Юрезанский, Владимир Тимофеевич

Владимир Юрезанский
Имя при рождении:	Нос, Владимир Тимофеевич
Псевдонимы:	Владимир Юрезанский, Антон Горемыка, Шеломов и др.
Место рождения:	дер. Пичугино, Златоустовский уезд, Уфимская губерния, Российская империя
Род деятельности:	писатель, поэт, журналист

Юрезанский, Владимир Тимофеевич (23 января [4 февраля] 1888, дер. Пичугино Златоустовского уезда — 9 февраля 1957), писатель, журналист, ополченец Великой Отечественной войны.

Биография

Владимир Тимофеевич Нос (лит. псевд. – Юрезанский) родился 23 января (4 февраля) 1888 года в дер. Пичугино, Уфимской губ., Златоустовского уезда. Родители происходили из украинских крестьян. До 13 лет Владимир жил в дер. Пичугино, с 13 до 19 лет — в г. Красноуфимске.

Сначала Владимира учила бабушка. С осени 1898 до весны 1899 он обучался в третьем классе в Народной школе в селе Михайловском (мордовское село Кизильяр), затем (1899—1901 гг.) закончил двухклассное училище в селе Тастуба того же Златоустовского уезда.

С 1900 по 1907 г.г. Владимир учился в Красноуфимском реальном училище, откуда был исключён как редактор вольнолюбивого рукописного ученического журнала «Луч» и выслан в Иркутск, откуда переведён в Челябинск, где экстерном окончил местное реальное училище. С 1908 по 1911 работал в челябинской газете «Голос Приуралья» репортёром. Здесь же обнародовал первые свои стихи.

В 1911–15 гг. учился в Санкт-Петербургском политехническом институте, подрабатывал в столичных газетах. Участник 1-й мировой и Гражданской войн, революционных событий в Петрограде.

Дальнейшая судьба писателя на долгие годы связана с Украиной. Здесь в 1918 он опубликовал своё последнее стихотворение «Осень на Урале» и полностью перешёл на прозу, замечен и отмечен К. Фединым, А. Фадеевым, М. Горьким.

В Российском государственном архиве литературы и искусства (Москва) среди других документов, посвящённых памяти В.Т. Юрезанского, хранится его переписка с целым рядом известных современников, среди которых письма А. М. Горького (1923), Г. Д. Гребенщикова (1918), В. Г. Короленко (1917), А. Н. Пантелеева 2 (1952, 1953), П. И. Панча 4 (1955 - 1956), О. Н. Писаржевского (1955), В. Д. Ряховского 17 (1940 - 1953), С. Н. Сергеева-Ценского (1940), Ф. К. Сологуба (1925), Р. Тагора (1924), А. А. Фадеева (1946), К. А. Федина 2 (1946, 1951), О. Е. Чёрного (1947), М. С. Шагинян 2 (1955) и др. Всего 85 корр.

Перечень изданий, с которыми довелось сотрудничать В.Т. Юрезанскому:

• «Приуралье» (Челябинск)
• «Голос Приуралья» (Челябинск)
• «Уральский край» (Екатеринбург)
• «Жизнь для всех» (Петербург)
• «Современник» (Петербург)
• «Голос фронта» (Юго-Зап. Фронт)
• «Красная нива» (Москва)
• «Новый мир» (Москва)
• «Наши достижения» (Москва)
• «Колхозник» (Москва).

Литературный псевдоним писатель взял в память о «Волге» своей родины – реке Юрюзани. Потомки писателя сохранили его в качестве фамилии.

В.Т. Юрезанский умер в Москве, похоронен на Ваганьковском кладбище.

Краткое описание литературного творчества

В 1-й сб. рассказов «Ржи цветут» (1924) вошли 4 рассказа (“Ржи цветут”, “Лиственный лог”, “Мосей Уварыч”, “Троицын день”) об уральских местах. Родному Уралу посвящён и 2-й сб. “Зной”.

Писатель обращался и к событиям прошлого нашей страны. Самым известным из таких произведений писателя стала его книга “Исчезнувшее село” о казаках-бунтарях царствования Екатерины II (первоначально, в 1926 г., изданная в виде повести, позже, с 1930 г. – в виде романа). В общей сложности она была издана с 1926 по 1969 г. 6 раз.

Другое историческое произведение -- "Зарево над полями" относится к более близкому времени (повесть о революции 1905 года). При этом образы революционных деятелей писатель стремится представить не только в обстановке борьбы, но и в обстановке личной и частной жизни.

Вскоре ведущими направлениями творчества писателя становится Днепрострой и Днепрогэс. В книге «Покорение реки» (М., 1946) в художественном виде через судьбы главных героев описывается история Днепростроя. Повесть «Огни на Днепре» (М., 1955 г.) представляет собой расширенный и дополненный выпуск той же книги.

Примечательно, что если в издании 1946 г. повесть начинается с яркого описания столкновения мнений специалистов по вопросу целесообразности строительства Днепрогесса и способов его осуществления, причём главные доводы приводят два приглашённых консультанта из-за рубежа (из Германии и США) и доводы специалиста из Штатов, недавних союзников по ВОВ, разумеется, оказываются более разумными, обоснованными и побеждают (советские специалисты только дополняют обсуждение и подводят итог), то в издании 1955 г. ни о каких зарубежных специалистах даже не упомянуто и все те же доводы озвучивают советские инженеры.

Документальная повесть «Человек побеждает» (М., 1948г.) также посвящена Днепрогэсу, но уже с точки зрения его послевоенного восстановления. И здесь писатель не забывает об уральцах. Главной героиней повести он выбирает А. Лошкарёву из Челябинска, участвовавшую вместе с другими челябинцами в восстановлении электростанции.

Не обошёл вниманием писатель и ряд других крупных гидротехнических строек. В 1951 г. выходит его очерк «У города вечной славы» о строительстве Сталинградского гидроузла.

После войны, если говорить о новых произведениях, В.Т. Юрезанский печатался мало.

Основные произведения

1. Ржи цветут. Книга рассказов. Винница, 1924.
2. Зной. Книга рассказов. Харьков. Укргосиздат, 1926.
3. Исчезнувшее село. Повесть для детей. Харьков: Пролетарий, 1926.
4. Зарево над полями. Повесть. Харьков-Москва-Киев, 1926—1930 (семь изданий, в том числе на украинском, польском, немецком и болгарском яз.).
5. Клад. Повесть для детей, Москва: Молодая гвардия, 1927.
6. Вокруг света в 50 дней. (совм. с 'Я. Кальницким'). Харьков: Пролетарий, 1928. 128 с. Вып. 4000 шт.
7. Яблони. Книга рассказов. Харьков: Пролетарий, 1928.
8. Алмазная свита. Роман о каменноугольном Донбассе. Харьков: Пролетарий, 1930.
9. Исчезнувшее село. Роман. Москва, ЗИФ, 1930. Также переиздания: М.: Гослитиздат,` 1939г. 264 с.; М.: Советский писатель, 1956 г., 288 с.; там же, 1958г. 287 с.; там же, 1969г., 280 с.
10. Река в горах. Книга рассказов. Киев: Гослитиздат, 1937.
11. Покорение реки. (История Днепростроя). М.: Советский писатель, 1946г. 356 с. – 20 тыс. шт.
12. Человек побеждает. Гравюры на дереве Ю.Ростовцева. М.: Профиздат, 1948г., 140 с. – 15 тыс. шт.
13. У города вечной славы. Очерк о строительстве Сталинградского гидроузла. Обложка художника Вс. Бродского. М.: Молодая гвардия, 1951г. 48 с. мягкий переплёт, увеличенный формат.
14. Огни на Днепре. Рис. П. Осовского М.: Детгиз, 1955г. 447 с., - 30 тыс. шт.

Экранизация произведений

• Повесть «Исчезнувшее село» о полной драматизма борьбе украинского казачества, жителей села Тюрбай на Полтавщине, против помещиков-крепостников в эпоху царствования Екатерины II была быстро замечена не только читателями, но и деятелями кино. Уже 1 апреля 1928 г. на экраны страны выходит поставленный по этому произведению фильм «Каприз Екатерины II». Режиссёр Пётр Чардынин, Сценарий написали совместно Александр Гатов и Владимир Юрезанский. Оператор Даниил Демуцкий, Художник Силий Кричевский

• В РГАЛИ сохранилась докладная записка И. Л. Прута от 1947 г. директору сценарной студии Мосфильм о работе над сценарием по книге В.Т. Юрезанского «Человек побеждает».

О писателе

• Шмаков А. А. О забытом поэте // Наше литературное вчера. Ч., 1962;
• Шмаков А. А. Певец двух краев // На литературных тропах. Ч., 1969.
• Шмаков А. А., Шмакова Т. А. Урал литературный: Крат. биобиблиогр. слов. / Ч., 1988.

Ссылки

• Юрезанский В.Т. [newvv.net/culture/Culture/198995.html?language=ru Конотоп.] (о создании первой трамвайной линии в г. Конотопе) // («Литературная газета», 11 января 1950 г. ). Копия статьи на сетевой странице г. Конотопа.
• Юрезанский В. Т. [makarenko-museum.ru/lib/Labour/Yurezansky_VT_Pokorenie_reki_1946.pdf Покорение реки. (История Днепростроя)]. М.: Советский писатель, 1946 г. 356 с. — 20 тыс. шт. (худож.-док. роман).
• Кальницкий Я.И., Юрезанский В. Т. [makarenko-museum.ru/lib/Labour/Kalnitsky_Ya_Yurezanksy_V_Vokrug_sveta_v_50_dney_1928.pdf Вокруг света в пятьдесят дней]. Харьков: Пролетарий, 1928 г. 128 с. — 4.000 шт.
• Янгирова И. С. [archive74.ru/105-let-unikalnoi-chelyabinskoi-gazete-%C2%ABgolos-priuralya%C2%BB 105 лет уникальной челябинской газете «Голос Приуралья»] // На сетев. стр. Гос. учрежд. «Объединённый государственный архив Челябинской области»
• [www.ccas.ru/depart/Palcev/Faces/Yurezph/Yurezph.htm Юрезанские: далекое и близкое] (несколько фото В.Т. Юрезанского, его родных и близких, из семейных архивов на личной странице Юлии Юрезанской)

Отрывок, характеризующий Юрезанский, Владимир Тимофеевич

Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.