Гилани, Юсуф Реза

Юсуф Реза Гилани مخدوم سيد يوسف رضا گیلانى<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Спикер Национальной ассамблеи Пакистана
17 октября 1993 года — 16 февраля 1997 года
Предшественник:	Гохар Айюб Хан
Преемник:	Эллахи Бах Сумро
премьер-министр Пакистана
24 марта 2008 года — 19 июня 2012 года
Президент:	Первез Мушарраф Асиф Али Зардари
Предшественник:	Шаукат Азиз Мухаммадмиан Сомро (и.о.)
Преемник:	Раджа Первез Ашраф
Вероисповедание:	Ислам, шиитского толка
Рождение:	9 июня 1952(1952-06-09) (71 год) Карачи
Отец:	Аламдар Хусейн Гилани
Супруга:	Элахи Гилани
Дети:	сыновья: Махмуд Абдул Кедир
Партия:	ПНП

Юсуф Реза Гилани (род. 9 июня 1952) — пакистанский политический деятель. Премьер-министр Пакистана с 24 марта 2008 года по 19 июня 2012 года.

Биография

Юсуф Реза Гилани родился 9 июня 1952 года в пакистанском городе Карачи. Он происходит из влиятельного клана землевладельцев и мусульманских духовных лидеров из народа сераики. Гилани принадлежит к влиятельной шиитской семье, давшей Пакистану много политических и религиозных деятелей. Считается, что предки этого рода жили в давние времена на территории Персии. Юсуф — представитель четвертого поколения семьи, участвовавшего в работе выборных органов власти: его прадед еще в 1921 году был избран в законодательный Совет Индии. Видными политиками были и многие другие его родственники. Отец Юсуфа, Аламдар Хусейн Гилани, в 1950-х годах был министром здравоохранения в правительстве провинции Пенджаб.

Политическая карьера

Получил журналистское образование, однако вскоре после окончания учебы решил пойти по стопам отца и заняться политикой. Гилани начал политическую карьеру в 1978 году. За год до этого военные под руководством генерала Мухаммеда Зия-уль-Хака свергли премьер-министра страны Зульфикара Али Бхутто, который затем был казнён в 1979 году. В 1983 году Гилани был избран председателем окружного совета Мултана. Двумя годами позже состоялись проводившиеся на непартийной основе парламентские выборы, и Гилани был избран в Национальную ассамблею Пакистана. В федеральном правительстве Мухаммеда Хана Джунеджо Гилани с 1985 по 1988 год был министром жилищного строительства и железнодорожного сообщения.

После конфликта, возникшего между Джунеджо и Гилани, последний покинул МЛП и перешел на сторону ПНП, которой руководила дочь покойного премьера Беназир Бхутто. Вскоре после этого, в мае 1988 года, Зия-уль-Хак распустил парламент и правительство Джунеджо и назначил новые выборы, победу на которых одержала ПНП. С 1988 по 1996 год он работал в правительстве Бхутто, а во время следующего её премьерского срока с 1993 по 1996 гг. занимал пост спикера парламента. После прихода к власти Мушаррафа на Гилани началось давление властей.

Заключённый и оппозиционер

В 2001 году Гилани попал в тюрьму по обвинению в злоупотреблении служебными полномочиями во время нахождения у власти, где провел шесть лет. В тюрьме Гилани написал книгу, рассказав о своих политических взглядах. В ней говорилось о необходимости создания сильной армии, в то же время отделенной от политики. Кроме того, Гилани призывал отменить все конституционные изменения, инициированные Мушаррафом.

22 марта кандидатуру Гилани утвердили ПНП, «Пакистанская мусульманская лига» экс-премьера Наваза Шарифа, партия националистов «Движение Муттахида Кауми» из самой большой в стране провинции Синд и Народная партия светских пуштунов Северо-Западной Пограничной провинции. Их совместное заявление зачитала Фахмида Мирза — первая в истории Пакистана женщина-спикер. После того, как стало известно о его выдвижении Гилани сказал:

На этом посту у меня будет одна просьба к народу: молиться за меня, так как нам предстоит проделать огромную и очень непростую работу.

Премьер-министр

24 марта 2008 года парламент Пакистана избрал Гилани новым премьер-министром Пакистана. На голосовании в парламенте Гилани, набрав 264 голоса, обогнал сторонника действующего президента Шодри Первеза Элахи, за которого проголосовали 42 депутата. В своём первом выступлении новый премьер-министр распорядился немедленно освободить из-под стражи всех судей, помещенных под арест во время чрезвычайного положения. Вторым заявлением, сделанным Гилани стало требование международного расследования убийства экс-премьера страны Беназир Бхутто. Он в частности сказал:

Демократия была спасена ценой жизни Беназир Бхутто

Новый премьер призвал членов парламента помочь ему на посту главы правительства:

Мой предыдущий опыт работы в парламенте показал мне, что для того, чтобы в стране начало что-то меняться, парламент должен иметь главенство, конституция должна быть священна, а закон должен иметь реальную силу

Борьба с терроризмом

Спустя пять дней после вступления в должность премьер-министра страны Юсуф Гилани призвал моджахедов:

…отложить оружие в сторону для участия в политической жизни государства, переживающего кровавые последствия войны в районах совместного проживания племен Пакистана и Афганистана.

В своем обращении он подчеркнул, что только с января 2007 года в Восточном Вазиристане от рук боевиков ИДТ и «Аль-Каиды» погибло более одной тысячи мирных жителей. На следующий день лидер «Талибан» мулла Омар заявил о готовности вести диалог с властями Пакистана.

Отставка

В июне 2012 года Верховный суд Пакистана лишил Юсуфа Гилани права занимать должность премьер-министра посчитав, что Юсуф Раза Гилани незаконно занимает пост главы правительства. Это связано с отказом выполнить выданный ранее запрос суда о раскрытии счёта президента Асифа Али Зардари.

Награды

• Орден Республики (Турция, 2010)

Ссылки

• Гилани, Юсуф Реза — статья в Лентапедии. 2012 год.

Отрывок, характеризующий Гилани, Юсуф Реза

– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.