Юрий Дмитриевич

Юрий II Дмитриевич<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Юрий на московском престоле</td></tr>
Великий князь Московский
25 апреля 1433 — не позднее 28 сентября 1433
Предшественник:	Василий II
Преемник:	Василий II
31 марта 1434 — 5 июня 1434
Предшественник:	Василий II
Преемник:	Василий Юрьевич Косой
Князь Галич-Мерьского княжества
1389 — 1433
Предшественник:	Дмитрий Иванович Донской
Преемник:	Дмитрий Юрьевич Шемяка
Князь Звенигородского княжества
1389 — 1421
Предшественник:	Дмитрий Иванович Донской
Преемник:	Василий Юрьевич Косой
Вероисповедание:	Православие, русская церковь
Рождение:	26 ноября 1374(1374-11-26) Переяславль
Смерть:	5 июня 1434(1434-06-05) (59 лет) Москва
Род:	Рюриковичи
Отец:	Дмитрий Иванович Донской
Мать:	Евдокия Дмитриевна
Супруга:	Анастасия Юрьевна Смоленская
Дети:	сыновья: Василий Косой, Дмитрий Шемяка, Дмитрий Красный и Иван Юрьевич

Ю́рий Дми́триевич (он же Юрий Звенигородский и Юрий Галицкий) (26 ноября 1374 года, Переяславль-Залесский — 5 июня 1434 года, Москва) — звенигородский и галицкий князь (с 1389), третий сын Дмитрия Донского, Великий князь Московский в 1433 и 1434.

Звенигородский князь

Родился 26 ноября 1374 года в Переяславле-Залесском и был окрещён Сергием Радонежским. В 1389 году по духовной грамоте (завещанию) своего отца Дмитрия Донского получил в удел Звенигород, Галич, Рузу и Вятку, также был назначен наследником в случае смерти старшего брата Василия I, что впоследствии, после смерти Василия, дало ему основания претендовать на великокняжеский престол в обход Василия II.

Столицей своей избрал Звенигород, где отстроил Звенигородский городок и два каменных собора Успенский собор в Звенигородском городке, Рождественский собор в основанном близким к нему Саввой Сторожевским Саввино-Сторожевском монастыре, а также построил каменный Троицкий собор в Троицком монастыре (ныне Троице-Сергиева лавра). Два первых собора освящены личным духовником князя — Саввой Сторожевским, все три расписаны при участии приглашённых князем Андрея Рублёва и Даниила Чёрного. Начал чеканить собственную монету, с именем давно умершего Узбек-хана (возможно, по образцу монет Ивана Калиты). Юрий был очень популярен как удачливый полководец и опытный дипломат, а также покровитель искусств и литературы. Был женат на Анастасии, дочери великого князя смоленского Юрия Святославича.

В 1399 году (по другим летописям, в 1395 году) совершил успешный поход на Среднее Поволжье (под его командованием находились и войска его брата Василия) — первый поход, в котором русские разорили достаточно обширные татарские земли, разгромив 14 городов (включая Булгар, Жукотин и Казань), приведя на Русь огромную добычу. Об этом упоминает татарский эпос «Идиге», известный в поздней редакции XVI века, где «князь-урус» наделён чертами Тохтамыша, Тамерлана и Ивана Грозного.

В 1414 году совершил новый поход, взяв Нижний Новгород и закрепив его присоединение к Москве. Захватив Нижний Новгород, князь «не сътвори зла ничтоже» его жителям, за что получил признание и уважение горожан. В 1417 году участвовал в походе на Новгород.

Борьба за великокняжеский престол

Московские князья (1276—1598)
Даниил Александрович Юрий Даниилович Иван I Калита Симеон Гордый Иван II Красный Дмитрий Донской Василий I Василий II Тёмный Иван III Василий III, жена Елена Глинская Иван IV Грозный Фёдор I Иоаннович Юрий Звенигородский Василий Косой Дмитрий Шемяка

Первый этап борьбы

После смерти 27 февраля 1425 года Василия I Юрий стал одним из претендентов на великокняжеский престол. Юрий, отправившийся было в Москву по приглашению митрополита Фотия для присяги новому князю Василию II, переменил своё решение, повернув обратно около Галича. Показав тем самым непослушание московским властям, Юрий вступил в борьбу за московский престол, предъявив свои права на великое княжение в соответствии с завещанием Дмитрия Донского. Подобное решение было продиктовано не только личными амбициями Юрия Дмитриевича, но и желаниями удовлетворить претензии двух его старших сыновей — Василия Косого и Дмитрия Шемяки, каждый из которых желал для себя новых приобретений. Юрий Дмитриевич обладал большим авторитетом в землях Северо-Восточной Руси, а его личные владения (Звенигород, Вятка, Галич, Руза) находились в стадии экономического подъёма. Всё это объективно способствовало дальнейшим успехам князя в борьбе за великое княжение. Стратегическим центром, в котором были сосредоточены его силы, князь избрал отдалённый Галич. Для подготовки к предстоящей борьбе князь заключил перемирие с Василием II до Петрова дня (29 июня). За время перемирия Юрий, как и его соперник, усиленно готовился к будущей войне. Весной князь созвал собрание жителей со всей своей вотчины, которое одобрило желание князя вести борьбу с Василием II.

Объединив силы со своими дядьями Андреем, Петром и Константином Дмитриевичами, Василий II, не дождавшись окончания перемирия, выступил к Костроме, которая должна была стать опорным пунктом для наступления на Галич. Узнав о приближении противника, Юрий по одной из версий бежал в Нижний Новгород. Не желая закрепления князя в этом крупном волжском городе, против него был послан его брат Андрей Дмитриевич с 25-тысячной армией. Андрей, однако, повернул назад, не дойдя до расположения сил Юрия. В это же время митрополит Фотий безуспешно пытался примирить Юрия с великим князем. По приезде Фотия в Галич Юрий организовал демонстрацию единения всего населения Галицкого княжества со своим князем. Тем не менее, демонстрация должного эффекта не произвела, а Фотий продолжал настаивать на заключении мира. Юрий был согласен на перемирие для сбора сил и переговоров в Орде. После провала первой попытки переговоров Юрий сумел заключить мирное соглашение с Фотием и отправил двух своих бояр к великому князю. Согласно соглашению, заключенному боярами в Москве, Юрий обязан был «не искати княжениа великого собою».

Новое обострение борьбы было связано со смертью дмитровского князя Петра Дмитриевича. Юрий Дмитриевич, как и его противник, претендовал на Дмитров, однако удел умершего князя был присоединён к Москве. Тем не менее, стороны вскоре пришли к соглашению, и Юрий 11 марта 1428 года подписал с Василием II «докончание», в котором признал племянника «старшим братом».

Возобновление борьбы

Зимой 1430 года Юрий Дмитриевич разорвал мирные отношения с Василием II. Против Юрия был выслан князь Константин Дмитриевич с крупными силами, однако Юрий вновь бежал в Нижний Новгород, где расположил свои силы. Заняв позиции на реке Суре, Юрий стал ждать приближения противника, однако Константин, подойдя к реке, не сумел переправиться на противоположный берег, а затем повернул в Москву. После ухода противника Юрий вернулся в Нижний Новгород, а затем перебрался в Галич. Со смертью Витовта — союзника Василия II и митрополита Фотия Юрию открылись новые перспективы в войне.

Осенью 1431 года вместе с Василием II ездил с дарами в Орду получить ярлык у ордынского хана. Не желая терпеть бесчестья от даруги Минбулата, расположенного к Василию, Юрий вместе с ордынским вельможей Тегинёй отправился в Крым, где провёл с ним всю зиму. Весной Юрий вместе с Тегинёй вернулся из Крыма. Споры между Юрием и Василием при активном участии хана Улу-Мухаммеда возобновились. В конце концов усилиями боярина Всеволожского ярлык достался Василию. Однако под давлением Тегини хан отдал Юрию ярлык на княжение в Дмитрове. Тем не менее, в докончании договора в 1433 году Юрий Дмитриевич признал исключительное право великих князей в сношениях с Ордой.

Однако Василий не отдал Юрию Дмитрова, который приговорил отдать ему хан. В княжестве сели наместники Василия II. Юрий не желал уступать Дмитров без борьбы и лишь искал повод для начала войны. В то же время к нему бежал боярин Иван Дмитриевич Всеволожский, недовольный тем, что великий князь осенью 1432 года обручился с сестрой серпуховского князя Василия Ярославича Марией (сам Всеволожский планировал женить великого князя на одной из своих дочерей). 8 февраля 1433 года на свадьбе Василия II его мать Софья Витовтовна публично сорвала с сына Юрия, Василия Косого драгоценный пояс, по её утверждению, якобы ранее предназначавшийся Дмитрию Донскому и подменённый. Разгневанные Юрьевичи бежали к отцу в Галич. Это оскорбление стало поводом для нового выступления Юрия, который с отрядами галичан выступил к Москве. В решающем сражении на реке Клязьме 25 апреля 1433 года Юрий Дмитриевич разгромил Василия и занял Москву. Великий князь бежал в Тверь, а затем в Кострому.

Первое княжение в Москве

В соответствии с договором, заключённым Юрием Дмитриевичем с Василием Васильевичем, новый великий князь захватил казну и «поклажу» не только Василия II, но и его матери и бояр великого князя. Юрий Дмитриевич установил хорошие отношение с «гостями» (купцами) и «суконниками» (купцами, торговавшими с Западом), ссудившими ему впоследствии 600 рублей (по тем временам это было крупной суммой). Помирившись с племянником, Юрий Дмитриевич отдал ему в удел Коломну. Однако вслед за тем московские бояре и служилые люди стали перебегать в Коломну; к ним присоединились и оба сына Юрия, Дмитрий Шемяка и Василий Косой, поссорившиеся с отцом. Юрий, понимая, что «непрочно ему седение на великом княжении», предпочел примириться с племянником, вернув ему великокняжеский престол. Вслед за этим Василий Васильевич и Юрий заключили новый договор, согласно которому Юрий признавал старейшинство Василия II и отказывался помогать своим старшим сыновьям. Юрий отказывался от притязаний на Дмитров, а взамен получал Бежецкий Верх.

Продолжение борьбы

Однако вслед за тем последовали преследования Василием Васильевичем своих бывших противников. Московские войска под предводительством воеводы Юрия Патрикеевича были посланы на Кострому, где тогда находились Юрьевичи. Сыновья Юрия 28 сентября 1433 года в битве на реке Куси разбили московские войска и пленили Юрия Патрикеевича. Юрьевичи вслед за этим послали весть о победе отцу, приглашая его на московский престол. Однако верный своим обязательствам Юрий отказался от этого предложения. Юрьевичи вынуждены были вернуться в Кострому. Узнав о том, что галичане поддержали Юрьевичей в неудачной для него битве на Куси, Василий II, желая наказать Юрия, двинулся с войсками к Галичу. Юрий бежал на Белоозеро. Василий II сжёг посады города, но крепость, обороняемую Юрьевичами, он захватить не сумел и повернул в Москву. В 1434 году Юрий с сыновьями и крупными силами, к которым присоединились вятчане, выступил в поход против Василия II.

Второе княжение в Москве

20 марта 1434 года Юрий в решающей битве на реке Могзе разгромил войска Василия II, который бежал в Новгород. Юрий после недельной осады вновь занял Москву. Великие княгини Софья Витовтовна и Марья Ярославна были высланы из Москвы. Казна великого князя досталась Юрию Дмитриевичу. Находившийся в бегах Василий Васильевич нигде не встречал поддержки и планировал отправиться в Орду. Юрий Дмитриевич добился широкого признания. Он заключил договоры с рязанским князем Иваном Фёдоровичем, Иваном и Михаилом Андреевичами. Благодаря мероприятиям Юрия Дмитриевича была изменена система взаимоотношений между великим князем и его союзниками и родичами. Увеличив дистанцию между собой и прочими князьями (так, великий князь рязанский теперь именовался не братом молодшим, а всего лишь «братаничем» — племянником), Юрий сделал важный шаг на пути к утверждению самодержавия.

Другим мероприятием Юрия Дмитриевича было проведение монетной реформы. С этих пор на выпускавшихся им монетах был изображён всадник — Георгий Победоносец (святой покровитель Юрия), поражающий змея. Это свидетельствовало о стремлении Юрия к утверждению единой власти и борьбе с Ордой. В 1432—1433 гг. Юрий Дмитриевич составил духовную грамоту, в которой Василию Косому доставался Звенигород, Дмитрию Шемяке — Руза, Дмитрию Красному (Меньшому) — Углицкое княжество, Галич и Вышгород. Великий князь Юрий Дмитриевич скончался 5 июня 1434 года. Князь был похоронен в Архангельском соборе в Москве.

Семья

• Женат с 1400 года на Анастасии Юрьевне, дочери смоленского князя Юрия Святославича и неизвестной дочери великого князя рязанского Олега Ивановича. Умерла 11 июля 1422 года в Звенигороде и была похоронена в Москве в монастыре святого Вознесения.

Четыре сына от брака с Анастасией Юрьевной:

• Василий Косой — князь звенигородский (1421—1448), Великий князь Московский (1434)
• Дмитрий Шемяка (Большой) — князь галицкий, Великий князь Московский (1445, 1446—1447)
• Дмитрий Красный (Меньшой) — князь углицкий (1433—1440).
• Иван Юрьевич — скончался в монашестве под именем Игнатий в 1432 г.

Литература

• Ковалёв-Случевский К. П. Юрий Звенигородский, великий князь Московский // Серия ЖЗЛ. — М.: Молодая гвардия, 2008.
• Ковалёв-Случевский К. П. Звенигород и Звенигородская Русь. Сокровища подмосковной цивилизации. — М.: Вече, 2009.
• Горский А. А. Датировка похода Юрия Дмитриевича в «Татарскую землю» и некоторые аспекты московско-тверских отношений в конце XIV в. // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. — 2004. — № 4 (18). — С. 82-93.

Ссылки

• [www.kkovalev.ru/Jury_Zvenigorodsky.htm Все о князе Юрии Дмитриевиче], включая книгу о нём в серии ЖЗЛ, на сайте автора — [www.kkovalev.ru К.Ковалева-Случевского]
• [web.archive.org/web/20070926223358/www.kultura-portal.ru/tree_new/cultpaper/article.jsp?number=516&pub_id=548637&rubric_id=1000037&crubric_id=1000038 Юрий Звенигородский]

Отрывок, характеризующий Юрий Дмитриевич

– Нечего говорить! Ему велят, он не только на тебе, на ком хочешь женится; а ты свободна выбирать… Поди к себе, обдумай и через час приди ко мне и при нем скажи: да или нет. Я знаю, ты станешь молиться. Ну, пожалуй, молись. Только лучше подумай. Ступай. Да или нет, да или нет, да или нет! – кричал он еще в то время, как княжна, как в тумане, шатаясь, уже вышла из кабинета.
Судьба ее решилась и решилась счастливо. Но что отец сказал о m lle Bourienne, – этот намек был ужасен. Неправда, положим, но всё таки это было ужасно, она не могла не думать об этом. Она шла прямо перед собой через зимний сад, ничего не видя и не слыша, как вдруг знакомый шопот m lle Bourienne разбудил ее. Она подняла глаза и в двух шагах от себя увидала Анатоля, который обнимал француженку и что то шептал ей. Анатоль с страшным выражением на красивом лице оглянулся на княжну Марью и не выпустил в первую секунду талию m lle Bourienne, которая не видала ее.
«Кто тут? Зачем? Подождите!» как будто говорило лицо Анатоля. Княжна Марья молча глядела на них. Она не могла понять этого. Наконец, m lle Bourienne вскрикнула и убежала, а Анатоль с веселой улыбкой поклонился княжне Марье, как будто приглашая ее посмеяться над этим странным случаем, и, пожав плечами, прошел в дверь, ведшую на его половину.
Через час Тихон пришел звать княжну Марью. Он звал ее к князю и прибавил, что и князь Василий Сергеич там. Княжна, в то время как пришел Тихон, сидела на диване в своей комнате и держала в своих объятиях плачущую m lla Bourienne. Княжна Марья тихо гладила ее по голове. Прекрасные глаза княжны, со всем своим прежним спокойствием и лучистостью, смотрели с нежной любовью и сожалением на хорошенькое личико m lle Bourienne.
– Non, princesse, je suis perdue pour toujours dans votre coeur, [Нет, княжна, я навсегда утратила ваше расположение,] – говорила m lle Bourienne.
– Pourquoi? Je vous aime plus, que jamais, – говорила княжна Марья, – et je tacherai de faire tout ce qui est en mon pouvoir pour votre bonheur. [Почему же? Я вас люблю больше, чем когда либо, и постараюсь сделать для вашего счастия всё, что в моей власти.]
– Mais vous me meprisez, vous si pure, vous ne comprendrez jamais cet egarement de la passion. Ah, ce n'est que ma pauvre mere… [Но вы так чисты, вы презираете меня; вы никогда не поймете этого увлечения страсти. Ах, моя бедная мать…]
– Je comprends tout, [Я всё понимаю,] – отвечала княжна Марья, грустно улыбаясь. – Успокойтесь, мой друг. Я пойду к отцу, – сказала она и вышла.
Князь Василий, загнув высоко ногу, с табакеркой в руках и как бы расчувствованный донельзя, как бы сам сожалея и смеясь над своей чувствительностью, сидел с улыбкой умиления на лице, когда вошла княжна Марья. Он поспешно поднес щепоть табаку к носу.
– Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая.] – сказал он, вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: – Le sort de mon fils est en vos mains. Decidez, ma bonne, ma chere, ma douee Marieie qui j'ai toujours aimee, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя кроткая Мари, которую я всегда любил, как дочь.]
Он отошел. Действительная слеза показалась на его глазах.
– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.