Юрьев, Фёдор Афанасьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фёдор Афанасьевич Юрьев
Принадлежность

Россия Россия

Род войск

флот

Звание

вице-адмирал

Командовал

бригантина «Сухум», бриг «Ганимед», фрегат «Рафаил», корабли «Чесма», «Норд-Адлер», 3-я бригада 4-й флотской дивизии

Сражения/войны

Война Второй коалиции, Русско-турецкая война 1806—1812, Русско-турецкая война 1828—1829, Кавказская война

Награды и премии
4 ст.
2 ст. ст. 1 ст. 2 ст.
Золотое оружие «За храбрость» (1828)

Фёдор Афана́сьевич Ю́рьев (1783—1856) — вице-адмирал, член адмиралтейств-совета.



Биография

Фёдор Юрьев родился в 1783 году. Воспитывался в Черноморском кадетском корпусе, куда поступил 10 февраля 1795 года.

Произведённый 1 октября 1798 года в гардемарины, он после этого плавал сначала на корабле «Св. Михаил», а затем на корабле «Св. Троица», на котором участвовал в сражении при взятии Корфу. 29 мая 1801 года Юрьев был произведён в мичманы и до 1806 года плавал на бриге «Александр» и фрегатах «Назарет» и «Крепкий» в Чёрном, Адриатическом и Средиземном морях.

Плавая в 1807 году на корабле «Правый», Юрьев участвовал в сражении против города Платана, а затем, перейдя на корабль «Варахаил», участвовал во взятии Анапы, причём проявил редкую храбрость, защищая с небольшой кучкой людей русский флаг, поднятый на крепости при начале боя. За этот подвиг Юрьев был 3 августа награждён орденом св. Георгия 4-й степени[1].

В воздаяние отличного мужества и храбрости, оказанных при взятии 29 апреля крепости Анапы, где отличился содействием в защите поднятого на крепости флага.

Произведённый 9 января 1809 году в лейтенанты, Юрьев плавал в течение следующих десяти лет на разных судах Черноморского флота, причём одно время командовал транспортной бригантиной «Сухум».

В капитан-лейтенанты он был произведён 14 февраля 1819 года и три года спустя получил в командование бриг «Ганимед», которым и командовал до 1826 года, когда принял в командование фрегат «Рафаил». В следующем году Юрьев был произведён в капитаны 2-го ранга, а в 1828 году, командуя фрегатом «Рафаил», участвовал во взятии крепости Варны, за что был награждён золотой саблей с надписью «За храбрость», и в уничтожении местечка Инады, где также отличился и был награждён орденом св. Анны 2-й степени. За участие в сражении под Пендераклией в 1829 году, когда был сожжён один турецкий корабль, Юрьев получил императорскую корону к ордену св. Анны 2-й степени.

Далее, до 1836 года Юрьев командовал кораблём «Чесма» и плавал в Чёрном море, причём 25 июня 1831 года был произведён в капитаны 1-го ранга.

Назначенный в 1837 году командующим фрегатом «Архипелаг» и бригом «Аякс», Юрьев получил предписание отправиться в Абхазскую экспедицию и занять Константиновский мыс. Это поручение было им выполнено блестяще и в декабря того же года он был произведён в контр-адмиралы, с назначением командиром 3-й бригады 4-й флотской дивизии. В следующем году, имея свой флаг на корабле «Иоанн Златоуст», Юрьев участвовал снова в Абхазской экспедиции против горцев и за отличие был награждён орденом св. Станислава 2-й степени со звездой, а в 1839 году ему было пожаловано, сверх того, ещё 2000 десятин земли.

Далее, до 1853 года Юрьев всё время плавал в Чёрном море, имея последовательно свой флаг на кораблях: «Иоанн Златоуст», «Память Евстафия», фрегатах «Тенедос», «Браилов», кораблях: «Варшава», «Селафаил», «Уриил» и «Три Святителя», причём в 1846 года был награждён орденом св. Анны 1-й степени, 30 августа 1848 года произведён в вице-адмиралы, а в 1852 году награждён орденом св. Владимира 2-й степени.

Назначенный 1 июня 1853 года членом Адмиралтейств-совета, Фёдор Афанасьевич Юрьев оставался в этой должности до самой своей смерти, последовавшей в марте 1856 года.

Напишите отзыв о статье "Юрьев, Фёдор Афанасьевич"

Примечания

  1. (№ 776 по кавалерскому списку Судравского и № 1790 по списку Григоровича — Степанова)

Литература

Отрывок, характеризующий Юрьев, Фёдор Афанасьевич



Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.