Юридический факультет Санкт-Петербургского государственного университета

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 59°56′03″ с. ш. 30°15′44″ в. д. / 59.93417° с. ш. 30.26222° в. д. / 59.93417; 30.26222 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.93417&mlon=30.26222&zoom=14 (O)] (Я)

Юридический факультет
Санкт-Петербургский государственный университет
Год основания 1724
Декан Рассказова Наталья Юрьевна[1]
Место расположения 199026, Россия, Санкт-Петербург, Васильевский остров, 22 линия, д. 7
Официальный
сайт
[www.law.spbu.ru// www.law.spbu.ru]

Юридический факультет Санкт-Петербургского государственного университета — одна из старейших и ведущих в России школ юристов, а также один из крупнейших научно-исследовательских центров Российской Федерации.

Факультет занимает здание женской гимназии на 22-й линии Васильевского острова, а также несколько малых корпусов — на 23-й линии, Большом проспекте Васильевского острова. Современные учебные аудитории оснащены мультимедийным оборудованием, использование которого позволяет сделать учебный процесс более насыщенным и разнообразным. В главном здании на 22 линии Васильевского острова располагается библиотека юридического факультета СПбГУ, которая является хранителем одного из лучших специализированных фондов страны.





История факультета

Идея создания юридического факультета Санкт-Петербургского университета принадлежит Петру Великому. В январе 1724 года император издал Указ об учреждении в Санкт-Петербурге Академии и Университета — «собрания ученых людей, которые наукам высоким, яко Теологии и Юриспруденции (Прав искусству), Медицины и Философии, сиречь до какого состояния оные ныне дошли, младых людей обучают».

В 1760 году по рекомендации и настоянию ректора М. В. Ломоносова профессором права в Университете становится академик Г. Ф. Феодорович.

Юридический факультет по числу обучавшихся на нем студентов был крупнейшим в Петербургском университете. В восстановленном в 1819 году университете из 24 студентов 13 были юристами, а на 1 января 1894 года в университете числилось 2675 студентов, из них на юридическом факультете половина — 1335 человек. Поскольку научная школа факультета считала недопустимой узурпацию принадлежащего всему народу полицейского права какой бы то ни было группой, в том числе, профессиональной полицейской силой и политической партией, в связи с чем в соответствии с идеями этой школы в 1917 году полиция была переименована в милицию, а Советская власть на практике придерживалась противоположных позиций, то на факультет обрушились репрессии, и в 1930-1944 годах в составе Ленинградского университета не было юридического факультета. Его восстановили сразу же после снятия вражеской блокады.

В XIX—XX вв. в историю факультета вошли имена таких столпов отечественной юридической науки и практики как первый ректор восстановленного университета М. А. Балугьянский, учитель А. С. Пушкина А. П. Куницын, В. Г. Кукольник, П. Д. Лодий, К. А. Неволин (декан с 1847 года), И. Е. Андреевский (декан и ректор университета), академик А. Ф. Кони, академик М. М. Ковалевский, академик М. А. Дьяконов, святой Ю. П. Новицкий, А. Д. Градовский, Н. С. Таганцев, А. В. Венедиктов (декан Юридического факультета с 1944 по 1946 год), К. Д. Кавелин, П. Д. Калмыков, И. И. Кауфман, Н. М. Коркунов, Ф. Ф. Мартенс, О. С. Иоффе, Л. И. Петражицкий, М. Г. Плисов, П. Г. Редкин, Н. Н. Розин, В. И. Сергеевич, В. Д. Спасович, И. Я. Фойницкий, А. П. Чебышёв-Дмитриев, М. Д. Шаргородский, С. В. Юшков и др.

Выпускниками факультета были: Д. Д. Гримм, В. Ф. Гельбке, Н. А. Добровольский, И. М. Зданевич, В. Л. Геловани, А. Р. Кугель, И. М. Кулишер, А. И. Люблинский, П. Н. Перевезенцев, П. А. Сорокин.

Студентами факультета были выдающиеся деятели культуры: И. Г. Чавчавадзе, К. А. Тимирязев, А. А. Блок, Н. С. Гумилев, Л. Н. Андреев, М. М. Зощенко, Я.Райнис, М. А. Врубель, С. П. Дягилев, Н. К. Рерих, И. Ф. Стравинский и другие

В различное время факультет окончили два премьер-министра России: А. Ф. Керенский, Б. Штюрмер, его студентом был другой премьер В.Н. Коковцов, сдал государственные экзамены и получил аттестат факультета председатель СНК В. И. Ульянов (Ленин), факультет также окончили президенты России В. В. Путин и Д. А. Медведев.

Кафедры факультета

По состоянию на 2011 год на факультете функционировало 10 кафедр:

  • [jurfak.spb.ru/ru/Structure/Departments/Gospravo/About.aspx Кафедра государственного и административного права]
  • [jurfak.spb.ru/ru/Structure/Departments/Grpravo/About.aspx Кафедра гражданского права]
  • [jurfak.spb.ru/ru/Structure/Departments/Grprocess/About.aspx Кафедра гражданского процесса]
  • [jurfak.spb.ru/ru/Structure/Departments/Commprava/About.aspx Кафедра коммерческого права]
  • [jurfak.spb.ru/ru/Structure/Departments/mezhprava/About.aspx Кафедра международного права]
  • [jurfak.spb.ru/ru/Structure/Departments/Okrsreda/About.aspx Кафедра правовой охраны окружающей среды]
  • [jurfak.spb.ru/ru/Structure/Departments/TheoryHistory/About.aspx Кафедра теории и истории государства и права]
  • [jurfak.spb.ru/ru/Structure/Departments/Jobpravo/About.aspx Кафедра трудового права]
  • [jurfak.spb.ru/ru/Structure/Departments/Ugolpravo.aspx Кафедра уголовного права]
  • [jurfak.spb.ru/ru/Structure/Departments/Ugolprocess/About.aspx Кафедра уголовного процесса и криминалистики]

Образовательный процесс

Факультет реализует многоступенчатую систему обучения:

  • первая ступень — подготовка бакалавров (4 года на дневном отделении, 3 года на вечернем),
  • вторая ступень — подготовка магистров по выбранной магистерской программе (2 года)

Студенты образовательной программы по направлению юриспруденция получают комплексные теоретические знания по всем отраслям права, а также смежным дисциплинам: экономики, политологии, социологии, истории и др. Кроме того, выпускники получают практические навыки для дальнейшей работы в законодательной и правоохранительной сферах, адвокатуре, в органах государственной власти и юридических компаниях.

Основные дисциплины: Административное право, Конституционное право, Гражданское право, Уголовное право, Трудовое право, Экологическое право, Правоохранительные органы, Финансовое право, Криминология, Гражданское процессуальное право, Налоговое право, Международное право, Коммерческое право, Земельное право.

Образовательный процесс обеспечивают порядка 130 преподавателей факультета. Из них более 30 — профессора, около 70 — доценты, еще 30 — старшие преподаватели и ассистенты. Среди выдающихся преподавателей факультета: профессор Вадим Семенович Прохоров, профессор Валерий Абрамович Мусин, академик Юрий (Георгий) Кириллович Толстой, профессор Наталья Александровна Шевелева, профессор [law.spbu.ru/ru/structure/departments/grpravo/member/ee402ae2-0383-4c12-8f14-c8c35cb05cf2.aspx Николай Дмитриевич Егоров], профессор Владимир Фёдорович Попондопуло, профессор Игорь Юрьевич Козлихин, профессор Александр Ильич Бойцов, доцент Андрей Витальевич Ильин и многие другие.

Работает аспирантура и докторантура. Обучение ведётся на бюджетной и договорной (платной) основе.

В процессе обучения для студентов предусмотрена обязательная практика — студенты оказывают бесплатную юридическую помощь населению, работая под контролем преподавателей. В случае, когда нет возможности приехать на юридическую консультацию лично, на сайте факультета открыт раздел «Виртуальная приёмная».

Правила приёма и обучения (бакалавриат)

  • ЕГЭ по русскому языку, истории и обществознанию. C 2012 года дополнительное испытание не проводится, приём осуществляется исключительно по результатам сдачи ЕГЭ.

Известные выпускники

Напишите отзыв о статье "Юридический факультет Санкт-Петербургского государственного университета"

Примечания

  1. [law.spbu.ru/ru/Structure/Dekan.aspx И.о. декана факультета Рассказова Наталья Юрьевна ]

Литература

  • Бутенко Ю. В., Полянский Ф. М. [www.law.edu.ru/article/article.asp?articleID=1202956 История кафедры гражданского права Санкт-Петербургского государственного университета] /Ю. В. Бутенко, Ф. М. Полянский. // Правоведение. — 2005. — № 2. — С. 168—179.
  • [spbu.ru/files/upload/famousstudents/stud-law.pdf Знаменитые студенты Санкт-Петербургского университета. Юридический факультет / Н.Г. Мацнева, Е.А. Яцук, О.В. Анисимов. СПб., 2012.]
  • Ростовцев Е.А., Баринов Д.А., Сосницкий Д.А. [vestnik.spbu.ru/html15/s14/s14v4/09.pdf Юридический факультет Императорского Санкт-Петербургского университета (1819–1917): опыт коллективной биографии // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 14: Право. 2015. Вып. 4. С. 112-127.]

Ссылки

  • [jurfak.spb.ru/ Официальный сайт факультета]
  • [www.law-students.net/ Сайт студентов и выпускников Юридического факультета СПбГУ]
  • [www.alumni-spbu.ru/list.asp?LFACULTET=18 Выпускники Юридического факультета на сайте выпускников СПбГУ]
  • [law.spbu.ru/ru/Structure/JurClinic/VirtualnayaPriemnaya.aspx Виртуальная приемная Юридического факультета СПбГУ]


Отрывок, характеризующий Юридический факультет Санкт-Петербургского государственного университета

В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!