Тирен, Юхан
Юхан Тирен | |
Johan Tirén | |
Дата рождения: | |
---|---|
Место рождения: | |
Дата смерти: |
24 августа 1911 (57 лет) |
Место смерти: | |
Гражданство: | |
Учёба: | |
Работы на Викискладе |
Юхан Тире́н (швед. Johan Tirén; 12 октября 1853, Шелевад[sv], Швеция — 24 августа 1911, Пеннингбю[sv], Швеция) — шведский художник-пейзажист.
Содержание
Биография
Родился 12 октября 1853 года в местечке Шелевад в Швеции.
Когда мальчику было семь лет, семья переехала в Увикен[sv], где отец художника был пастором. Окончил Техническую школу.
С 1877 по 1880 годы обучался в Королевской академии искусств. В 1880 году художник завоевал на конкурсе Академии золотую медаль и право получения гранта на учёбу за границей.
В 1881 году его картина «Емтландская легенда» (Jämtlandssägen) имела большой успех на ученической выставке.
В 1882—1984 годах Тирен путешествовал по Европе, учился в Германии, Италии и Франции.
В 1883 году художник вернулся в Увикен, но уже в следующем году вновь возвращается в Париж, чтобы продолжать учёбу и больше не расставаться со своей супругой Гердой, поскольку девушка после окончания Академии в 1883 году уехала учиться во Францию. В январе 1884 года они обручились и в том же году сыграли свадьбу в Париже. В конце 1884 года молодожены вернулись на родину и поселились в родном городке — месте, которому художник оставался верным на протяжении многих лет. Он писал северные сопки, сцены жизни саамского населения Швеции.
Позже семья переехала в Пеннингбю в приходе Ленна, где поселилась на ферме Тирста и прожила там почти всю жизнь. В 1894 году Тирен с семьей на короткий срок возвращался в Увикен.
Скончался 24 августа 1911 года в Пеннингбю[sv].[1]
Творчество
Среди самых известных картин художника — «После метели» («Efter snöstormen», 1885), на которой изображена саамка рядом со своим мёртвым сыном, «Охотник на лосей» («Älgskytten», 1889), а также «Отстрел оленей» («Lappar tillvaratagande skjutna renar», 1892), которая была основана на реальном факте, когда горнозаводчик Вилльям Фаруп организовал отстрел оленей, которые, по его словам, посягали на его земельные участки в Юснедале; эта работа вызвала сильный общественный резонанс.
Художник также писал акварели на бытовые и этнографические темы. Свои работы мастер экспонировал на Национальной выставке в Стокгольме в 1897 году и на Всемирной Парижской выставке в 1900 году.
Семья
- Жена — Герда Тирен (в девичестве Рюдберг; 1858—1928), шведская художница. В браке с 1884 года.
- Брат — Карл Тирен[sv], фольклорист (собиратель песен и легенд)
Галерея
- Johan Tirens naecken.jpg
Емтландская легенда
- Johan Tirén - Same med hund.jpg
Саам с собакой
- Johan Tirén-Fjällvegetation.jpg
Горная растительность
- Johan Tirén-Samepojke leker med sin hund.jpg
Саамский мальчик, играющий со своей собакой
- Johan Tirén Lappar tillvaratagande skjutna renar.jpg
Отстрел оленей
Напишите отзыв о статье "Тирен, Юхан"
Примечания
- ↑ [www.martinbergman.se/p19189b56.html Johan Tirén] (швед.)
Ссылки
- На Викискладе есть медиафайлы по теме Юхан Тирен
- [bildarkivet.jamtli.com/sok.aspx?page=1&vemnamn=Tir%C3%A9n+Johan&rader=3&Kolumner=5 Работы Юхана Тирена (1853—1911)] (швед.)
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 14 июня 2012 года. |
Отрывок, характеризующий Тирен, Юхан
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.