Желябужский, Юрий Андреевич
Поделись знанием:
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.
В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
(перенаправлено с «Юрий Желябужский»)
| Юрий Желябужский | ||||||
 Шарж на Юрия Андреевича Желябужского | ||||||
| Имя при рождении: |
Юрий Андреевич Желябужский | |||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Профессия: | ||||||
| Направление: |
игровое кино, анимация | |||||
| Награды: |
| |||||
Юрий Андреевич Желябужский (1888—1955) — советский оператор, режиссёр, сценарист.
Содержание
Биография
Ю. А. Желябужский родился 12 (24 декабря) 1888 года в Москве. Мать — актриса Мария Фёдоровна Андреева, отец — действительный статский советник Андрей Алексеевич Желябужский. После того, как родители расстались, отчимом Юрию приходился многолетний спутник жизни матери Максим Горький.
Сохранилась серия любителских фотографий, сделанных на итальянском острове Капри в 1908 году (между 10 (23) и 17 (30) апреля), когда Владимир Ленин находился в гостях у А. М. Горького. Фотографии сняты с различных ракурсов и запечатлели Ленина играющим с Горьким и Александром Богдановым, известным революционером-марксистом, врачом и философом. Автором всех (или по крайней мере двух из этих фотографий) выступил Юрий Желябужский. В то время он был двадцатилетним юношей[1].
Учился на кораблестроительном отделении Петроградского политехнического института (1913—1916). Окончил Высшую техническую школу.
Работал в кино с 1916 года, начал карьеру лаборантом кинолаборатории Кенеке и Мартынова в Москве. Был сценаристом кинофирмы «Эра», автором сценариев ряда фильмов «Русской Золотой серии». В 1917 году стал оператором, сценаристом и режиссёром на киностудии «Межрабпом-Русь». Операторский дебют — «Вырыта заступом яма глубокая…» (1917), режиссёрский дебют — «Девочка со спичками» (1919; фильм не сохранился). Был одним из организаторов и педагогов Госкиношколы (ныне — ВГИК). В 1919—1920 — один из руководителей московской группы кинохроники, снимавшей В. И. Ленина. Автор первых советских учебных фильмов и теоретических работ по вопросам операторского мастерства и техники киносъёмки.
В 1940 году стал профессором кафедры операторского мастерства во ВГИКе. Во время войны после ухода всего преподавательского состава в ополчение вместе с А. А. Левицким возглавлял охрану институтского здания. После 1944 года работал на киностудиях «Воентехфильм», «Моснаучфильм», параллельно работал на киностудии «Учтехфильмтяжпром».
Ю. А. Желябужский умер 18 апреля 1955 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 1)
Награды
- орден Трудового Красного Знамени (15.09.1948)
- орден «Знак Почёта» (14.04.1944)
- медали[2]..
Фильмография
Режиссёр
Художественные фильмы
- 1918 — Девьи горы
- 1918 — Царевич Алексей
- 1919 — Девочка со спичками (короткометражный)
- 1919 — Дети — цветы жизни (короткометражный)
- 1919 — Новое платье короля (короткометражный)
- 1919 — Сон Тараса
- 1919 — Чем ты был? (короткометражный)
- 1920 — Война войне (короткометражный)
- 1920 — Две души
- 1920 — Домовой-агитатор (короткометражный)
- 1920 — Народ — сам кузнец своего счастья (короткометражный)
- 1920 — На фронт!
- 1920 — Паны-налётчики (короткометражный)
- 1924 — Морозко (короткометражный)
- 1924 — Папиросница от Моссельпрома
- 1925 — Коллежский регистратор
- 1926 — Дина Дза-дзу
- 1927 — Каток (анимационный)
- 1927 — Кто ты такой?
- 1927 — Победа женщины
- 1927 — Приключения Болвашки (анимационный)
- 1928 — Человек родился
- 1929 — В город входить нельзя
- 1932 — Просперити
- 1935 — Лавры мисс Эллен Грэй
Документальные фильмы
Сценарист
- 1916 — Пасынки жизни
- 1916 — Случайно случившийся случай
- 1918 — Царевич Алексей
- 1919 — Девочка со спичками (короткометражный)
- 1919 — Дети — цветы жизни (короткометражный)
- 1919 — Новое платье короля (короткометражный)
- 1920 — Война войне (короткометражный)
- 1924 — Морозко (короткометражный)
- 1927 — Кто ты такой?
Оператор
- 1917 — Белые голуби
- 1917 — Волжский богатырь
- 1917 — Вырыта заступом яма глубокая…
- 1917 — Иринина могила
- 1917 — Лгущие богу
- 1917 — Мир на развалинах
- 1917 — Шакалы власти
- 1918 — Бегуны
- 1918 — Девьи горы
- 1918 — Масоны
- 1918 — Метель
- 1918 — Царевич Алексей
- 1919 — Девочка со спичками (короткометражный)
- 1919 — Дети — цветы жизни (короткометражный)
- 1919 — Новое платье короля (короткометражный)
- 1919 — Поликушка
- 1919 — Чем ты был? (короткометражный)
- 1920 — Война войне (короткометражный)
- 1920 — Две души
- 1920 — Домовой-агитатор (короткометражный)
- 1920 — Народ — сам кузнец своего счастья (короткометражный)
- 1922 — В вихре революции
- 1922 — Конец рода Коростомысловых
- 1924 — Аэлита
- 1924 — Морозко (короткометражный)
- 1924 — Папиросница от Моссельпрома
- 1925 — Коллежский регистратор
- 1926 — Дина Дза-дзу
- 1927 — Кто ты такой?
- 1927 — Победа женщины
- 1928 — Человек родился
- 1929 — В город входить нельзя
Напишите отзыв о статье "Желябужский, Юрий Андреевич"
Примечания
- ↑ Московский В.П., Семенов В.Г. [leninism.su/books/4049-lenin-v-italii-chexoslovakii-polshe.html?start=2 Глава III. Ленин у Горького на Капри] // Ленин в Италии, Чехословакии, Польше. — М: Издательство политической литературы, 1986. — 176 с. — (Памятные места). — 100 000 экз.
- ↑ [istoriya-kino.ru/kinematograf/item/f00/s01/e0001032/index.shtml ЖЕЛЯБУЖСКИЙ Юрий Андреевич] Кино: Энциклопедический словарь/Гл. ред. С. И. Юткевич; Редкол.: Ю. С. Афанасьев, В. Е. Баскаков, И. В. Вайсфельд и др.- М.: Сов. энциклопедия, 1987.- 640 с., 96 л. ил.
Ссылки
- [animator.ru/db/?p=show_person&pid=2938 Ю.А Желябужский на сайте Аниматор.ру]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Желябужский, Юрий Андреевич
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.
В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Кинооператоры по алфавиту
- Кинооператоры СССР
- Кинооператоры немого кино
- Кинооператоры России
- Кинооператоры XX века
- Кинорежиссёры по алфавиту
- Кинорежиссёры СССР
- Кинорежиссёры России
- Кинорежиссёры XX века
- Сценаристы по алфавиту
- Сценаристы СССР
- Сценаристы России
- Сценаристы XX века
- Кавалеры ордена Трудового Красного Знамени
- Кавалеры ордена «Знак Почёта»
- Награждённые медалью «За оборону Москвы»
- Награждённые медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- Фильмы Юрия Желябужского
- Преподаватели ВГИК
- Режиссёры немого кино
- Похороненные на Новодевичьем кладбище
- Члены КПСС
