Юшидж, Нима
| Нима Юшидж | |
| перс. نیما یوشیج | |
 | |
| Имя при рождении: |
Али Эсфандияри (перс. علی اسفندیاری) |
|---|---|
| Псевдонимы: |
Нима |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
|
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: | |
| Жанр: | |
| Язык произведений: | |
| Дебют: |
«Сказка» («Афсане», 1921) |
Нима Юшидж (перс. نیما یوشیج псевдоним; настоящее имя — Али Эсфандияри перс. علی اسفندیاری; 12 ноября 1895, Мазандеран — 6 января 1960, Шемиран, Тегеран) — иранский поэт, литературный критик, искусствовед. Основоположник новой поэзии в Иране.
Биография
Али Эсфандияри родился 12 ноября 1895 в деревне Юш остана Мазендеран в семье Ибрахим-хана Э‘зам-ус-Салтане (мазендеранской по происхождению, но имевшей также грузинские корни). Начальное образование получил в родной деревне.
В 1907 его семья переезжает в Тегеран, где он поступает во французский коллеж Сен-Луи, в котором изучал французский язык, персидскую и арабскую литературу. Знание французского языка позволило ему познакомиться с западной литературой. В автобиографическом очерке он писал: «Знакомство с иностранным языком открыло мне новую дорогу». Поощряемый своим коллежским учителем Незамам Вафа, что он начал сочинять стихи в классическом хорасанском стиле.
В 1922 году вышла в свет его «Поэма о поблёкшем», с которой начинается новое течение в поэзии «Ше’ре ноу» (перс. شعر نو ‘новая поэзия’).
В 1923 году Нима издает свою первую романтическую поэму «Афсане», а через четыре года вышло в свет еще одно лирическое стихотворение «Семья солдат» (1927).
В 1931 году Нима начал преподавательскую деятельность в школе Хакима Низами Астара. Это был очень важный период в жизни поэта, значительно повлиявший на его мировоззрение, что видно из частично сохранившихся записей, сделанных Нима Юшиджем в 1932—1936 годах. Турадж Гочани собрал в поэтическом сборнике такие произведения поэта, как «Поэма о поблекшем», «О ночь», «Благодеяние презренных », «Лев», «Маленький источник», «Воспоминания», «Коза Мулы Хасана», «Кокетливый цветок», «Харкан», «Лиса и петух», «В память о моей родине» и др.
В 1938—1941 годах он редактировал тегеранский журнал «Музыка». Публиковался в левой прессе.
Творчество
Наиболее известными произведениями Нима Юшиджа являются:
- Поэма «Афсане» («Сказка», 1921) — романтические фантазии о деве-музе, символизирующей поэтическое вдохновенье и красоту;
- Философская поэма «Манели» (1957) — написана по мотивам народной японской сказки о рыбаке и его возлюбленной — русалке;
- «Афсане ва робаийат» («Сказки и рубаи», Тегеран, 1960).
- Серия коротких стихотворений: «Митаравад махтаб» («Льется лунный свет»), «Эй шаб» («О, ночь», 1923), «Эй адамха» («О, люди», 1941), главную роль в которых играет символика, двуплановость, призванная раскрыть сложный духовный мир современника — лирического героя Нима Юшиджа.
Он — автор книг по эстетике: «До наме» («Два письма», 1946) — теоретическое обоснование реформы в персидской поэзии, и «Арзеше эхсасат» («Значение чувств», 1956) — сборник статей о психологии художественного творчества, о закономерностях и особенностях развития современной персидской поэзии.
Поэтическое новаторство
Стихи Нима построены по принципу аруза, сочетающего на свободной ритмической основе элементы традиционных стихотворных размеров. Эта новаторская черта оказала влияние на развитие персидской поэзии. Нима Юшидж возглавил поэтическую школу «Ше’ре ноу» («Новая поэзия»).
Нначатая им поэтическая революция нашла свое продолжение в творчестве таких зрелых мастеров, как Ахмад Шамлу, Манучехр Шейбани, Исмаил Шахруди, Мехди Ахаван Салес и ряда еще молодых поэтов – Манучехра Атешки, Сиявуша Касраи, Мохаммада Захра, Ядаллаха Руъйаи, Махмуда Мушаррафа Техрани и других.
Напишите отзыв о статье "Юшидж, Нима"
Литература
- Жале Бади, Нима Юшидж, отец новой поэзии в Иране, в кн.: Проблемы теории литературы и эстетики в странах Востока, М., 1964;
- Джаннати Атаи, Нима, зендегани ва асаре у. Тегеран, 1955.
Отрывок, характеризующий Юшидж, Нима
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
