Клинских, Юрий Николаевич
Поделись знанием:
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.
Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
(перенаправлено с «Юра Хой»)
| Юрий (Хой) Клинских | |
 | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Полное имя |
Юрий Николаевич Клинских |
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Годы активности |
1987—2000 |
| Страна | |
| Профессии | |
| Инструменты | |
| Жанры |
авторская песня |
| Псевдонимы |
Хой |
| Коллективы | |
| Лейблы |
«Black Box» (1989—1990) |
| [www.sektorgaza.net torgaza.net] | |
 Аудио, фото, видео на Викискладе | |
Ю́рий Никола́евич Клински́х (Хой) (27 июля 1964, Воронеж — 4 июля 2000, Воронеж) — советский и российский музыкант, автор, композитор, основатель и бессменный лидер группы «Сектор Газа».
Содержание
Биография
Детство
Юрий Клинских родился в Воронеже в семье инженера Воронежского авиационного завода Николая Митрофановича Клинских и его супруги Марии Кузьминичны Клинских. В школе Юрий ничем особенным не выделялся. Учился удовлетворительно, однако у него была непреодолимая страсть к музыке. Страсть к стихосложению ему привил отец, который писал стихи и пробовал публиковаться. Юра рано узнал о существовании западной рок-культуры, так как в семье Клинских часто звучал рок-н-ролл. Вскоре после этого он решил самостоятельно освоить гитару. Отцовские уроки не прошли даром, поэтому Юра начал сочинять стихи, из которых потом складывались его первые песни.
Юность и начало карьеры
По окончании Воронежской средней школы №30[1] (выпуск 1981 года) работал на заводе и параллельно учился в ДОСААФ на водителя ЗИЛ-130. До армии познакомился с будущей женой Галиной. Служил на Дальнем Востоке (г. Благовещенск) в танковых войсках механиком-водителем. Уволился в запас в 1984 году. После службы в армии Юрий работал около трёх лет инспектором ГАИ, а последние месяцы контракта дослуживал во вневедомственной охране[2], затем трудился фрезеровщиком, оператором станка с ЧПУ на воронежском «Видеофоне» и грузчиком. В свободное время он играл на акустической гитаре и писал песни. Увлекался просмотром фильмов ужасов, а также чтением мистической литературы, что стало одним из источников вдохновения в дальнейшем. Своё творчество воспринимал как хобби, даже не мечтая о большой сцене. Записал на магнитофон акустический альбом в 1981 году и частично перезаписал его в 1985 году. После открытия в 1987 году воронежского рок-клуба стал его завсегдатаем. 5 декабря в клубе состоялся концерт, на котором Юрий исполнил несколько песен собственного сочинения.
|
Я первое стихотворение написал ещё в школе, помню про весну что-то. Потом до армии на гитаре научился играть и пытался что-то сделать. Но песни были примитивные, про любовь, всякая такая мелочь. Потом, когда пришёл с армии, работал на заводе и ни о чём не думал. Когда открылся рок-клуб, я посмотрел на самодеятельные коллективы, мне не нравилась их беднота в темах, помню, о мире что-то пели, о любви, о чём-то таком, непонятном. Я и решил тряхнуть стариной. И так как опыт уже остался, у меня стало получаться довольно хорошо. Это всем понравилось и, так всё и пошло… Юрий Клинских
|
|
В течение полугода он выступал сольно под названием «Сектор Газа», полученном благодаря прозвищу части Левобережного района Воронежа, известного напряжённой экологической ситуацией и криминогенной обстановкой. Первый электрический состав коллектива сформировался только в июне 1988 года и в дальнейшем часто менялся.
Всеобщую известность группа Юрия Клинских получила лишь в 1990 году после выхода альбомов «Зловещие мертвецы» и «Ядрёна вошь». Успех простого воронежского парня стал возможен благодаря лихой горбачёвской перестройке, голодной до запретных тем. Для него не существовало цензуры, он пел про всё и обо всём. Из-за обилия ненормативной лексики в текстах песен «Сектор Газа» на протяжении долгого времени оставался в андеграунде. Юрий Клинских в те годы работал сначала на заводе бытовой электроники, затем грузчиком; музыка заработка не приносила. До 1991 года за пределами Воронежа концертов группа не давала (за исключением единственного выступления в Череповце в 1989 году). Записи «Сектора Газа» распространялись по стране усилиями поклонников. Песни Хоя знал весь СССР, причём поклонники первое время не представляли как внешне выглядит их кумир, пользуясь этим по стране разъезжали многочисленные двойники и давали концерты под фонограммы группы.
Что касается псевдонима, то он произошёл от фирменного клича Юрия: «Хой!», — который часто произносил во время своих выступлений, а также использовал в своём творчестве. Но в последние годы жизни Юра стал меньше им пользоваться.
Имидж и стиль
На заре своего творчества Юрий создал себе имидж бунтаря-одиночки и матерщинника. И не смотря на то, что панк в СССР порой отличался друг от друга, как по идеологии, так и по внешнему виду — в зависимости от места проживания, визуально он выглядел как один из представителей советского панка, но всё же классическим панком Хой себя никогда не считал. На сцене он умел преображаться — там он был бескомпромиссным и жёстким, а в жизни был добрым и весёлым, человеком большой души, но в совокупности обладал невероятно мощной энергетикой и харизматичностью. В основном он делал то, что нравилось лично ему, не привязываясь к определённому стилю. И действительно — в музыкальном плане его альбомы были довольно разнообразны.
|
|
Панком я себя никогда не считал. Ну, может быть, в начале творчества чистая «панкуха» где-то и просматривалась. Я делаю то, что мне нравится. Каждый альбом музыкально разнообразен. Юрий (Хой) Клинских[3]
|
|
С середины 90-х постепенно отходит от созданного им имиджа, несколько меняя стиль группы и кардинально свой — вместо косухи, жилета из кожи, гловелетты, рваных джинсов, старых маек, армейской обуви и прочей рок-атрибутики появляются дорогие туфли, брюки, рубашки и пуловеры.
Юрий также признавался, что помягчел с возрастом, злость и глупость молодости уступили место уму и взрослению. Пройдя этот этап, он стремился прогрессировать и совершенствоваться.
Относительно своего имиджа у Юрия Хоя была весьма интересная позиция — он старался меньше рассказывать о группе, считая, что отсутствие полной информации вызывает у слушателя больший ажиотаж, способствуя разрастанию слухов и легенд о «Секторе Газа».
Творчество
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
За свою творческую карьеру больших денег Клинских так и не заработал из-за процветания «пиратства», что сказалось на количестве проданных лицензионных дисков, составляющих примерно 1 % от всего числа. Однако группа и её лидер стали весьма известны в России и СНГ. Несмотря на то, что поздние тексты группы были более сдержанными, у большинства поклонников и представителей музыкальной индустрии «Сектор Газа» ассоциировался с нецензурной лексикой и похабными песнями. За время творческой деятельности Юрий побывал с гастролями во многих городах России и за её пределами (Беларусь, Германия, Израиль, Казахстан, Латвия, Литва, Молдавия, Украина, Эстония).
Смерть
|
|
Я не стесняюсь своего города, я в нём прожил всю жизнь, в нём же, скорее всего, умру… Юрий (Хой) Клинских
|
|
4 июля 2000 года в 12:37 в Воронеже Юрий скончался в одном из частных домов по улице Барнаульской. В этот день он собирался ехать на съёмки видеоклипа «Ночь страха» на воронежской студии «Art-Prize». Оператор НТВ Олег Золотарёв (в эфире программы «Башня» на РТР) осенью 2000 года вспоминал о совместной работе над клипом «Ночь страха»:
|
|
Вот уже в июне-месяце он мне позвонил, сказал, что будем срочно, срочно будем снимать клип. 22 июня первый раз начали снимать. Последний раз съёмка назначена была как раз на день его смерти. Мы на четыре часа договорились, дня. Я сидел его ждал. Ждал, ждал, ждал… Вместо него позвонил Андрей Дельцов, сказал, что Юры больше нет. |
|
Подруга Хоя Ольга Самарина в книге «ХОЙ!» Эпитафия рок-раздолбаю» описывает распорядок последнего дня Хоя так:
|
|
А утром 4-го числа он должен был встречаться с оператором, а вечером у нас должна была быть съёмка. А до этого он ещё должен был с гримёром встретиться, нужно было загримироваться к съёмке. Ну, мы договорились встретиться часов в двенадцать, начало первого и боялись проспать… |
|
О смерти Юрия ходит много слухов: по официальной версии он умер от сердечного приступа, хотя никаких проблем с сердцем у него прежде не наблюдалось. По неофициальной версии, Юрий принимал наркотики (в совокупности с серьёзной алкогольной зависимостью) и страдал от гепатита, что и стало причиной смерти. Скорая помощь прибыла к дому слишком поздно[4]. До сих пор истинные обстоятельства смерти остаются тайной[5], а данных о каком-либо проводившемся вскрытии отсутствуют. Милиция подробного расследования не проводила[4].
Последней студийной работой группы «Сектор Газа» стал альбом «Восставший из Ада», вышедший уже после смерти Юрия Клинских.
 Внешние изображения
| |
|---|---|
|
[www.sektorgaza.net/img/hoy_pamiatnik_2011_big.jpg Надгробный памятник Юрию Клинских на Левобережном кладбище Воронежа.] |
Смерти Юрия предшествовали странные обстоятельства. Так, на своём последнем концерте он пытался исполнить песню «Демобилизация» под фонограмму, однако не сумел этого сделать и просто ушёл со сцены. Эту же песню при записи последнего альбома «Восставший из Ада» звукорежиссёр группы Андрей Дельцов порекомендовал включить в следующий альбом (она якобы не подходила по стилистике), но Юрий убедил звукорежиссёра не делать этого, опасаясь не дожить до следующего альбома[6]. В одной из песен он также пел: «Сектор газа — здесь не дожить до сорока», и по стечению обстоятельств, он не дожил до 36-летия 23 дня. В песне «Укус вампира» также есть слова, описывающие его же смерть, ставшие впоследствии пророческими:
|
|
Я не знаю, что случилось, Но трясёт меня, и жарко в груди. Я не знаю, что случилось, Но мне кажется, что смерть впереди. |
|
Со слов же Ольги Самариной, у Юры прямо перед смертью действительно жгло в груди — «кровь кипятком по венам бежит», «всё огнём жжёт».
Похороны состоялись 6 июля 2000 года в Воронеже. Прощание проходило в ДК «Луч», куда, несмотря на сильный ливень, проститься с Юрием пришли многие воронежцы. В Успенском храме было проведено отпевание. Затем тело Юрия Клинских было предано земле на Левобережном кладбище (кладбище «на баках», юго-восточная часть, участок 7а).
Семья и личная жизнь
Отец — Николай Митрофанович, до пенсии работал инженером, скончался 23 августа 2005 года, похоронен недалеко от сына.
Мать — Мария Кузьминична, пенсионерка, работала клепальщицей на заводе[7].
Жена — Галина, после смерти Юрия так и не вышла замуж, живёт с младшей дочерью.
Две дочери — Ирина (3 августа 1986) — психолог, окончила Воронежский пединститут и Лилия (13 января 1995) — студентка. У старшей дочери есть сын Матвей (27 июня 2011).
В 1991 году на своём концерте в Москве познакомился с Ольгой Самариной[8], с которой в дальнейшем встречался последние годы своей жизни, не скрывая этого от своей жены Галины. По словам близких людей, именно Ольга пристрастила Юрия к употреблению наркотиков[9].
Интересные факты
- Юрий Клинских никогда не получал музыкального образования. Несмотря на сценический имидж бунтаря и «матерщинника», при общении с журналистами и поклонниками Юрий вёл себя скромно и вежливо.
- Примерно в 1989—1990 году Юрий принял участие (в качестве бэк-вокалиста) вместе с остальными участниками «Сектора» в записи песни «15 человек на сундук мертвеца» (вошедшей в альбом «Похмелье» 1990 года под названием «Сундук и мертвец») воронежского музыканта Андрея (Бонифация) Колтакова.[10]
- Положительно относился к рэпу, о чём неоднократно говорил в своих интервью. Он также интересовался творчеством группы «Red Hot Chili Peppers» и в интервью рассказывал, что на гастролях лично общался с барабанщиком группы, а в альбоме «Кащей Бессмертный» использовал мотивы их песен «Fight Like a Brave» и «Give It Away».
- Юрий Клинских никогда не состоял в партии, хотя и имел удостоверение помощника депутата. Несмотря на это, группа «Сектор Газа» выступала на концертах ЛДПР. Клинских прокомментировал это следующим образом:
|
|
Нам нет разницы, для кого играть, от политики мы далеки. Платит Жириновский — играем для Жириновского, будет платить другая фракция — сыграем для неё. Всё остальное — это уже не наши проблемы. |
|
На одном из концертов от ЛДПР был удостоен диплома «За развитие отечественной культуры».[11]
- Творчество группы нравилось даже Юрию Никулину. После того, как Юрий (Хой) Клинских отыграл концерт в цирке Никулина, знаменитый артист пригласил молодого человека к себе в гримёрку. Под слова восхищения и благодарности Никулин достал бутылочку коньяка и предложил Хою побеседовать. Сам артист был так польщён данными комплиментами, что часто рассказывал об этом случае своим друзьям и родственникам.
- В 1999 году Юрий Клинских стал персонажем комикса «Похождения Юры Хоя в царстве зла». Комикс состоит из сказочных приключений, героем которых является лидер «Сектор Газа», собирающий свои альбомы. Автор комикса — художник Дмитрий Самборский.
Дискография
Сольный альбом
«Акустический альбом»
- Юрий Клинских — автор музыки и слов, вокал, акустическая гитара.
| № | Название | Длительность | |||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1. | «Вступление» | 01:42 | |||||||
| 2. | «Без вина» | 02:54 | |||||||
| 3. | «Шестиструнная подруга» | 04:13 | |||||||
| 4. | «Про лето» | 02:47 | |||||||
| 5. | «Милая» | 04:03 | |||||||
| 6. | «Первая любовь» | 02:50 | |||||||
| 7. | «Про скромного мальчишку» | 04:22 | |||||||
| 8. | «Интро» | 00:23 | |||||||
| 9. | «У пруда (Людмила)» | 04:37 | |||||||
| 10. | «Проходят годы словно миг…» | 04:21 | |||||||
| 11. | «Крест» | 00:45 | |||||||
| 12. | «Вампиры» | 02:25 | |||||||
| 13. | «Про раннюю женитьбу» | 02:00 | |||||||
| 14. | «Он так её любил» | 02:29 | |||||||
| 15. | «Заключение» | 03:28 | |||||||
| 43:19 | |||||||||
- Данный магнитоальбом был записан в 1981 году, однако часть песен была стёрта и заново перезаписана в начале 1985 года. Официально не издавался, а хранился в семейном архиве Клинских. Был обнародован спустя несколько лет после смерти Юрия Клинских.
- Во всемирной сети также известен под названиями «Акустика» и «Проходят годы, словно миг…».
- Из пятнадцати композиций лишь две в видоизменённой форме вошли в альбом «Зловещие мертвецы» 1990 года —
«Без вина» и «Вампиры», а остальные тринадцать уникальны. - В 2015 году запись с аудиокассеты (кроме песен «Крест», «Про раннюю женитьбу») была официально оцифрована с проведением специальной реставрационной работы над звуком и последующего ремастеринга с целью удаления звуковых дефектов, возникших в период хранения плёнки, а также достижения приемлемого качества звучания, сохранив при этом оригинальный аналоговый звук. Песни «Милая», «Людмила», «Он так её любил» получили новые аранжировки.
В группе
«Сектор Газа» (1987—2000)
|
|
Прочие записи
«Вой на Луну» (песня)
«Вой на Луну» — на данный момент единственная профессиональная студийная запись из неизданного материала, сделанная Юрием Клинских, которую он забраковал.
Впервые была издана в 2015 году на одноимённом сборнике редких песен, являющаяся самой неизвестной среди остальных неизданных с акустического альбома. Она была записана в 1995 году и, возможно, должна была войти в альбом «Газовая атака» (1996), однако до 2015 года не было известно, сохранилась ли её фонограмма.
Память
Телепередачи и фильмы
- В память о Юрии Клинских была создана и снята документальная телепередача, показанная 20 октября 2000 года на телеканале РТР в рамках проекта «Башня».[12]
- 30 июня 2006 года на канале ДТВ в телепередаче «Как уходили кумиры» в эфир вышел сюжет о творчестве Юрия Клинских.[13]
- 27 марта 2007 года на телеканале НТВ в телепередаче «Чистосердечное признание» в эфир вышли сюжеты про вдов известных артистов, один из которых был посвящён вдове Юрия Клинских Галине[14].
- 5 октября 2008 года памяти Юрия Клинских был посвящён короткий фильм, показанный на телеканале НТВ в телепередаче «Главный герой»[15].
- В 2014 году было объявлено о разработке полнометражного фильма ужасов по мотивам песен Юрия Хоя. Уже написан готовый сценарий, автором которого является Лев Шадрин — член Союза писателей России. Так же разработана концепция и стилистика будущего фильма, концепт-арт основных персонажей и монстров, выпущены тизерные ролики[16][17]. Обдумывается финансовая и техническая стороны будущего фильма, а также идёт поиск актёра, который исполнил бы роль Юрия Хоя. Авторы проекта ищут всех тех кто готов помочь в его осуществлении, каждый поклонник группы может принять участие в его развитии[18]. На данный момент проект заморожен.
- 18 октября 2014 года на телеканале ТНТ в передаче «Битва экстрасенсов» (15 сезон, 5 эпизод) в эфир вышел сюжет о Юрии Клинских.[4]
Книги
- В октябре 2001 года вышла книга Владимира Тихомирова «Хой!» Эпитафия рок-раздолбаю» — иллюстрированная история жизни и творчества Юрия Клинских и группы «Сектор Газа».
- В 2004 году вышла книга «Сектор Газа» глазами близких». Книга содержит воспоминания близких Юрия Клинских, статьи, интервью, малоизвестные факты из жизни группы «Сектор Газа» и её лидера, воспоминания поклонников, стихи, посвященные Юрию Клинских.
- В июле 2015 года вышла электронная книга Аслана Курбанова «Говорит Хой: Прямая речь Юрия Клинских» — собрание ранее не публиковавшихся интервью Юрия Клинских.
Музыка
- В июне 2002 года группа «Сектор Газовой Атаки» выпустила свой дебютный альбом, который посвятила памяти Юрия.
- В 2005 году звукозаписывающая студия «Gala Records» выпустила трибьют-альбом группе «Сектор Газа», в котором участвовали такие группы и исполнители, как: «НАИВ», «Кирпичи», Сергей Кагадеев (eх-«НОМ»), «Монгол Шуудан», «Бахыт-Компот», Игорь Кущев (eх-«Сектор Газа») и другие.
- Также в 2005 году в ответ на официальный трибьют-альбом вышли ещё два неофициальных, названные «Альтернативный трибьют» и «Фанатский трибьют».
- В 2009 году в интернете появился сборник, состоящий из кавер-версий песен и посвящений, который известен под названием «Народный трибьют «Памяти Юры Хоя».
- 4 июля 2010 года памяти Юрия Клинских был посвящён концерт, прошедший в городе Екатеринбурге в клубе «Нирвана» под названием «10 лет без Хоя».
- 6 декабря 2012 года в городе Санкт-Петербурге на сцене клуба «Космонавт» прошёл концерт, посвящённый 25-летию группы «Сектор Газа». Выступали: «Бахыт-Компот», «Х.. забей», «НОМ», «Бригадный Подряд», «КняZz», «Глеб Самойлоff & The Matrixx» и Юлия Коган.[19]
- 5 июля 2014 года в Риге в клубе «Melnā Piektdiena» прошёл сборный трибьют-концерт «Газовая атака», с участием местных рок-групп, посвящённый памяти лидера культовой рок-группы «Сектор Газа» Юрия Клинских.[20]
- 26 июля 2014 года в городе Самаре в рок-баре «Подвал» прошёл концерт под названием «Мне — 50!», посвящённый пятидесятилетию лидера легендарного «Сектор Газа» Юрия Клинских, с участием самарских групп и исполнителей.[21]
- 27 июля 2014 года в Воронеже к пятидесятой годовщине со дня рождения Юрия Клинских прошёл фестиваль памяти под открытым небом[22][23].
- В 2014 году участниками международного музыкального онлайн-проекта «DAEMONIGHT» был выпущен трибьют-альбом к 50-летию Юрия Клинских.
- 13 ноября 2015 года состоялся релиз альбома «Вой на Луну» — сборника неизданных песен из раннего творчества Юрия Клинских в новом звучании и лучших песен «Сектор Газа».
- 11 декабря 2015 года в Москве на сцене клуба «Stadium Live» прошёл большой концерт памяти Юрия Хоя. В этот вечер песни группы «Сектор Газа» исполняли коллективы и музыканты: «С.Г.», «Чёрный Вторник» и Владимир Лобанов, «Монгол Шуудан», «The Matrixx» и Юлия Коган, «Бахыт-Компот», «Красная Плесень». Также состоялась концертная презентация песни Юрия Клинских «Вой на Луну».[24][25]
Памятники
- 28 июня 2011 года на могиле Юрия Клинских был установлен надгробный памятник.[26]
- В 2012 году изготовлен виртуальный тур по могиле Юрия Клинских.[27]
- 27 июля 2014 года, в день 50-летия со дня рождения Юрия Клинских планировалась установка памятника в виде скульптуры во весь рост[28], но городские власти не согласовали предложенный эскиз памятника, поэтому рассмотрение данного вопроса перенесли на поздние сроки.
Напишите отзыв о статье "Клинских, Юрий Николаевич"
Примечания
- ↑ [www.sektorgaza.net/img/redkoe/vipusknoy_shkola_N30.jpg Воронежская средняя школа №30 (Выпуск 8 «Б» класса)]. Официальный сайт группы «Сектор Газа» (1978).
- ↑ «Хой!» Эпитафия рок-раздолбаю», 2001, Воспоминания родителей Юрия Клинских, с. 22.
- ↑ Алексей Ульянов. [www.sektorgaza.net/w0_p03g.htm Триумф грузчика Юры]. Статья в Кировской газете.
- ↑ 1 2 3 [bitvaextrasensov.tnt-online.ru/s15e05 Сюжет о Юрии Клинских в телепередаче «Битва экстрасенсов» (15-й сезон, 5-й выпуск)]. Официальный сайт телеканала ТНТ (18.10.2014).
- ↑ [sektorgaza.net/tragedy.htm Трагические подробности смерти лидера группы «СЕКТОР ГАЗА»] (рус.). Официальный сайт. [www.webcitation.org/65PqJ6xw4 Архивировано из первоисточника 13 февраля 2012].
- ↑ «Хой!» Эпитафия рок-раздолбаю», 2001, Сергей Гузнин (Ким), с. 85.
- ↑ «Хой!» Эпитафия рок-раздолбаю», 2001, Родители: Николай Митрофанович и Мария Кузьминична, с. 19.
- ↑ «Хой!» Эпитафия рок-раздолбаю», 2001, Воспоминания Ольги Самариной, с. 114.
- ↑ [www.sgfc-kazan.net/news-32.html Интервью Галины Клинских]. Казанский фан-клуб группы Сектор Газа.
- ↑ [www.sektorgaza.net/sg_25.php 25 лет группе «Сектор Газа»]. Официальный сайт группы «Сектор Газа» (06.12.2012).
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=ox2Lic3g1ic Фрагмент интервью Юрия Клинских в телепрограмме «Карамболь» белорусского телевидения]. Портал YouTube. (?.?.1997).
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=fAlln4gfpwI Выпуск программы «Башня» о Юрии Клинских]. Портал YouTube. (20.10.2000).
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=pvYkVNesO_0 «Как уходили кумиры: Юрий Клинских»]. Портал YouTube. (30.06.2006).
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=pTOc-i1DWn8 Фрагмент программы «Чистосердечное признание». Звёздные вдовы» с участием Галины Клинских]. Портал YouTube (27.03.2007).
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=m7YLDnxcPgc Фрагмент программы «Главный герой». Мат в три ноты»]. Портал YouTube (05.10.2008).
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=RzDuOZVpdWs Дракула Хой (тизер)]. Портал YouTube (август 2014). [www.youtube.com/watch?v=fY79tYw5q2A Дракула Хой (тизер 2)]. Портал YouTube (апрель 2015).
- ↑ [sektorgaza.net/sg-film-nas-zhdut-2014.php Проект полнометражного фильма ужасов по мотивам песен Юрия Хоя]. Официальный сайт (10.10.2014).
- ↑ [riavrn.ru/news/poklonniki-voronezhskogo-sektora-gaza-nachali-poiski-aktera-dlya-filma-drakula-khoy Поклонники воронежского «Сектора газа» начали поиски актёра для фильма «Дракула Хой»]. РИА «Воронеж». Новости Воронежа и региона (12.10.2014).
- ↑ [rocktimes.ru/reviews/25-let-gruppe-sektor-gaza-tribyut «25 лет группе «Сектор Газа»! Трибьют»]. Онлайн журнал о рок-музыке (14.12.2012).
- ↑ [www.melnapiektdiena.lv/events/05072014 Сборный трибьют-концерт «Газовая атака» в рижском клубе «Melnā Piektdiena»]. Официальный сайт клуба (05.07.2014).
- ↑ [rock63.ru/afisha/event/5582-sektor-gaza-covers Концертная программа «Мне — 50!» в рок-баре «Подвал»]. Музыкально-информационный портал Самары (26.07.2014).
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=3XS7zqpHoWc Фрагменты выступлений некоторых участников на фестивале «памяти Юрия Хоя»]. Портал YouTube (27.07.2014).
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=jSQ6hBLmHH0 О фестивале «памяти Юрия Хоя»]. Портал YouTube. [sektor-vrn.ru/spasibo-za-festival О фестивале «памяти Юрия Хоя»]. Официальный воронежский сайт группы «С.Г.» (28.07.2014).
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=s_i9Y5l1HNk Большой концерт памяти Юрия Хоя в клубе «Stadium Live» (Москва)]. Портал YouTube (11.12.2015).
- ↑ [rockcult.ru/reportazh-sektor-gaza-vecher-pamyati-yuriya-xoya-v-moskve-stadium-live11-12-2015 Фоторепортаж с вечера памяти Юрия Хоя]. Музыкальное сообщество «Роккульт.ру» (17.12.2015).
- ↑ [www.sektorgaza.net/img/hoy_pamiatnik_2011_big.jpg Надгробный памятник Юрию «Хою» Клинских]. Официальный сайт.
- ↑ [mykor.ru/maps/zdes-stoit-pobyvat/voronezhskaja-oblast/sektor-gaza.html Могила лидера группы «Сектор Газа» Юрия Клинских (Хоя) на Левобережном кладбище г. Воронежа (кладбище «на баках»)]. Проект «Виртуальный Кореновск».
- ↑ [sektor-vrn.ru/ustanovka-pamyatnika-klinskix-yuriyu-nikolaevichu-v-g-voronezhe Установка памятника Клинских Юрию Николаевичу в г. Воронеже]. Официальный воронежский сайт группы «С.Г.».
Литература
Книги
- Тихомиров В. [mykor.ru/materialy-proekta-virtualnyi-korenovsk/knigi/v-tihomirov-hoi-yepitafija-rok-razdolbay.html «Хой!» Эпитафия рок-раздолбаю»] / А. Московкин. — М.: ООО АНТАО, 2001. — 304 с. — 1000 экз. — ISBN 5-85929-091-8.
- Гноевой Р. [vk.com/doc-63974889_271412603 «Сектор Газа» глазами близких»]. — М.: ООО АНТАО, 2004. — 424 с. — 6000 экз. — ISBN 5-94037-043-8.
- А. С. Алексеев. Кто есть кто в российской рок-музыке. — М. : АСТ : Астрель : Харвест, 2009. — С. 437—440. — ISBN 978-5-17-048654-0 (АСТ). — ISBN 978-5-271-24160-4 (Астрель). — ISBN 978-985-16-7343-4 (Харвест).</span>
- Курбанов А. [sektorgaza.net/bgh/sektor-gaza-govorit-hoy-kniga.pdf «Говорит Хой: Прямая речь Юрия Клинских»] / сост., ред., вступ. А. Курбанов. — М., 2015. — 222 с.
Песенники
- Клинских Ю. Н. [vk.com/doc-63974889_258895617 «Последние 13 песен»] / А. Московкин, А. Карпов. — М.: ТОО ЛЕАН, ООО АНТАО, 2000. — 46 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-94037-001-2.
- Клинских Ю. Н. [vk.com/doc-63974889_258897237 «30 песен группы «Сектор Газа»] / А. Московкин, А. Карпов. — М.: ТОО ЛЕАН, ООО АНТАО, 2001. — 80 с. — 5000 экз. — ISBN 5-85929-041-1.
Статьи
- Осокин М. «Газовый фактор» // Гноевой Р. «Сектор Газа» глазами близких» : книга. — 2004. — С. 51—69.
- Осокин М. [www.sektorgaza.net/gazoviu-faktor.php «Газовый фактор – II. О поэтике Юрия «Хоя» Клинских»] // Официальный сайт группы «Сектор Газа». — 06.05.2007.
Ссылки
- [www.sektorgaza.net/ Официальный сайт].
- [www.youtube.com/watch?v=sgX90Asoe6w Последнее интервью с Юрием Клинских (21.06.2000)].
- [www.youtube.com/watch?v=1ztYwmFU31I Похороны Юрия Клинских (06.07.2000)].
- [mykor.ru/maps/zdes-stoit-pobyvat/voronezhskaja-oblast/sektor-gaza.html Панорамы могилы Юрия Клинских]. «Виртуальный Кореновск» (2012).
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Клинских, Юрий Николаевич
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.
Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
Категории:
- Родившиеся 27 июля
- Родившиеся в 1964 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Воронеже
- Умершие 4 июля
- Умершие в 2000 году
- Умершие в Воронеже
- Певцы и певицы по алфавиту
- Певцы и певицы СССР
- Певцы и певицы России
- Певцы и певицы XX века
- Музыканты по алфавиту
- Композиторы по алфавиту
- Композиторы СССР
- Композиторы России
- Композиторы XX века
- Музыканты XX века
- Рок-вокалисты России
- Рок-музыканты СССР
- Рок-музыканты России
- Панк-рок-музыканты СССР
- Панк-рок-музыканты России
- Музыканты группы «Сектор газа»
- Умершие от сердечной недостаточности
- Похороненные на Левобережном кладбище
