Амвросий (Юшкевич)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Юшкевич, Андрей»)
Перейти к: навигация, поиск
Архиепископ Амвросий<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Архиепископ Новгородский и Великолуцкий
29 мая 1740 — 17 мая 1745
Церковь: Православная российская церковь
Предшественник: Феофан (Прокопович)
Преемник: Стефан (Калиновский)
Епископ Вологодский и Белозерский
2 февраля 1736 — 29 мая 1740
Предшественник: Афанасий (Пауссиус-Кондоиди)
Преемник: Пимен (Савёлов)
 
Имя при рождении: Андрей Юшкевич
Рождение: ок. 1690
Смерть: 17 (28) мая 1745(1745-05-28)
Санкт-Петербург
Принятие монашества: 1725 год
Епископская хиротония: 2 февраля 1736 года

Архиепископ Амвросий (в миру Андрей Юшкевич; ок. 1690 — 17 (28) мая 1745, Санкт-Петербург) — епископ Православной российской церкви, архиепископ Новгородский и Великолуцкий, видный государственный и религиозный деятель XVIII века, в эпоху правления императрицы Елизаветы Петровны.

Так как сначала Амвросий был одним из сильнейших приверженцев правительства Анны Леопольдовны и противником принцессы Елизаветы Петровны, то когда последняя вступила на престол Российской империи, он впал в немилость императрицы, однако позднее Амвросий сумел достигнуть прощения и сделаться верным слугой российской императрицы. Помилованный императрицею Елизаветою Петровною по предъявленному ему обвинению после чистосердечного признания и раскаяния, а также подробного описания всех планов заговора её врагов, Амвросий до самой смерти пользовался милостями императрицы и большую часть времени проживал в Санкт-Петербурге.





Биография

Андрей Юшкевич родился в 1690 году в Малороссии. Начальное образование получил на территории современной Польши, а затем учился в Киево-Могилянской академии, где позднее и сам преподавал.

В 1731 году назначен игуменом Виленского Свято-Духова монастыря и на этом посту обратил на себя внимание архиепископа архиепископа Киевского, Галицкого и всея Малыя России Рафаила Заборского (1731—1747) энергичным отстаиванием прав православных в городе Вильне (ныне Вильнюсе).

10 июня 1734 года «за утеснения от Польши» был вызван в Санкт-Петербург, столицу Российской империи, и назначен настоятелем московского Симонова монастыря; 4 июня 1734 года возведён в сан архимандрита.

2 февраля 1736 года хиротонисан во епископа Вологодского и Белозерского.

Во время пребывания в Санкт-Петербурге Амвросий получил известность как красноречивый проповедник (известно его «Слово», сказанное при венчании принцессы Анны Леопольдовны с принцем Антоном Ульрихом 3 июля 1739 года, напечатанное в Петербурге на русском и латинском языках, отбиравшееся потом при воцарении Елизаветы Петровны).

29 мая 1740 года Амвросий был назначен архиепископом Новгородским и Великолуцким и на этом посту принес немало пользы духовному просвещению. Основанное митрополитом Иовом духовное училище он преобразовал в Новгородскую семинарию, поместив её при Антониевом монастыре. Учителя в семинарию были вызваны им из Киева. Всю свою богатую библиотеку Амвросий позднее завещал Новгородской семинарии — своёму любимому детищу.

Среди его трудов большую известность получило «Основательное показание разностей между греческою и римскою папскою церковью» Из сохранившихся проповедей, помимо «Проповеди на бракосочетание принцессы Анны Леопольдовны», сохранились проповеди «на день рождения Императрицы Елизаветы» (1742, СПб), а также изданные в 1742 году в городе Москве «на вшествие Императрицы Елизаветы в Москву в день коронации в день Архангела Михаила», «на мир с Швециею». Большую сторическую ценность имеет « Проповедь в день восшествия Императрицы Елизаветы на престол», где описываются многие беды, причиненные иностранцами и иноверцами Российской империи, во времена двух предыдущих её правителей.

В 1742 году, совместно с Арсением Мацеевичем, архиепископ Амвросий (Юшкевич) представил Государыне свои предложения о реформе высшего церковного управления. Авторы склонялись к управлению церковью в лице патриарха или митрополита, а не существующей синодальной форме правления, они допускали, когда-нибудь будет возможно посадить в Священный синод Русской православной церкви и пасторов. В их записке было, в частности, сказано, что если:

... трудно покажется по регламенту духовному титлы синодальной оставить, то Синод хотя и оставить, однако, дабы был, хотя по малой форме, священнослужению церкви соборной, апостольской, восточной сообразен, сиречь имеющий в себе президента и вице-президентов. A обер-прокурору и генерал-прокурору и экономии коллегии нечего здесь делать, понеже и то за нужду делается, что в Синоде мирские обер-секретари и секретари. По настоящему бы церковному порядку и тем надлежало быть духовным лицам, иеромонахом и монахом. Понеже здесь темные дела судятся и производятся, только поповстии, причетничестии, да монашестии, судятся также браки законный и незаконный, падежи совести. О таковых, что тут разбирать или смотреть обер-прокурору или иной светской персоне, не имеющей посвящения и власти вязать и решать

1 мая 1744 года Амвросий серьёзно заболел и взял месячный отпуск «для пользования от болезней», и вскоре вскоре пошёл на поправку, но в начале 1745 года, находясь в столице, снова заболел. Амвросий (Юшкевич) скончался 17 мая 1745 года и согласно его духовному завещанию был погребен в Антониевом монастыре[1].

Напишите отзыв о статье "Амвросий (Юшкевич)"

Примечания

  1. [www.pravenc.ru/text/114422.html АМВРОСИЙ]

Источники

Литература

  • Филарет, «Обзор духовной литературы» — Архив Священного Синода.
  • Д. Н. Бантыш-Каменский, «Словарь», издание 1836 г.
  • Аскоченский, «Киев», том I, страница 314.
  • «Летописи русской литературы», т. II.
  • С. М. Соловьев, «История России», т. XXII.
  • «Вологодские Епарх. Ведомости» 1867 г., № 9 и 1870 г., № 14.
  • [www.memoirs.ru/rarhtml/Savv_RA71_2.htm Савваитов И. О предике вологодского епископа Амвросия (Юшкевича) на бракосочетание принцессы Анны Леопольдовны с герцогом Антоном Ульрихом 3 июля 1739 года // Русский архив, 1871. - Вып. 2. - Стб. 193-200.]

Отрывок, характеризующий Амвросий (Юшкевич)

«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.