Абэ, Ютака

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ютака Абэ»)
Перейти к: навигация, поиск
Ютака Абэ
阿部豊

Фото в одной из ролей 1910-х годов
Дата рождения:

2 февраля 1895(1895-02-02)

Место рождения:

Мияги, Япония

Дата смерти:

3 января 1977(1977-01-03) (81 год)

Место смерти:

Киото, Япония

Гражданство:

Япония

Профессия:

кинорежиссёр, актёр

Карьера:

1914 - 1958

IMDb:

0007855

Ютака Абэ (яп. 阿部豊 Абэ Ютака?); 2 февраля 1895 года, префектура Мияги, Япония — 3 января 1977 года, Киото, Япония) — японский кинорежиссёр и актёр, один из пионеров японской кинематографии, начинавший свою кинокарьеру в Голливуде.





Биография

Ютака Абэ, родившийся в крестьянской семье в префектуре Мияги, вместе со своим младшим братом в 1912 году уехал в Америку посетить дядю, жившего в Лос-Анджелесе[1]. Там он поступил в актёрскую школу. Однажды, узнав, что Томас Харпер Инс ищет статистов-японцев для работы над фильмом снятом на японском материале, Ютака подал заявление и был принят на работу в киногруппу Инса в 1914 году[1]. После своего дебюта в киноленте «Гнев богов» (1914), в котором главную роль сыграл уже известный в Голливуде японец Сэссю Хаякава, он становится секретарём и помощником знаменитого соотечественника[1]. В числе первых его работ в кино была роль слуги героя Сэссю Хаякавы в популярной криминальной драме Сесила Б. ДеМилля «Обман» (1915). Для работы в Голливуде Ютака Абэ воспользуется псевдонимом Джек Аббе[1], под которым снимется в фильмах таких известных голливудских режиссёров, как Фрэнк Борзэги, Фрэнк Ллойд, Роулэнд В. Ли и др.

Вернувшись в 1925 году на родину, Абэ в поисках работы приходит на студию «Никкацу», где в тот же год дебютирует в кинорежиссуре. Среди его ранних работ наибольшую известность получили ленты, построенные на детективном сюжете: «Русалка на берегу», «Женщина, коснувшаяся ног» (оба — 1926), «Пять женщин, которые его окружают» (1927)[2]. Эти киноленты, как и многие из его ранних работ, в настоящее время считаются утерянными[3].

До и во время Второй мировой войны Абэ снял ряд националистических пропагандистских фильмов, включая «Пылающее небо» (1940) и «Стреляйте в этот флаг» (1944), но в эти же годы поставил один из самых значительных своих фильмов «Дети солнца» (1938).

С конца 1930-х годов Ютака Абэ покинув компанию «Никкацу», переходит в «Тохо», а затем в конце 1940-х в «СинТохо». В 1950-е будет снимать фильмы для кинокомпании «Дайэй», в конце своей карьеры вернётся в «Никкацу».

После войны Абэ экранизировал роман Дзюнъитиро Танидзаки «Мелкий снег» (1950), фильм, имевший успех в коммерческом прокате[3].

Ютака Абэ умер в 1977 году на восемьдесят втором году жизни от сердечной недостаточности[4].

Премии и номинации

Премия журнала «Кинэма Дзюмпо» (1927) (англ.)

[ru.wikipedia.org/w/index.php?title=7-%D0%B9_%D0%92%D0%B5%D0%BD%D0%B5%D1%86%D0%B8%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%BA%D0%B8%D0%BD%D0%BE%D1%84%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%B8%D0%B2%D0%B0%D0%BB%D1%8C&stable=0#.D0.AF.D0.BF.D0.BE.D0.BD.D0.B8.D1.8F 7-й Венецианский кинофестиваль (1939)]


Избранная фильмография

Актёрские работы в Голливуде

Режиссёрские работы в Японии

Напишите отзыв о статье "Абэ, Ютака"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Joanne Bernardi. [books.google.co.in/books?id=IPyoo6icDZIC&pg=PA316&dq=Wrath+of+the+Gods+1914&hl=en&sa=X&ei=VyZzU5DSIMW3uAS8ooHYCQ&ved=0CFwQ6AEwCQ#v=onepage&q=Wrath%20of%20the%20Gods%201914&f=false Writing in Light: The Silent Scenario and the Japanese Pure Film Movement] (англ.). Wayne State University Press. p. 316. ISBN 9780814340097.
  2. «Кинословарь» в двух томах (том 2: М-Я) / Под редакцией С. И. Юткевича. — М.: Советская энциклопедия, 1970. — С. 1033.
  3. 1 2 Jacoby, Alexander (2008). A Critical Handbook of Japanese Film Directors. Berkeley: Stone Bridge Press. p. 3. ISBN 978-1-933330-53-2(англ.)
  4. [www.imdb.com/name/nm0007855/bio?ref_=nm_ov_bio_sm IMDb-Biography  (англ.)]
  5. 1 2 [www.imdb.com/name/nm0007855/awards?ref_=nm_ql_2 IMDb-Awards  (англ.)]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Абэ, Ютака

Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.