Юровский, Борис Леонтьевич

Борис Леонтьевич Юровский
Дата рождения	13 февраля 1899(1899-02-13)
Место рождения	село Латыголь, Витебская губерния, Российская империя
Дата смерти	1972(1972)
Место смерти	Ростов-на-Дону, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	кавалерия пехота
Годы службы	1919—1959
Звание
Командовал	68-я кавалерийская дивизия 49-я кавалерийская дивизия
Сражения/войны	Гражданская война в России, Великая Отечественная война
Награды и премии

Бори́с Лео́нтьевич Юро́вский (13 февраля 1899—1972) — советский военачальник, генерал-майор (1943).

Биография

Родился в селе Латыголь Витебской губернии (ныне Сенненского района Витебской области) в семье крестьянина-бедняка. Окончил 4 класса начального училища. Затем работал телеграфистом на станции Рудня.

Гражданская война в России

В Красной армии с 1919 года, призван по профсоюзной мобилизации. Проходил службу телеграфистом в штабе Туркестанского фронта, затем откомандирован на Западный фронт.

Межвоенный период

После окончания Гражданской войны служил в 4-м стрелковом корпусе, технический инструктор отдельной роты связи. В 1924 году поступил в Ленинградское кавалерийское училище. После его окончания служил в 33-й стрелковой дивизии. С июля 1940 года преподавал тактику в Черкасском пехотном училище. Участник Освободительного похода в Западную Белоруссию и Советско-финляндской войны.

Великая Отечественная война

В июле 1941 года в Ставрополе сформировал 56-ю кавалерийскую дивизию, в должности начальника штаба этой дивизии убыл на фронт. Дивизия принимала участие Ростовской и Барвенково-Лозовской наступательных операциях. После гибели командира Н. А. Кириченко с 3 февраля по 21 марта 1942 командовал 68-й кавалерийской дивией 1-го кавалерийского корпуса Ф. А. Пархоменко. С 27 марта по 15 июля 1942 — командир 49-й кавалерийской дивизии 6-го кавалерийского корпуса. В ходе Харьковского сражения корпус в составе оперативной группы Л. В. Бобкина вначале успешно наступал на Красноград, затем оказался в окружении. Юровский с большой группой командиров и бойцов вышел из окружения. Был ранен и контужен. Осенью 1942 года участвовал в обороне Сталинграда. Затем был инспектором кавалерии Воронежского фронта. Постановлением СНК СССР № 1285 от 17 ноября 1943 года полковнику Б. Л. Юровскому было присвоено воинское звание «генерал-майор».

Послевоенная служба

С 1954 по 1959 год был военным комиссаром Ростовской области. С 1959 года в отставке. Умер в 1972 году в Ростове-на-Дону, похоронен там же.

Награды

• орден Ленина (21 февраля 1945)
• 3 ордена Красного Знамени (15 февраля 1943, 3 ноября 1944, 1949)
• орден Богдана Хмельницкого 2-й степени
• орден Красной Звезды (1942)
• медали
• ордена ЧССР и ПНР

Литература

• Военные комиссариаты Ростовской области: история и современность. — Ростов-на-Дону, 2008.
• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2011. — Т. 1. — 736 с. — 200 экз. — ISBN 978-5-9950-0189-8.

Ссылки

• [www.generals.dk/general/Iurovskii/Boris_Leontevich/Soviet_Union.html Биография] на сайте [www.generals.dk Generals.dk]

Отрывок, характеризующий Юровский, Борис Леонтьевич

– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.