Юра (остров)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Юра
греч. Γιούρα
39°23′ с. ш. 24°10′ в. д. / 39.383° с. ш. 24.167° в. д. / 39.383; 24.167 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=39.383&mlon=24.167&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 39°23′ с. ш. 24°10′ в. д. / 39.383° с. ш. 24.167° в. д. / 39.383; 24.167 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=39.383&mlon=24.167&zoom=9 (O)] (Я)
АрхипелагСеверные Спорады
АкваторияЭгейское море
СтранаГреция Греция
РегионФессалия
РайонАлонисос
Юра
Площадь11 км²
Наивысшая точка570[1] м
Население (2011 год)0 чел.

Ю́ра — (греч. Γιούρα) греческий необитаемый остров в Эгейском море, расположен в восточной части архипелага Северные Спорады, является административной единицей муниципалитета Алонисос.

Остров известен с древнейших времен под названием Геронтия (греч.Γεροντία , англ. Gerontia), которое позднее было сокращено до Юра (англ. Gioura, иногда Yura или Youra). Благодаря своеобразному облику острова, среди туристов и путешественников известен как «Дьявольский остров»[2]. На острове располагались поселения времён неолита. Перепись населения 1991 года зафиксировала всего одного жителя острова, что сделало последний самым малонаселенным муниципальным образованием в Греции. В середине 1990-х годов последний житель покинул остров, который стал необитаемым.

Существуют источники описывающие, что в начале XIX века остров был атакован пиратами, которые хотели использовать его в качестве укрытия. Однако их нападение было отбито монахами, жившими на острове. В эпоху Римской империи остров использовался для содержания ссыльных[2].





Природа, растительный и животный мир

Берега острова образованы каменистыми, скалистыми склонами. Для причаливания судов пригодна только небольшая бухта на юго-западе острова.[2] Растительность острова представлена типичными для склонов средиземноморских островов видами — мирт, вереск, земляничное дерево, пробковый дуб, падуб. Доминирующим формой растительности является фригана (англ. Phrygana), гаррига (англ. Garrigue) или маквис (фр. Maquis) — невысокие заросли густого кустарника, приспособившегося к сухой почве и покрывающего крутые склоны. Весной, благодаря этим растениям, склоны острова окрашиваются в красноватые и медные оттенки. Встречается критский клён, а на востоке острова фиговые деревья, высотой до 5 метров. Ранее остров был покрыт густым лесом, но, с 1945 года, из-за активной вырубки, площадь лесов сильно сократилась.[2] Орнитофауна представлена 31 видом птиц, в том числе хищных. В пещерах острова обитают морские котики (лат. Monachus), которые находятся под защитой государства.[3]

На острове обитает эндемичный для Северных Спорад вид козлов — Дикий козел острова Юра (лат. Capra aegagrus ssp. dorcas). Являясь близким родственником критского дикого козла, козы острова Юра и имеют более длиннее и красноватую шерсть, туловище более крупное и тяжелое, рога скручены. Дикие козы питаются мягкими побегами деревьев и кустарников. Придерживаются скалистых холмов поросших кустарником. Самка приносит в помёте одного или двух детёнышей, и тщательно их выхаживает. Власти Греции приступили к осуществлению специальной программы по изучению и защите диких коз острова Юра.[4]

Историки считают, что впервые козы появились на острове в конце неолитического периода. Это были домашние животные, которые были завезены на остров и не могли взбираться по каменистым склонам.

Повторно домашние козы были завезены на остров во время Второй мировой войны, в результате чего произошло скрещивание. В настоящее время различают три типа коз. Самый большой по численности тип имеет много общего с диким козлом Крита и Азии — коричневые тела, светлое брюхо, черные и белые пятна на крупе и хвосте, черные полосы у глаз и на копытах, у самцов чёрная борода и грудь, и, как правило, кольцо чёрной шерсти вокруг шеи. Рога большие, острые и сильно разведены (что характерно для одомашненых коз). Второй тип — животные с полностью чёрной шерстью. Третий тип — несколько особей с белой шерстью. [5]

Пещера циклопа

Достопримечательностью острова является «Пещера циклопа», в которой, по преданию, Одиссей ослепил Полифема.[1] Сама пещера, Юра и соседние острова, достаточно точно описываются в Одиссее Гомера:

Плоский есть там ещё островок, в стороне от залива,

Не далеко и не близко лежащий от края циклопов, Лесом покрытый. В великом там множестве водятся козы Дикие. Их никогда не пугают шаги человека; Нет охотников там, которые бродят лесами, Много лишений терпя, по горным вершинам высоким. Стад никто не пасет, и поля никто там не пашет. Ни пахоты никакой, ни сева земля там не знает, Также не знает людей; лишь блеющих коз она кормит. … Быстро достигли мы близко лежащего края циклопов. С самого боку высокую мы увидали пещеру Близко от моря, над нею - деревья лавровые. Много Там на ночевку сходилось и коз и овец.

Строки 116-124, 181-184.

Песнь девятая, "Одиссея".[6]

Пещера достаточно велика, в ней имеются сталактиты и сталагмиты. Археологи находили в ней каменные и костяные орудия, крючья, ножи, горшки приблизительно датируемые 10-м тысячелетием до н. э. Пещерный комплекс до сих пор в основном не исследован. Несмотря на протесты туристических агентств, Пещера циклопа до сих пор закрыта для посещения туристами.[3]

При раскопках, проведенных в 1992 году Адамантисом Сампсоном (англ. Adamantios Sampson), были найдены черепки, которые относят к периоду плейстоцена и неолита (5000—4500 лет до н. э.). Сампсон отмечал, что многие черепки имели символы, времён эгейского неолита, которые называют скрипт или прото-скрипт, и которые, предположительно, являлись прототипом греческой письменности.[7]

Концлагерь на острове Юра

По образцу немецких концлагерей на острове Юра был создан один из многих островных греческих концлагерей. Туда заключали коммунистов с семьями. Многие деятели культуры Греции отбывали здесь заключение. Поэты, писатели, музыканты и композиторы один из них ЯННИС РИЦОС (1909—1990). www.svidetel.su/audio/1232

Ближайшие острова

Ближайшие острова к западу — Пелагос, к северу — Псатора, к востоку — Пипери.

См. также

Напишите отзыв о статье "Юра (остров)"

Примечания

  1. 1 2 [www.ikion.com/alonissos/marinepark.htm Alonissos island Marine Park and deserted islands  (англ.)]
  2. 1 2 3 4 [psathoura.atspace.com/p18.htm ΑΛΟΝΝΗΣΟΣ, ΚΡΟΥΑΖΙΕΡΕΣ ΣΤΟ ΘΑΛΑΣΣΙΟ ΠΑΡΚΟ. (греч.)]
  3. 1 2 [www.alonnisostravel.gr/info/marinepark.htm The National Marine Park of Alonnisos, Northern Sporades (NMPANS)  (англ.)]
  4. [www.sportesport.it/seals07.htm Alonnissos Marine Park. Wild Goat of Gioura  (англ.)]
  5. [www.greek-ecotourism.gr/default.asp?TEMPORARY_TEMPLATE=23&hid=364 Wild goat of Gioura  (англ.)]
  6. [www.lib.ru/POEEAST/GOMER/gomer02.txt Гомер. Одиссея.]
  7. [www.prehistory.it/fase2/grecia2.htm Neolithic facsimile to the classic Greek letters.  (англ.)]

Ссылки

  • [www.euratlas.com/Atlas/archipelago/sporades_gioura.html Фотография острова Юра. Вид с моря.]
  • [www.gtp.gr/LocPage.asp?id=13173 Юра на сайте GTP Travel Pages  (англ.)]
  • [www.culture.gr/2/21/214/21403e/e21403eb.html Cave of Cyclope, Youra, Alonnessos. Министерство культуры Греции.  (англ.)]

Шаблон:Список необитаемых островов Греции

Отрывок, характеризующий Юра (остров)

– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.