Юскевич-Красковский, Николай Максимович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Юскевич-Красковский, Николай»)
Перейти к: навигация, поиск
Николай Максимович Юскевич-Красковский
Гражданство:

Российская империя Российская империя

Вероисповедание:

православие

Партия:

Союз русского народа

Основные идеи:

монархизм

Никола́й Макси́мович Юске́вич-Краско́вский (? — после 1917) — русский националист, публицист, участник монархического движения, черносотенец.

Потомок киевского дворянского рода Красковских-Юскевичей, происходящих от польского шляхетского дворянского рода Юскевичей. Член Русского собрания. Один из создателей Союза Русского народа (СРН). Был кандидатом в члены Главного Совета СРН. В составе депутации Союза (А. И. Дубровин, А. А. Майков, И. И. Баранов, С. Д. Чекалов) участвовал в работе Первого Всероссийского съезда русских людей в Петербурге 8-12 (21-25) февраля 1906 года.

Один из главных организаторов боевых дружин СРН, руководитель боевиков СРН в Петербурге. После убийства депутата I Государственной думы М. Я. Герценштейна (18 [31] июля 1906) долгое время скрывался от следствия; в 1909 году осуждён за подстрекательство к убийству.

После того, как Николай II в декабре 1909 года помиловал его своим Высочайшим указом Юскевич-Красковский вернулся к активной политической деятельности.

После освобождения из тюрьмы Юскевич-Красковский перешёл от Дубровина к В. М. Пуришкевичу, «видимо обидевшись на Дубровина за недостаточную помощь во время ареста»[1]. После раскола СРН оказался на стороне Н. Е. Маркова, был кандидатом в члены Главного Совета «марковского» СРН, критиковал А. И. Дубровина в печати.

Один из активнейших деятелей Русском Народном Союзе имени Михаила Архангела (РНСМА). В созданном при РНСМА I Российском экономическом рабочем союзе (1910) — член правления, товарищ (заместитель) председателя этой организации. Сотрудник и секретарь редколлегии еженедельника РНСМА «Прямой путь».

Участник V Всероссийского съезда русских людей в Петербурге (16-20 мая 1912 года), где был секретарём Программного отдела (то есть по написанию программных документов организации). После этого съезда при обсуждении предложений об объединении монархистов выступил категорически против этой идеи. Будучи избран членом комиссии РНСМА для выработки решения по этому вопросу, в выступлении в общем собрании РНСМА 20 декабря 1912 года Юскевич-Красковский заявил, что «о полном объединении и речи быть не может», развернув следующую концепцию:

Каждая монархическая организация существует вполне самостоятельно. Все правые организации борются за одни начала и имеют одних врагов. Вопрос об объединении должен подниматься только тогда, когда найдется общий враг. Вот если найдутся общие враги, то тогда всем правым организациям следует тесно сжатым кулаком бить по одному и тому же месту. Тогда все правые организации должны сообща выработать общие тактические способы для борьбы с общим врагом и для успеха общего дела дружно выступить против него[1].

6 апреля 1913 года избран кандидатом в члены Главной Палаты РНСМА, вслед за тем стал секретарём редакционной комиссии «Книги русской скорби»[2].

В массовых антисемитских кампаниях, проводившихся РНСМА[3], Юскевич-Красковский принимал личное активное участие. В октябре 1913 года подписался под приветствием Главной Палаты РНСМА гражданским истцам на процессе по делу Бейлиса — Г. Г. Замысловскому и известному адвокату-антисемиту[4][5] А. С. Шмакову. В 1913 году входил в комиссию РНСМА по редактированию книги Н. Д. Облеухова «Памятка монархистам».

С 1915 года член Главной Палаты РНСМА и секретарь Союза. В этом качестве проводил ревизию московского отдела, которым руководил В. Г. Орлов, результатом которой стало закрытие отдела. С 1912 заведовал книжным складом РНСМА, в 1913 был членом комиссии по разбору имеющихся на книжном рынке учебников.

В марте 1917 арестован Чрезвычайной следственной комиссией Временного Правительства, затем отпущен и вскоре опять арестован и помещён в «Кресты». Дальнейшие сведения о нём отсутствуют.



Сочинения

  • Проповедь сознательного патриотизма // Вестник Русского Собрания. 1910. № 22.

Напишите отзыв о статье "Юскевич-Красковский, Николай Максимович"

Литература

  • Правые партии: 1911–1917 гг. / Волобуев О.В., Шелохаев В.В., Кирьянов Ю.И., асс. «Российская политическая энциклопедия», гос. арх. служба РФ. — М.: Росспэн, 1998. — 814 с.
  • [rusinst.ru/articletext.asp?rzd=1&id=6517&abc=1 Юскевич-Красковский Николай Максимович // Святая Русь. Энциклопедия Русского Народа. Русский патриотизм. Гл. ред., сост. О. А. Платонов, сост. А. Д. Степанов. -- М.: 2003]

Примечания

  1. 1 2 [www.rusinst.ru/articletext.asp?rzd=1&id=6517&tm=5 Юскевич-Красковский Н. М.// Биография на сайте Ин-та русской цивилизации им. митр. СПб. и Ладожского Иоанна]
  2. Правые партии: 1911–1917 гг. / Волобуев О.В., Шелохаев В.В., Кирьянов Ю.И., асс. «Российская политическая энциклопедия», гос. арх. служба РФ. — М.: Росспэн, 1998. — 814 с.. — с. 361
  3. Ерошкин Н. П. Союз Михаила Архангела // Большая Советская энциклопедия, 3-е изд. — М.: Сов.энциклопедия, 1976. — Т. 24, кн. 1.
  4. [www.eleven.co.il/article/10469 Бейлис, Менахем Мендель] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
  5. [ldn-knigi.narod.ru/JUDAICA/TshZaSla.htm Р. Ш. Ганелин. Проблема ответственности за разжигание межнациональной розни]

Отрывок, характеризующий Юскевич-Красковский, Николай Максимович

В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.