Юркевич, Мстислав Владимирович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мстислав Юркевич

Мстислав Юркевич. 1907
Имя при рождении:

Мстислав Владимирович Юркевич

Дата рождения:

13 июня 1885(1885-06-13)

Место рождения:

Санкт-Петербург, Российская империя

Дата смерти:

после 1918

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Учёба:

Московское училище живописи, ваяния и зодчества (не окончил)

Стиль:

супрематизм

Влияние:

Казимир Малевич

Мстисла́в Влади́мирович Юрке́вич (13 июня 1885, Санкт-Петербург, Российская империя — после 1918) — российский художник. Входил в ближний круг Казимира Малевича периода общества «Супремус». Сохранилась только одна неопубликованная статья и ни одного визуального произведения Юркевича.





Биография

Мстислав Юркевич родился 13 июня 1885 года в Санкт-Петербурге[1].

В 1906 году поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества (МУЖВЗ) на отделение скульптуры. Есть предположение, что именно к этому времени относится знакомство Юркевича с Казимиром Малевичем, которого третий раз не приняли в МУЖВЗ[1].

В анкете, заполненной Юркевичем при поступлении, против графы «образование» стоит «нет сведений»; к делу подшито требование вернуть обратно свидетельство о рождении, выданное полицмейстером Вильно, где проживала его мать Е. Л. Юркевич. Не исключено, что у Мстислава Юркевича, судя по фамилии, были украинско-польские корни[1].

В 1907—1908 учебном году Юркевич был исключён из МУЖВЗ за систематическое непосещение. Опасаясь возможного призыва на военную службу, он пытался восстановиться в училище, указывая в качестве причины отсутствия на занятиях «тяжёлую нервную болезнь», но получил отказ[1].

В 1916—1917 годах Юркевич входил в общество «Супремус», написав свою единственную известную на сегодняшний день статью для журнала «Супремус»[2]. Эта статья состоит из отдельных, зачастую не связанных друг с другом заметок[3].

К одному из своих писем Ольга Розанова приложила явно сделанные для артели «Вербовка» декоративные рисунки Юркевича, которые она советовала опубликовать в журнале «Супремус» (рисунки не сохранились)[2].

От художника не осталось ни одной живописной работы. Последний раз Юркевич упоминается Казимиром Малевичем в статье «Государственникам от искусства» в газете «Анархия» в 1918 году, после чего его след полностью теряется[2].

После почти столетнего забвения биография Мстислава Юркевича в 2009 году была реконструирована Александрой Шатских в монографии «Казимир Малевич и общество Супремус». Там же впервые была опубликована единственная сохранившаяся фотография Юркевича[3].

Напишите отзыв о статье "Юркевич, Мстислав Владимирович"

Примечания

Литература

Ссылки


Отрывок, характеризующий Юркевич, Мстислав Владимирович

– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.