость, Добленский уезд Курляндская губерния, Российская империя ныне Елгавский край | |||
| Смерть: | 10 января 1945 (72 года) Елгава, Латвийская ССР, СССР | |||
| Партия: | Демократический центр | |||
| Образование: | Санкт-Петербургский университет | |||
| Профессия: | юрист | |||
| Награды: |
| |||
Петерис Юрашевскис, в русском подданстве Пётр Петрович Юрашевский (латыш. Pēteris Juraševskis, 30 [18] октября 1872 года, Сесавская волость — 10 января 1945 года, Елгава) — русский и латвийский политический деятель и юрист, депутат Государственной думы Российской империи II созыва от Курляндской губернии. Один из основателей системы юриспруденции в Латвии. Председатель Кабинета министров Латвии (23 января 1928 г. — 30 ноября 1928 г.), министр юстиции (1918—1919 гг.; 1925 г.) и министр финансов Латвии.
Биография
Петерис Юрашевскис был евангелическо-лютеранского вероисповедания. Окончил юридический факультет Петербургского университета. Помощник присяжного поверенного в Митаве. Позднее нотариус. Работал чиновником в Российской империи. С 1907 г. издавал и редактировал местную газету «Sadzive» («Быт»).
7 февраля 1907 избран в Государственную думу Российской империи II созыва от общего состава выборщиков Курляндского губернского избирательного собрания. В момент избрания в Думу — беспартийный. Вошёл в Конституционно-демократическую фракцию. Состоял в Комиссии по запросам. Выступал в прениях по аграрному вопросу.
В независимой Латвии депутат 2, 3 и 4-го Сеймов. С конца 1918 г. неоднократно входил в состав правительства Латвии. Один из основателей партии «Демокартический центр» (основана в 1922 г.). Председатель Кабинета министров (24.1-30.11.1928). Был одним из кандидатов на пост президента Латвии.
Напишите отзыв о статье "Юрашевскис, Петерис"
Ссылки
- [www.lv.lv/index.php?menu=fotoreportazas&fid=278 Tieslietu ministri (1918—2008)] Ilze Apine,LV 17. jūlijs (2008)
- [www.tez-rus.net/ViewGood30711.html Государственная дума Российской империи: 1906—1917. Б. Ю. Иванов, А. А. Комзолова, И. С. Ряховская. Москва. РОССПЭН. 2008. С. 718—719.]
- Российский государственный исторический архив. Фонд 1278. Опись 1 (2-й созыв). Дело 511; Дело 561. Лист 10
| ||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Юрашевскис, Петерис
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Категории:
- Родившиеся 4 апреля
- Родившиеся в 1872 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Курляндской губернии
- Родившиеся в Елгавском крае
- Умершие 10 января
- Умершие в 1945 году
- Умершие в Елгаве
- Гранд-офицеры ордена Трёх звёзд
- Члены Государственной думы Российской империи от Курляндской губернии
- Премьер-министры Латвии
- Министры финансов Латвии
- Министры внутренних дел Латвии
- Министры юстиции Латвии
- Кандидаты в президенты Латвии
- Адвокаты Латвии
- Депутаты Второго Сейма Латвии
- Депутаты Третьего Сейма Латвии
- Депутаты Четвёртого Сейма Латвии
- Нотариусы
- Главы Елгавы
- Адвокаты по алфавиту
- Члены Государственной думы Российской империи II созыва
- Выпускники юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета
